Клиффорд Саймак - Место смерти
Обзор книги Клиффорд Саймак - Место смерти
Клиффорд Саймак
Место смерти
Когда он свернул на подъездную аллею, она ждала на крыльце дома, и, ставя машину на место, он был уверен, что она уже знает.
Она только что вернулась из сада и держала в руках букет цветов, а на ее лице появилась чуточку грустная улыбка.
Он тщательно запер машину, положил ключи в карман пиджака и еще раз напомнил себе: «Сухо и прозаично, друг мой. Так будет лучше».
И это правда, заверил он себя. Так намного лучше, чем прежде. Так у него появляется немного времени.
Он не первый и не будет последним, и для некоторых это трудно, а для других, тех, кто смог подготовиться заранее, значительно легче. Со временем это станет таким прекрасным ритуалом, полным благородства и достоинства, что его будут даже ждать. Так — цивилизованней и благородней, чем раньше. Пройдет еще сотня лет, и, вне всякого сомнения, это станет вполне приемлемым.
А сейчас главной проблемой остается новизна, сказал он себе. Нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к такому ходу вещей, ведь в течение всей человеческой истории все происходило иначе.
Он выбрался из машины и пошел по мощеной дорожке туда, где она его поджидала. Он остановился и поцеловал ее — поцелуй получился несколько более долгим, чем обычно, и значительно более нежным. И пока он ее целовал, его окутал аромат летних цветов, которые она держала в руках, и он подумал, как уместен в данный момент запах цветов из сада, столь любимого ими обоими.
— Ты знаешь, — сказал он, и она кивнула и ответила:
— Уже какое-то время. Я поняла, что ты вернешься домой, и вышла в сад, чтобы нарвать цветов.
— Наверное, приедут дети.
— Конечно, — отозвалась она. — Не думаю, что их придется долго ждать.
Он посмотрел на часы, скорее по привычке, чем от необходимости узнать время.
— Еще есть время, — заметил он. — Достаточно для всех, чтобы добраться сюда. Надеюсь, они привезут с собой младших.
— Обязательно привезут, — сказала она. — Я собралась им позвонить, но потом сообразила, как это глупо.
Он кивнул:
— Мы принадлежим к старой школе, Флоренс. Очень трудно осознавать, что дети узнают почти одновременно с нами. К такому непросто привыкнуть.
Она похлопала его по плечу.
— Вся семья соберется вместе. Мы успеем поговорить. Это будет замечательная встреча.
— Да, конечно, — ответил он.
Он распахнул дверь дома, и она прошла внутрь.
— Какие чудесные цветы, — сказал он.
— В этом году они даже лучше, чем всегда.
— Ваза, — сказал он. — Та, что тебе подарили на прошлый день рождения. Синяя с золотом. Нужно поставить цветы в нее.
— Я подумала о ней же. Она на обеденном столе.
Она ушла за вазой, а он стоял в гостиной и думал о том, что стал частью этой комнаты, как комната стала частью его самого. Он знал здесь каждый дюйм, как она знала его. Удивительно доброе место, с которым он успел подружиться за долгие годы.
Здесь он по ночам носил на руках детей, когда они болели или у них резались зубы, и эта комната оставалась единственной во всем квартале, где горел свет. Здесь семья провела множество чудесных вечерних часов в мире и покое.
Но он помнил времена, когда мира не было во всем свете и не оставалось даже надежды на то, что он когда-нибудь наступит, когда их преследовал неизменный страх перед войной, страх, ставший таким привычным, что казался нормой жизни.
А потом страх внезапно исчез, потому что невозможно вести войну, если твой враг способен заглянуть вперед на целый день и узнать, что должно случиться. Нельзя воевать, невозможно играть в бейсбол или в любую другую игру, нельзя ограбить банк, жульничать или убивать, невозможно играть на бирже. Появилось множество вещей, которые больше нельзя было делать, и у него возникали моменты, когда это портило удовольствие: ведь сюрпризы и предчувствие чуда навсегда ушли в прошлое. Привыкнуть к новой жизни было совсем непросто, но им больше не грозила война — не только в данный момент, но и в будущем. И ты знал, что не только ты будешь в безопасности, но и твои дети, а также дети твоих детей, и их внуки, и внуки внуков. За такую уверенность ты был готов заплатить практически любую цену.
Так лучше, сказал он себе, стоя в самом центре доброй комнаты. Так намного лучше. Но иногда бывает нелегко.
Он пересек комнату и вышел на крыльцо, откуда открывался вид на сад. Флоренс права, подумал он, цветы в этом году особенно прекрасны. Он попытался вспомнить, когда они были еще лучше, но у него возникли сомнения. Быть может, той осенью, когда Джон был еще совсем маленьким, хризантемы и астры уродились особенно красивыми. Нет, так нечестно, подумал он: сейчас лето, а тогда была осень.
Нельзя сравнивать летние цветы с осенними. Или тот год, когда Мэри так долго болела — сирень тогда была особенного, темно-лилового цвета и пахла так сладко; он вспомнил, как каждый вечер приносил огромные букеты, поскольку Флоренс всегда любила сирень. Но и это сравнение получилось неудачным: сирень цвела весной.
По дорожке за забором прошла соседка, и он поздоровался с ней:
— Добрый день, миссис Абрамс.
— Добрый день, мистер Уильямс, — ответила она.
Это было их обычное приветствие, хотя иногда она останавливалась и они разговаривали о цветах. Но сегодня она не станет заводить беседу, если только он сам не проявит инициативу. Сегодня она не будет навязывать ему свое общество.
Он вспомнил, что в офисе все вели себя так же.
Когда он собирал вещи, руки у него не дрожали — во всяком случае, он старался. Он подошел к вешалке, взял шляпу, но никто с ним не заговорил, никто не пошутил из-за того, что он уходит так рано, поскольку они догадались — или знали, как и он сам. Конечно, никто не мог знать точно, поскольку в ком-то дар предвидения проявлялся сильнее, а в ком-то слабее, но даже наименее способный отставал от других не более чем на четверть часа.
Он часто сожалел о том, что не понимает, как удалось выявить эту способность, но здесь вступали в действие совершенно недоступные его пониманию факторы. Естественно, он не забыл историю и прекрасно помнил ту ночь и какое возбуждение тогда охватило всех. И еще ужас. Но одно дело знать, как все произошло и каковы причины, и совсем другое понимать механизм действия.
Это был последний козырь, отчаянный ход, крайнее средство. Нация давно подготовилась к нему, все передатчики были настроены, и никто не задавал лишних вопросов, поскольку все полагали, что они являются частью системы радаров. В такой ситуации лучше поменьше говорить.
Никто не хотел приводить передатчики в действие, во всяком случае, так говорилось в официальных объяснениях случившегося — но тогда люди были готовы на все, чтобы предотвратить очередную войну.
