Алёна Дашук - Черёмух хвойный аромат
Обзор книги Алёна Дашук - Черёмух хвойный аромат
Алёна Дашук
Черёмух хвойный аромат
— Только вчера надел… — заныл я.
Истра была неумолима. Отобрав рубашку, сунула мне под нос идеально белый воротничок и победоносно изрекла:
— Неряха!
Спорить бесполезно. Женщины грязь чуют на молекулярном уровне. Во всяком случае, моя жена была такой. Или это последствия многолетней работы в лаборатории, где стерильность — что-то вроде заповеди не убий? Я грустно смотрел, как одёжка исчезла в утробе материализатора. Теперь придётся ждать, пока неразворотливые ассемблеры разложат ткань на атомы, а потом заново сконструируют рубаху в первозданном виде. Только бы дотошная Истра не заметила, что ещё и стрелки на брюках перестали напоминать остро отточенные лезвия…
— Приготовлю пока кофе, — смирился я.
— Хорошая мысль. — Истра ехидно прищурилась. — Терпеть не могу кофе из этой адской машины, — она кивнула в сторону сосредоточенно жующего рубашку материализатора.
Кофе я всегда готовил по старинке. Это была «изюминка». Даже в гости к нам напрашивались именно «на кофе». В нашем славном городишке уже давно не мололи поблёскивающие эфирными маслами зёрна в древних кофемолках. Никто, кроме меня. Мне казалось, приготовленный вручную напиток всякий раз имел чуть-чуть другие оттенки. Словно капризная барышня — то горьковатое у неё настроение, то бархатистое, ласковое, а, случалось, и кислое. Материализатор же гарантированно выдавал идеальный кофе с неизменно терпким вкусом. Скучно.
Я с наслаждением втягивал ноздрями утренний аромат. Песок, насыпанный в жаровню, уже достаточно прокалился. Кофе в джезве вздыхал и кудрявился пышной пенкой. Из релаксационного отсека доносился гул прибоя. Как и я, Истра недолюбливала дезинфекционную камеру. Какой интерес индийской коровой возлежать на кушетке, пока незримые ассемблеры наведут на твоём теле безукоризненную чистоту? Оно, конечно, быстро и эффективно, да уж больно тоскливо. То ли дело релаксашка — тут тебе и вода, и роскошные пейзажи. Разумеется, голографические, но ведь осязаемые, действующие на все пять органов чувств. Я любил плескаться в прохладном лесном озере — заря в сосновом бору или июльское полнолуние — красота! Моей энергичной жене больше по вкусу был лёгкий морской шторм. Иногда она, невзирая на почтенный возраст, принималась хулиганить — швыряла в меня из дверей релаксашки увесистыми медузами. Вылетев из зоны действия голографов, они бесследно растворялись в воздухе, но всё равно было весело. Особенно, если учесть, что этих скользких морских гадов я боялся панически. В детстве ужалила одна такая.
Итого, приходилось признать — мы, супруги Никешины — неисправимые динозавры: предпочитаем водные процедуры дезинфекционным и варим кофе в прокалённом песке.
Пока я раздумывал о преимуществах песка и воды перед нанотехнологиями, кофе у меня сбежал. Материализатор такого никогда бы не допустил. Вот вам и стенания уходящего мира…
— Ты сразу в Думу поедешь? — спросила Истра, потягивая изрядно подпорченный мной кофе.
— Сначала в лабораторию заскочу. Последние штрихи перед мировым переворотом, так сказать.
Она улыбнулась. Интересно, какой была бы эта улыбка теперь, не усердствуй в организме Истры сонмище наночастиц, не позволяющих подкрасться старости? Почему-то я не сомневался — абсолютно такой же. Вероятно, вокруг огромных карих глаз появились бы морщинки, копна каштановых волос потускнела и поредела бы, но улыбка осталась бы прежней.
— Проша волнуется. — В голосе жены я уловил тревогу. Неприязненный холодок попытался пробежать по спине, но я задавил его в зародыше. Ревновать к мэру? Глупость несусветная!
— Пусть поволнуется. Как-никак он на пороге осуществления заветной мечты.
— Его можно понять.
— Конечно. — Тут ревность всё же высунула из моей несовершенной душонки кончик носа. — Я, между прочим, тоже волнуюсь. Это и моя мечта. — Я обиженно глянул на Истру.
Она рассмеялась. Скользнула лёгкой ладонью по моей шевелюре и пошла к выходу.
— Последний раз спрашиваю, подкинуть моего взволнованного муженька до лаборатории?
— Прогуляюсь пешком, — пробурчал я, собирая со стола чашки, чтобы сунуть их в материализатор. Сегодня я отомщу — сам запрограммирую дизайн следующего сервиза. Никакого розового фарфора с пасторальными пастушками, столь любимого женой! Оранжевые чашки в белый горох, простой фаянс — как в детстве!
Магнидрайв Истры вознёсся с крыши на трассу и исчез за горизонтом. Я выключил внешний датчик. Даже не помахала, как обычно… Проша у неё волнуется, тьфу!
* * *До лаборатории было около часа ходу. Я частенько преодолевал это расстояние на своих двоих. Утренняя прогулка по цветущему городу-саду — что может быть лучше! Или не цветущему — заснеженному, позолочённому осенней дымкой, звенящему апрельским хрусталём… Всё равно!
Я шагал по переливающимся слюдяными искрами, ровным как стекло тротуарам и вслушивался в едва уловимый гул. Высоко над городом лёгкой паутиной раскинулись магнитные трассы. По ним сверкающими мушками неслись драйвы, ныряли в незримые облака магнитных полей, мягко приземлялись на многослойные паркинги, раскинувшиеся на крышах домов. Пешеходы и машины точно существовали в разных измерениях. Земля для людей. За столько лет ни одного пострадавшего в ДТП. Теперь вся страна вслед за нашим городком-испытателем перебралась на магнитрассы. Здесь магнитки отвоевали пространство у чадящих автомобилей уже давно. Но живо ещё в памяти, как авто, гонимые двигателями внутреннего сгорания, смешивались в единый воющий, зловонный конгломерат, в котором, рискуя жизнью, сновали задыхающиеся горожане. Воспоминание было не из приятных.
Я остановился и вдохнул полной грудью прозрачный хвойный воздух. Пить бы его, как родниковую воду! Малыши ассемблеры старались вовсю. Если надо, обогащали кислородом, устраняли неприятные или навязчивые запахи. Разлитые в пространстве самовоспроизводящиеся наночастицы не пропустят ни одной молекулы, отличной по составу от эталонной молекулы чистейшего воздуха.
Отчего-то вспомнилось, какой головокружительный аромат стоял весной и летом в уютных двориках моего детства — сирень, черёмуха, жасмин и липа. Хотелось плыть в этих «навязчивых» запахах, окунув в них лицо. Особенно пряный дух усиливался ночами…
Хотя, несомненно, именно он становился причиной аллергических и астматических приступов. Так что ностальгия в сторону — ассемблеры делают благое дело. Хвойный запах целебен. А что поднадоел — так брюзга и в сахарнице каплю уксуса отыщет. Я вытряхнул из головы непрошеные слайды былого и пошагал дальше.
