Сергей Кусков - Модулятор настроения
Обзор книги Сергей Кусков - Модулятор настроения
Сергей Юрьевич Кусков
Модулятор настроения
Матрешка – матрица небольшой размерности
Из жаргона студентов-математиковКондуктор предупредительно распахнул дверь. Аврон, выходя, подал ему деньги за проезд, к которым добавил немного мелочи – на какао. На всякий случай: извозчикам обычно дают, вдруг здесь это тоже принято…
Паровые омнибусы ходили по улицам уже третий год, но Аврон ехал на нем впервые. Если б не ливень, он, как всегда, пошел бы пешком.
Аврон отошел на пару шагов и раскрыл зонт. У него за спиной омнибус пыхнул паром и, грохоча колесами по мостовой, двинулся дальше. Обернувшись, Аврон в открытую дверь машинного отделения увидел полуголого кочегара. Тот, обливаясь потом, качал мех, раздувая пламя в топке.
За несколько минут, пока Аврон шел до дома Учителя Торхеса, его башмаки промокли насквозь. Остановившись у калитки, он подергал конец проволоки, уходящей к дому в глубине сада. Колокольчика за шумом дождя он не услышал, но был уверен, что старая добрая механика не подведет. В отличие от новомодных электрических звонков, которые в дождь постоянно отказывали.
Скрипнула щеколда – ее тоже отодвинула проволока, – и на крыльце показался Терциус, слуга Учителя.
– Входите! – он помахал рукой. Аврон вошел, задвинул за собой щеколду и поспешил к дому.
Учитель встретил Аврона в передней.
– Надевай шлепанцы и проходи скорей к камину, – сказал он в ответ на его приветствие. – Терциус, посуши обувь.
Слуга молча забрал мокрые башмаки Аврона и ушел.
– А где Элиас? – спросил Торхес.
– Не знаю, – почти честно ответил Аврон. Он действительно не знал, дома ли еще Элиас или уже добрался до игорного заведения.
– Он, наверное, сказал, – продолжал Учитель, – что прогуливаться по саду и предаваться рассуждениям в такую погоду может только идиот.
– Не знаю, Учитель, – сказал Аврон, краснея: именно это говорил Элиас, когда предлагал по случаю дождя не ходить к Торхесу, а пойти поиграть в кости.
– Разумеется, он прав, – сказал Учитель, – да я и не собирался. Но ты проходи. Садись вот тут, ближе к огню.
Они вошли в гостиную. Учитель подвинул к камину кресло, сам сел в другое и позвонил в колокольчик.
– Марсина, – сказал он явившейся на звонок служанке, – принеси второй стаканчик и… наверное, еще лимона. Так вот, мой юный друг, – это уже Аврону, – наш Элиас, несомненно, прав, и прогуливаться под дождем, рассуждая о природе вещей, конечно, не стоит. К тому же холодает. Ты не замерз, пока дошел?
– Немного. Я доехал на паробусе.
Торхес поморщился: ему не нравилось это новоизобретенное слово; хотя он и понимал, что отличать механический экипаж от конного как-то надо, а произносить "паровой омнибус" – недопустимая трата времени при нынешнем безумном темпе жизни.
– А рассуждать о числах Элиас, похоже, не любит, – продолжал Торхес.
Похоже, подумал Аврон. К разговорам о природе вещей или о делах минувших дней Элиас относился терпимо, а вот цифирь не любил. Не воспринимал он эту премудрость. Три недели назад Учитель в очередной беседе поведал им о дробях. Они успели отойти от его дома едва ли на пару сотен шагов – Элиас уже перешел на крик:
– Да у него просто ум за разум зашел! Ну, поделю я на двоих три яблока – допустим, будет полтора. Хорошо, сложу обратно – получится три; две половинки яблока съесть – все равно, что целое. А если три гвоздя?!
– Будет полтора гвоздя у каждого, – спокойно сказал Аврон.
– А вот тебе! – Элиас сунул ему под нос кукиш. – Будет один гвоздь и железяка, которую только в переплавку! И сколько ни складывай обратно – три гвоздя не получишь! В корень надо смотреть, а не цифрами крутить!
Хотя это и было явное неуважение к Учителю, Аврон тогда промолчал, чтобы не заводить Элиаса еще сильнее. И сегодня эта привычка Учителя – разговаривать о числах под крышей, а обо всем остальном в саду – стала одной из причин, по которой Элиас не пошел на урок. Не единственной, конечно – он вообще предпочитал учебе игру.
– Но я сейчас не собираюсь говорить ни о вещах, ни о числах. Сегодня я познакомлю тебя с одной старинной рукописью и… Марсина, поставь сюда.
Служанка поставила небольшой стаканчик и тарелку с кружками лимона на низкий столик, где уже стояли еще один стаканчик и графин с красной жидкостью. Аврон с любопытством смотрел на все это и не заметил, когда в руках Учителя появился свиток пергамента.
– Вот, что ты скажешь об этом?
Аврон с благоговением взял пергамент.
– Тянские иероглифы! Третья династия…
– Вторая, – уточнил Учитель, – но самый конец.
– Какая древность! Разве пергамент хранится столько времени?
– В подходящих условиях. В библиотеке Универсиума они созданы. Ну, прочитаешь?
– Попробую, – Аврон вгляделся в тонкие, чуть небрежные значки. – Это какой-то рецепт, поваренный или лекарственный… Сахар растворить в воде… хлебные дрожжи… Учитель, но ведь будет отвратительный запах!
– Конечно. Но это только начало, читай дальше.
– Две-три недели… с березовым углем… Наверное, это все-таки лекарство.
– Ну, не совсем. Я назвал его модулятором настроения. Когда мне грустно и я пью его, моя грусть становится сильнее и в то же время возвышенней. А когда я радуюсь, он делает мою радость более… непосредственной, что ли. Мне иной раз даже бывает потом немного стыдно, – Торхес покосился в сторону двери, за которой скрылась Марсина. – Кроме того, он согревает замерзших. Впрочем, ты сам попробуешь.
Торхес взял со стола графин и налил сначала в стаканчик, принесенный Марсиной, примерно на четверть, а потом до половины во второй, на дне которого виднелся красный поясок – похоже, из него уже пили.
– Учитель, я совсем не замерз! Да я уже согрелся!
– Ничего, все равно попробуй. Только осторожно, вкус очень своеобразный.
Учитель взял свой стаканчик и выпил почти всё; тогда и Аврон решительно хлебнул из своего…
Сквозь собственный кашель он услышал:
– Закусывай, закусывай!
Сквозь слезы на глазах увидел перед собой тарелку, схватил с нее кружок лимона и сунул в рот.
– Ну, как? Чувствуешь ли ты, как усиливается твое настроение? – спрашивал его учитель.
– Не знаю, – ответил Аврон, когда смог отдышаться.
– Тогда повторим, – Торхес налил еще. – И не забывай закусывать.
Повторили. В груди Аврона разлилось тепло, и только сейчас он понял, что действительно замерз, пока добирался сюда. Боясь пропустить свою остановку, он сел в паробусе у самого выхода, откуда дуло холодом всякий раз, когда кондуктор открывал дверь. К тому же задние места, ближе к топке, все были заняты.
