Виктор Точинов - Георгиевский крест
Обзор книги Виктор Точинов - Георгиевский крест
Виктор Точинов
Георгиевский крест
(Четвертый сон Юлии Леонардовны)
— Скажи, Остин, как там, в будущем?
— Ну-у… У всех летающие машины… Обед и ужин жрем в виде таблеток… А Землей правят злые вонючие обезьяны.
Старый фильм1. По улицам ходила большая крокодила
На набережной Мойки, на тротуаре, тянущемся вдоль парапета, пятеро парней — в зеленых платках, прикрывающих нижнюю часть лица до глаз, в низко надвинутых кепках — били ногами человека в одежде православного священника. Вернее, пинали четверо, а пятый фиксировал процесс на видео, заходя с разных ракурсов. Он же время от времени бросал взгляды по сторонам: не помешает ли кто развлечению?
Никто не мешал.
Хотя зрители были… Не толпа, скорее кучка, человек семь-восемь, но к ней время от времени присоединялись новые прохожие. Держались они в благоразумном отдалении, на другом тротуаре, у домов. Трое снимали происходящее на мобильные телефоны, остальные наблюдали, изредка негромко комментировали.
Егор с неприязнью подумал, что когда-то весьма активно призывали «Не проходите мимо!» Мимо таких вот ситуаций не проходите, разумеется… Допризывались. Не проходят.
И в самом деле, ни один мимо не проходил. Кучка зевак на тротуаре росла.
Значит, нельзя проходить и ему. Камеры наблюдения натыканы всюду, особенно здесь, в центре, — мертвых зон почти нет. Но толку от всей машинерии ноль, если не знать, за кем имеет смысл наблюдать. Запись с этой камеры будут изучать придирчиво, и лучший способ угодить под колпак — вести себя не так, как все: бежать, когда другие стоят, или стоять, когда другие бегут, или шагать мимо, когда другие глазеют на расправу.
Избиение продолжалось, но стало менее зрелищным. Жертва уже не пыталась подняться на ноги. И прикрыться руками от ударов уже не пыталась…
Егор занял место среди зевак.
— Фейк, — комментировал негромкий, хорошо поставленный, прямо-таки лекторский баритон. — Постановка. Ни один поп фелонь поверх рясы не натянет. И уж тем более диаконским орарем не подпояшется… Им вообще не подпоясываются.
— Да не, натурально корчится… — возразил молодой ломающийся тенорок. — И кровищи-то, кровищи… Походу всерьез все.
— Баночника поймали да силком обрядили… — предположил женский голос, полный откровенной неприязни; неясно, правда, к кому эта неприязнь относилась — к баночнику, или к поймавшим и обрядившим его, или вообще ко всему на свете.
— Не похож, сытый на вид. И чистый… В смысле, был совсем недавно.
Егор перестал вслушиваться. Мерзко.
Удары по неподвижному окровавленному телу прекратились. Снимавшие на мобильники — двое из троих — решили, что ничего интересного уже не произойдет. И поспешили прочь, в разные стороны: один к Сенной, другой к пешеходному мостику. Оба на ходу продолжали нажимать клавиши, наверняка оперативно выкладывая ролики в Сеть. Тут кто первым успел, тот и собрал львиную долю просмотров.
Третий сам себе режиссер продолжил снимать. И не ошибся, кое-что интересное еще предстояло. Экзекуция вступила в новую фазу. В завершающую. Один из парней достал из кармана шнур, нагнулся, подсунул под голову жертвы… Скрестил концы шнура, намотал вокруг ладоней, явно прилаживаясь закончить дело. Удавить, проще говоря.
Кто-то в небольшой толпе охнул.
Кто-то отвернулся.
Кто-то сказал — повысив голос так, чтобы пятеро услышали — что полиция уже вызвана и вот-вот появится. Это он зря конечно, подумал Егор. Здесь пешеходная зона, что для полицейской машины, разумеется, не помеха. Но со стороны Сенной не подъехать, все перекопано, а пока доберутся дальним объездом, можно удавить священника, или кто он там, не торопясь, с перекурами, — и смыться по пешеходному мостику, где машина не протиснется… Место для экзекуции пятерка выбрала с умом.
Но раз полиция вызвана, за трансляцией с места событий сейчас наблюдают вживую. А потом многократно просмотрят в записи.
Парень с веревкой вызванной полиции не испугался. И потянул концы удавки в разные стороны.
Не то священник, не то ряженый баночник ожил. Мотнул головой, впился зубами в руку своего палача.
Парень заорал. Дергал рукой, голова ряженого билась о тротуар с мерзким хрустким звуком, но зубы не разжимались. Остальные бросились на помощь, лупили остервенело, уже не красуясь для камеры, не принимая киногеничные позы. Толкались, мешали друг другу. Тоже что-то орали, неразборчивое, да и крики укушенного, вопившего на порядок громче, не позволяли ничего толком расслышать.
— Вы ведете себя не толерантно, — прозвучал механический голос, лишенный интонаций.
Вроде и негромко прозвучал, но совершенно в иной тональности, — и как-то удивительно легко перекрыл саунд-трек избиения.
— Ваши действия классифицируются по статье семнадцать Федерального закона «О нахождении в общественных местах», статье сто одиннадцать часть вторая Уголовного кодекса Российской Федерации в редакции от… — продолжал тот же голос.
Голос стал громче и раздавался снизу, от Мойки, — неподалеку как раз имелась лестница, спускавшаяся к воде. Полицейский катер, решил Егор. Эти посудины с электроводометами двигаются бесшумно, скользят по воде бело-синими призраками…
Пятеро, войдя в раж, ничего не услышали. Но зрители — а набралось к тому моменту уже десятка полтора зевак — все поняли и быстро стали рассасываться.
Пошагал прочь и Егор. Сделав несколько шагов, все же бросил взгляд назад. И сбился с ноги. Над верхними ступенями спуска показалась голова крокодила, а затем и туловище, поднималась рептилия быстро. Со шкуры скатывались струйки воды, — значит, никакого катера внизу не было.
Гребенчатый… Гребенчатый, мать твою! Они же не могут, когда меньше восемнадцати градусов… Значит, теперь могут… Уже могут.
Полицейская форма крокодилу не полагалась, надпись «полиция» и личный номер красовалась прямо на брюхе, нанесенные белой краской. Да и глупо как-то рассекать вплавь реки и каналы Северной Венеции в намокшем мундире.
Надо досмотреть, решил Егор. Он никогда не видел гребенчатого в деле. Лишь слухи доходили, и самые паршивые слухи… Досмотрит. Будь что будет, начнут пасти, — значит, судьба такая. Оторвется, не впервой.
Но какая махина… Центнеров шесть, а то и все семь.
Шагала рептилия на задних лапах, однако звания прямоходящей не заслуживала — туша склонилась вперед, могучий хвост играл роль балансира. Все снаряжение гребенчатого крепилось на спине, на ремне, перетянувшем условную талию, и на двух портупеях. И оттуда, из-за спины, доносился мертвый голос динамика, перечисляющий статьи, параграфы, пункты и подпункты.
