Вадим Дарищев - Плот
Обзор книги Вадим Дарищев - Плот
Дарищев Вадим
Плот
Вадим Дарищев
ПЛОТ
Солти с громким лаем гнал оленя прямо на Джойса. Лесной красавец обезумел от страха и несся напролом, с треском ломая ветки и оставляя на острых сучьях клочья коричневой шерсти. Джойс уже ясно видел налитые кровью глаза и отчетливо слышал тяжелое хриплое дыхание. Олень быстро приближался. Охотник передвинул предохранитель и поднял свой "бреме". Солти, бежавший вплотную к зверю, уловив этот момент, упал, поджав под себя лапы, и даже зажмурился. Хлестнул выстрел. Олень, подбитый на лету, споткнулся, тяжело перевернулся через голову и больше не пошевелился.
Тут же появился Солти и, поджидая хозяина, стал деловито обнюхивать тушу. Джойс выбрался из своей засады и, закинув за спину ружье, пошел к уже проявляющему нетерпение Солти. Потрепал его положительно за ухо и, достав из-за голенища мехового сапога широкий нож, отрезал у поверженного оленя губы - любимое лакомство Солти, на которое он всегда претендовал. Потом некоторое время с улыбкой смотрел на пса.
- Ну как, Солти?
Пес уже все съел и, облизываясь, смотрел на хозяина.
- Хорошо поработал, вкусно поел! Да? Ну пойдем домой.
И, взвалив на плечо двухсотфунтового оленя, Джойс двинулся вперед широкими шагами.
За два часа удачливые охотники одолели три мили, отделявшие их от маленького заброшенного форта. Уже начало смеркаться, когда Джойс окончил свежевать оленя и растянул для просушки шкуру. Часть мяса он взял, чтобы пожарить, а остальное'засолил. Приближалась длинная и холодная в этих местах зима, и следовало подумать о пропитании впрок.
Приветливо потрескивал в печи огонь. Солти спал возле порога и во сне подергивал ухом. Джойс сидел за прочным дубовым столом и занимался тем, что перелистывал толстые старые книги - испанские, греческие, арабские. Джойс конечно не знал этих языков, но всегда с удовольствием листал пожелтевшие страницы. Ему нравились яркие картинки, большие заглавные буквы и просто лаконичная строгость знаков. Книги даже пахли по-разному, а иногда по вечерам Джойсу казалось, что он слышит звуки, издаваемые этими книгами. Звуки, которые они впитали, живя у прежних своих хозяев. Это были звон посуды на кухне, звучание мандолины, детские голоса. Джойса путал незнакомый шум.
Он убирал книги в сундук и ложился спать.
И так день за днем в трудах и заботах о хлебе насущном.
Сколько Джойс жил в заброшенном форте, он уже и сам не помнил. Когда-то он бежал от людей, двигался днем и ночью, чтобы уйти от погони, от мести тех, чьи законы он нарушил. Совсем обессилевший, с пулей под лопаткой, Джойс встретил в лесу облезлого долговязого щенка. И когда встал вопрос, кого умертвить, чтобы самому не умереть с голоду- несовершенного звереныша или встретившегося на пути старика-отшельника, Джойс не колебался долго. Собака - это единственный друг и помощник, который его устраивал.
Солти, имевший в родителях дворняг, перемешавшихся с волками, был необычайно силен, подвижен и, когда дело доходило до драки, незамедлительно пускал в ход свои клыки - острые как бритва и не знающие пощады. Он никогда не смущался численным перевесом противника, и вскоре у них с Джойсом был свой собственный охотничий участок, границы которого уважали и дикие кошки, и медведи, и полярные волки.
Без собаки Джойс ходил только на свою охоту. Это начиналось в конце лета, когда Нейдахо теряла свою могучую силу и переставала реветь на порогах. Река мелела, становилась безопаснее, и появлялись смельчаки, спускавшиеся вниз по течению на плотах и больших лодках. Как правило, это были люди отчаявшиеся, разоренные, бегущие от нужды и долгов. Они продавали свои нехитрые пожитки, наскребали несколько золотых, покупали, а чаще крали лодку и отправлялись в неизвестное. Они все были одинаковыми. Они все вели себя одинаково. И поэтому Джойс хорошо изучил их повадки за много лет. Он выжидал солнечного, ясного утра и отправлялся к реке. Приходил безошибочно. Суеверные беглецы решались идти через пороги только при солнечном свете.
В точно рассчитанном месте, где река делала перед порогами последний спокойный поворот и втискивалась в ущелье, охотник делал засаду. Так же тщательно, как и на зверя. На высоте двадцати двух ярдов в каменной ложбине, между корней корявой анзейской сосны, Джойс был безнаказан.
Когда перед путешественниками внезапно открывалась вся величественная красота ущелья и белые буруны порогов, обессиленные люди цепенели и не двигались, как завороженные. Этого минутного замешательства Джойсу хватало, чтобы навести свой "бреме" на голову рулевого и выстрелить. Неуправляемая, госудина подхватывалась течением и устремлялась на самый страшный камень порога, за которым начинали свои дьявольские пляски гибельные водово^ роты. Но в самый последний момент лодку с перепуганной до смерти командой перехватывала быстрая струя, которая, двигаясь вопреки всем законам, выбрасывала свою ношу на небольшую косу, усыпанную речной галькой.
С одной стороны была река, с другой неприступная отвесная стена, на которой появлялся, как ангел смерти, Джойс и расстреливал оставшихся в живьвс. Затем он спускался по одному ему только ведомой тропе и забирал все, что могло его интересовать: патроны, порох, золото, книги и какие-нибудь яркие тряпки. Остальную поклажу сваливал обратно в лодку. Туда же и трупы. Отталкивал лодку длинным шестом, и она, разогнавшись по течению, благополучно разлеталась вдребезги на следующем пороге.
...Все происходило как обычно. На сплошной водной глади, прямо по слепящей солнечной дорожке двигался небольшой плот с поставленным на нем шалашом. На руле сидел худой, давно не брившийся человек. Он слезящимися глазами напряженно вглядывался вперед, стараясь угадать, что там, за очередным поворотом. Больше снаружи никого не было.
- Неохота, небось, помирать при таком-то солнышке, бродяга! усмехаясь, проворчал себе под нос Джойс, глядя в подзорную трубу на рулевого, тоскливо озирающегося по сторонам. Затем он отложил трубу и с удивлением посмотрел на небо. Солнечного дня как не бывало, была серая осенняя мгла и сгущавшиеся тучи, из которых сначала редко, а потом все сильнее стала сыпать снежная крупа:
"Вот наваждение. Господи",- подумал Джойс и тут же хватился плота. Поднес к глазам трубу- сплошная мутная пелена. И в это время неожиданно, сквозь мелкую барабанную дробь града, послышался тихий: скрип весла. Джойс перегнулся и обнаружил плот совсем рядом, под скалой. Моментально передернул затвор и прицелился.
"Бреме" повел своей мертвой пустой глазницей и замер.
Но неожиданно Джойс встретился взглядом с человеком, в которого собирался стрелять. Рулевой уставил зрачки в лицо своей смерти и не двигался с места. Раздался выстрел. Пуля в бессильной ярости сорвала с неотесанного плота кусок коры и, злобно шипя, ушла в глубину реки. Джойс чертыхнулся и побежал к заветной косе. Он никогда не промахивался, тем более с такого расстояния, а тут... "Ну, ничего. Сейчас все будет исправлено!"
