Клиффорд Саймак - Поведай мне свои печали…
Обзор книги Клиффорд Саймак - Поведай мне свои печали…
Клиффорд Саймак
Поведай мне свои печали…
Была суббота, и дело шло к вечеру, так что я устроился на крылечке и решил как следует поддать. Бутылку я держал под рукой, настроение у меня было приподнятое и поднималось все выше, и тут на дорожке, ведущей к дому, показались двое: пришелец и его робот.
Я сразу смекнул, что это пришелец. Выглядел он в общем-то похожим на человека, но за людьми роботы по пятам не таскаются.
Будь я трезв как стеклышко, у меня, может, глаза слегка и полезли бы на лоб: с чего бы пришельцу взяться у меня на дорожке, — и я бы хоть чуточку усомнился в том, что вижу. Но трезв я не был, вернее, был уже не вполне трезв.
Так что я сказал пришельцу «Добрый вечер» и предложил присесть. А он ответил «Спасибо» и сел.
— Ты тоже садись, — обратился я к роботу и подвинулся, чтобы ему хватило места.
— Пусть стоит, — ответил пришелец. — Он не умеет сидеть. Это просто машина.
Робот лязгнул на него шестеренкой, а больше ничего не сказал.
— Глотни, — предложил я, приподнимая бутылку, но пришелец только головой помотал.
— Не смею, — ответил он. — Метаболизм не позволяет.
Это как раз из тех хитроумных слов, с какими я немного знаком. Когда работаешь в лечебнице у доктора Абеля, поневоле поднахватаешься медицинской тарабарщины.
— Какая жалость, — воскликнул я. — Не возражаешь, если я хлебну?
— Нисколько, — сказал пришелец.
Ну, я и хлебнул от души. Видно, чувствовал, что выпить надо позарез. Потом я поставил бутылку, вытер губы и спросил, нет ли чего другого, чем я могу его угостить. А то с моей стороны ужасно не гостеприимно было сидеть и лакать виски, а ему даже и не предлагать.
— Вы можете рассказать мне про этот город, — ответил пришелец. Кажется, его имя Милвилл?
— Милвилл, это точно. А что тебе надо про него знать?
— Всевозможные грустные истории, — сказал робот. Он, наконец, решил заговорить.
— Робот не ошибается, — подтвердил пришелец, устраиваясь поудобнее в позе, явно выражающей предвкушение. — Поведайте мне обо всех здешних бедах и несчастьях.
— А с чего начать? — поинтересовался я.
— Хотя бы с себя.
— С меня? У меня никогда не было никаких несчастий. Всю неделю я подметаю в лечебнице, а по субботам надираюсь в дым. За воскресенье мне надо протрезветь, чтобы с понедельника начать подметать снова. Поверь мне, мистер, — втолковывал я ему, — нет у меня несчастий. Сижу я на своем месте крепко. Свожу концы с концами…
— Но, вероятно, есть и другие…
— Что есть, то есть. Ты за всю жизнь не слышал столько жалоб, сколько нынче развелось в Милвилле. Тут у всех, кроме меня, целая прорва всяких бед. Еще бы куда ни шло, если б они не трепались про них направо и налево…
— Вот и расскажите мне, — перебил он.
Пришлось хлебнуть еще разок и рассказать ему про вдову Фрай, что живет чуть дальше по улице. Я сказал, что вся ее жизнь была сплошной мукой: муж сбежал от нее, когда сынишке едва исполнилось три годика, и она брала стирку и сдирала себе пальцы в кровь, чтобы прокормиться с ребенком, а потом, когда сыну сравнялось тринадцать или четырнадцать, не больше, он угнал машину и его отправили на два года в исправительную колонию в Глен-Лейк.
— И это все? — спросил пришелец.
— В общих чертах все, — ответил я. — Но я, конечно, упустил многие цветистые и мрачные подробности из тех, до которых так охоча вдова. Послушал бы ты, как она сама об этом рассказывает…
— А вы можете это устроить?
— Что устроить?
— Чтобы она сама мне обо всем рассказала.
— Обещать не могу, — заявил я честно. — Вдова обо мне невысокого мнения. Она со мной и говорить не захочет.
— Но я не понимаю…
— Она достойная, богобоязненная женщина, — объяснил я, — а я подлый бездельник. Да еще и пьяница.
— Она что, не любит пьяниц?
— Она полагает, что пить — грех.
Пришелец вроде как вздрогнул.
— Ясно. Видно, всюду, как присмотришься, одно и то же.
— Значит, и у вас есть такие, как вдова Фрай?
— Не совсем такие, но с такими же взглядами.
— Ну, что ж, — сказал я, приложившись еще разочек, — значит, другого выхода у нас нет. Как-нибудь продержимся….
— Вас не слишком затруднит, — осведомился пришелец, — рассказать мне еще про кого-нибудь?
— Что ты, вовсе нет, — заверил я.
И рассказал ему про Элмера Троттера, который зубами прогрыз себе дорогу в юридическую школу в Мэдисоне, не гнушаясь никаким занятием, лишь бы заработать на ученье — ведь родителей у него не было. Он закончил курс, сдал экзамен на адвокатское звание, вернулся в Милвилл и открыл собственную контору.
Я не мог передать пришельцу, как это случилось и почему, хотя про себя всегда считал, что Элмер был по горло сыт бедностью и ухватился за первый шанс зашибить деньгу. Никто, наверное, не понимал лучше его, что сделка бесчестная, он же был юрист, не что-нибудь. Однако он все равно не отступился, и его поймали.
— А что потом? — спросил пришелец, затаив дыхание. — Он был наказан?
И я рассказал ему, что Элмера лишили права на адвокатуру, а Элиза Дженкинс расторгла помолвку и вернула ему кольцо, и пришлось Элмеру стать страховым агентом и влачить самое жалкое существование. Как он только ни пыжился, чтобы вернуть себе адвокатскую практику, да ни шиша у него больше не вышло.
— Ты все записал? — спросил пришелец у робота.
— Все записано, — отвечал робот.
— Какие потрясающие нюансы! — воскликнул пришелец. — Какая жестокая, всеподавляющая реальность!..
Я не мог взять в толк, о чем это он, ну и попросту еще выпил.
А потом продолжал, не дожидаясь новых просьб, и рассказал про Аманду Робинсон и ее несчастливую любовь и про то, как она стала самой благонравной и унылой из милвиллских старых дев. И про Эбнера Джонса и его бесконечные неудачи: он никак не желал расстаться с убеждением, что родился великим изобретателем, и семья у него жила впроголодь и в рванье, а он только и знал, что изобретать…
— Какая скорбь! — воскликнул пришелец. — Какая замечательная планета!..
— Лучше бы вы закруглялись, — предупредил его робот. — Вам же известно, что будет дальше…
— Ну, еще одну, — взмолился пришелец. — Я ни в одном глазу. Одну самую-самую последнюю…
— Послушай, — сказал я ему. — Я не против рассказывать тебе байки, раз тебе этого хочется. Но, может, ты сначала расскажешь хоть немножко о себе. Я понимаю так, что ты пришелец…
— Разумеется, — ответил пришелец.
— И ты прилетел к нам в космическом корабле?
— Ну, не то чтобы в корабле…
— Но, если ты пришелец, отчего ты говоришь по-нашему так гладко?
