Александр Шакилов - Роман для вешалки
Обзор книги Александр Шакилов - Роман для вешалки
Александр Шакилов
Роман для вешалки
Книга явилась ровно в пять. Без опозданий, чётко.
Звонок прохрипел мою любимую кадриль: "Неба утреннего стяг! В жизни важен каждый шаг!" Терпеть не могу бродить по квартире в тапочках, но всё-таки — почему-то… где же?… видел недавно… где…
Нашёл пропажу под журнальным столиком и сразу же наступил на ладони: шлёп-шлёп — к двери… Давно пора купить новые лапти, а то эти уже износились и не успевают подставляться под пятки.
Да-да, давно пора…
Книгу я заказал вчера — в уютном букинисте на Пушкинской, недалеко от французской булочной и Памятника Влюблённым. Целых полчаса внимательно изучал прейскурант уценённых эротических романов, потом мне надоело, и я наугад перебил бубнящий и какой-то чересчур сонный (с бодуна что ли?) список:
— Это!
Просто так, от делать нечего дёргая зажигалку за ухо, договорился с хозяином магазинчика Григорием Ароновичем на сегодня:
— Молодой человек, когда Вам?
— Завтра. В пять, если не затруднит. Вас.
— Упаковать?
— А вот это лишнее. Не люблю рвать. Упаковку. И жалко, и мусор. Ну, вы меня понимаете.
— Да-да, конечно.
И вот, пожалуйста: книга настойчиво заставляет звонок в пятый раз уже орать "Неба утреннего…" Заставляет.
Я ухватил ключ за локоть и вправил его в крепкие челюсти замка. Дверь правой, застёгнутой в бронежилет, половиной вежливо отодвинулась в сторону: милости просим! Перепуганная книга и — слишком буйная! — квитанция о доставке ввалились в прихожую, выполненную в чёрных тонах стиля "афро" (тело к телу, аккуратно, без халтуры).
Я расписался жидкими выделениями ручки — как положено: на мускулистой спине квитанции. И бесцеремонно выгнал последнюю за дверь — вот ведь дерзкая бумажка! Не успела (не успел?) выполнить Предназначение, а пытается застолбить половое отверстие моей роскошной вешалки. Согласитесь! — в результате скрещивания вешалки и квитанции здорового функционального потомства ожидать не приходится: выгнал, бесцеремонно. Дверь, кстати, точно уловив агрессивность моего настроя, ускорила несдержанную квитанцию пинком под тощий зад.
А книга ещё ничего, вполне. В меру потрёпанная. Я боялся, что она будет слишком древняя, затасканная и совсем не вызовет определённых чувств — в процессе чтения (ну, вы меня понимаете).
Обошлось. Я пощупал её мягкую обложку, обратил внимание на слой грима, обильно размазанный вдоль форзаца, и, поинтересовавшись содержанием, убедился, что роман звучит довольно таки приятным языком, лёгким, очень русским переводом, с ненавязчивым акцентом и правильной хрипотцой, настраивающей на соответствующее восприятие текста.
Пока я бродил из комнаты в комнату, за длинные светлые волосы листая — наугад — новое приобретение, куда-то исчез один тапочек. Я нашёл его на кухне: у него жуткая одышка, он весь вспотел — определённо, пора купить новую пару. Да, я понимаю, второй лапоть ещё вполне жизнеспособен, но… Традиция такая: покупать и выбрасывать обувку парами. К тому же тапочки настолько разнашиваются и привыкают к ногам (и особенно друг к другу), что в единственном экземпляре выглядят жалко и даже не смешно.
И тут я вспомнил: ай! я же договорился без четверти шесть встретиться с Леночкой! и перекусить в типичном ресторанчике за углом! Вспомнил — и быстро оделся, приспособив к телу слегка влажные после душа джинсы и жёлтенькую футболку-китайца.
Оп! — и я в чертогах Общепита!
Жду.
Опаздывает.
Жду… …и?
Ага!
У Леночки… как бы это… э-э… — вызывающее платье: не скрывает, но виляет бёдрами. Я удивлён: она всегда очень скромно (безвкусно) одевалась, а сегодня… Платье так и норовит обнажить Леночку и шокировать посетителей и бармена — поцелуйчик!! — симпатичными прелестями. И туфельки — цок-цок-цок! — высокие и молоденькие слишком. А нижнего белья нет, совсем. Нет?!..
Нет!
Н-да…
— Привет! — Леночка элегантно падает на стул: попочкой. Стул морщится и скрипит кариесом.
Плохой стул, нервный.
— Привет.
— Я скучала. Без тебя. А ты?
— И я. Скучал. — Подзываю официанта, прошу меню.
Меню толстое, брюхастое.
Официант предлагает романтику в ассортименте и свечи с ароматом маринованного жасмина. В собственном соку и с укропом. Я отказываюсь: терпеть не могу, когда у свечки, по самые уши накачанной обезболивающим, вспыхивает причёска, пересыпанная цветочными лепестками и сельдереем.
Терпеть. Не могу.
— Не надо. Свечей не надо. Вина, пожалуйста. Вермута. И осетринки с лимончиком. Если не затруднит. Вас.
Не затруднит. Естественно. Кто бы сомневался.
Первой прискакала бутылка. Пышная, вечно пьяная. А бокалы не торопятся, загуляли. Ага, вот и тарелки с рыбкой. И вилки. Беру свою — и замечаю грязь под ногтями. Удивляюсь, размышляю: возмутится? Вилка краснеет и убегает на кухню.
Замена: н-да, у этой… у этого прибора и зубчики острее выглядят, и за талию брать удобней. И чистенькая. Свежая.
Где хрусталь?!
Ага. Ну?!
Бутылка поочерёдно отрыгивает вермут в лягушачьи улыбки бокалов. Бокалы звонко чокаются лбами за наше здоровье и, склонившись к губам, предлагают отпить.
Смакуем: а ничего винишко, недурственное.
Разговор не клеится. Всё из-за платья.
— К тебе?!.. — томно.
— Ко мне… — вздыхаю.
Портмоне расплачивается по счёту. Копейка в копейку. Я грозно сдвигаю брови: ну! Портмоне не одобряет: недовольно кривится и цедит чаевые — процент, не больше! Вот ведь жадная скотинка! За грош удавится!
Леночка улыбается, наблюдая за моим скрягой-кошельком.
Улыбается?!..
Ну и… …ладно.
А потом все мы — наша одежда, обувь и мелкие безделушки, вроде косметички — идём ко мне. Не торопимся. Разглядываем прохожих, окружённых пиджаками и пачками сигарет. За манюней-девочкой не успевают такие же крохотные бантики. Запоздалый дворник покрикивает на метлу, меланхолично сдувающую пыль с асфальта и тормознувшую у трупа-окурка…
— Прошу…
— Ты так галантен!
Лена и я вяло занимаемся любовью, и широкая двуспальная кровать под нами стонет и кряхтит. В прямом смысле слова.
— Что с тобой?!..
— Ничего.
— Ты на себя не похож. Что?.. что-то случилось?
— Нет. Порядок. Ничего.
— Расскажи! мне!
— Ничего. Порядок. Не обращай.
Субботний вечер: закат, звёзды. Я провожаю Леночку к двери.
— Мы увидимся?
— Да. Конечно.
— У тебя есть… Другая?
— Нет. Что ты. …и долго курю в темноте, складируя обугленные фильтры-лёгкие в запорошенный пеплом череп пепельницы. И кажется мне: стены и журнальный столик, и старые тапочки смотрят на меня настоящими людскими зрачками; и однажды и вещам и дому надоест моё потребительское паскудство, и они накинуться на меня, дымящего тихонько и умиротворённо, и злобненько терзающего зажигалку за лапоухость… …и…
