Юрий Тупицын - Дальняя дорога
Обзор книги Юрий Тупицын - Дальняя дорога
Юрий Тупицын
Дальняя дорога
Дальняя дорога
Часть первая. ПЕРЕД ДАЛЬНЕЙ ДОРОГОЙ
Глава 1
Моря отсюда не было видно, но береговая линия прослеживалась по гигантским иглам жилых зданий трехкилометровой высоты, которые как часовые стояли возле моря. Они уходили ввысь, становясь все тоньше, нежнее, бестелеснее, пока наконец не таяли совершенно в туманной голубизне жаркого осеннего дня. И каждая такая игла — город со своими коммуникациями, снабжением, очагами культуры и отдыха.
Лорка окинул взглядом туманный горизонт, где море незаметно сливалось с чуть заоблаченным небом. Города! Сколько домыслов, фантазий и прогнозов существовало на этот счет в прошлом. Города и отрицали и прославляли; делали из них и мрачные трущобы — каменные джунгли, изолированные от окружающего мира, и роскошные города-дворцы, уставленные тяжкими приземистыми зданиями прошлого, и города-парки, право же, мало чем отличавшиеся от тогдашних сел и деревень. Действительность, как и всегда, оказалась многограннее, неисчерпаемее и в то же время утилитарнее домыслов. Всему нашлось место. Вереницы городов-игл вдоль благодатных морских побережий, которые давали человеку максимум удобств для пользования дарами своего отца-прародителя — океана. Города-чаши на севере с круглыми террасами постепенно снижающихся улиц и озером посредине; такие города при необходимости было легко прикрыть прозрачным куполом и избавить от бурь, пурги и лютых морозов. Города-пирамиды в тропиках, которые своими верхними жилыми поясами уходили от душного зноя низин в свежую, здоровую небесную прохладу. Города-музеи, законсервировавшие лучшие творения гениальных зодчих прошлого. И многочисленные городки-дачи вокруг этих гигантов и сверхгигантов.
Федор достал большой белый платок, вытер лицо, шею и неторопливо начал спускаться вниз, к зеленым садам и разноцветным домикам. Собственно, не к садам, а к саду, который был ему нужен и который выделялся среди других, — за ним не просто ухаживали, его, это было видно с первого взгляда, холили и лелеяли.
Сад. Настоящий, щедрый, бесшабашный южный сад. Виноград, персиковые и сливовые деревья, яблони, смоковницы, айва. И всюду среди зелени тяжелые, ароматные, вот-вот готовые сорваться с ветки на землю и брызнуть спелым соком кисти и плоды. Но почему-то Лорку куда больше поразило красочное, мягкое, задумчивое многообразие роз.
Каких только роз не было в этом знойном, пряном саду! Розы-гиганты, тяжко клонившиеся к земле в гордом и грустном одиночестве, и мини-розочки, сплошным покровом, похожим на сказочный пестрый снег, одевавшие кусты. Пышные корзины, терявшие лепестки при малейшем дуновении ветерка; тугие початки, лишь слегка развернувшиеся на самом кончике; кудрявые головки, будто прошедшие через ловкие руки опытного парикмахера; немудрящие простенькие цветочки, доверчиво глядящие на мир желтыми глазами, опушенными веером розовых ресниц-лепестков; и розы, просто розы, которые и не хотелось сравнивать ни с чем другим. И бездна оттенков! Розы белые, чайные, лазоревые, алые, лиловые, огненно-красные, пурпурные и даже черные. Глаза и тянулись к этому многоцветью, и уставали от него, а все эти оттенки подсознательно и прочно связывались со свежим тонким ароматом, который ощутимо холодил неподвижный жаркий воздух.
Среди этого розового великолепия Лорка и увидел того, кто был ему нужен, — дочерна загорелого, атлетически сложенного человека. То был Ревский, в прошлом один из самых известных космонавтов-гиперсветовиков, а ныне член Верховного Совета Земли. Лорка не заметил его сразу потому, что Ревский сидел на корточках, а его белая курчавая голова терялась среди цветов, сливаясь с ними. Разогнувшись, Ревский медленно двинулся вдоль линии кустов. Он то и дело наклонялся, что-то ощипывал, подрезал, обирал руками сонные увядающие лепестки. Движения его рук были плавны, замедленны, будто он гипнотизировал своих красочных подопечных. Лорка подождал, не заметит ли его Ревский, но для того, видно, сейчас никого и ничего не существовало, кроме роз. Тогда Федор негромко сказал:
© Ю.Г.Тупицын, 1979
— Здравствуй, Теодорыч.
Ревский поднял голову, поискал глазами, кто его зовет, и наконец с улыбкой распрямился.
— Здравствуй! Пожаловал все-таки?
— Да нет, — серьезно возразил Лорка, — так и сижу у себя в Норде.
Ревский засмеялся, но глаза у него были невеселыми, и Лорка машинально отметил это.
Вытираясь полотенцем, висевшим у него на поясе, Ревский предложил:
— Фруктов принести? Прямо с дерева, с куста. С солнцем, с воздухом!
— С пылью и микробами?
— Какие там микробы! Я ем, и ничего. Но для тебя простерилизую, хотя это уже явно не то, — хмуро сказал Ревский, окидывая взором сад. — Выбирай, что тебе по вкусу.
— Неси винограда!
Лорка засмеялся — так не вязалась хмурость Ревского с этим солнечным садом.
— Одного винограда?
— А ты разве не знаешь, что я однолюб?
Ревский внимательно взглянул на него, повернулся и пошел к винограднику, а Лорка присел в тени. Под деревом стоял столик, врытый прямо в землю, три табурета, сделанные нарочито грубо из полированного дерева, и качалка, которую Ревский считал удобнейшей в мире, видимо, потому, что, как и всю остальную садовую мебель, смастерил своими руками. По столику ползали крупные муравьи. Лорка брезгливо поморщился, отодвинулся со своим табуретом подальше и посмотрел вверх. Дерево было таким густым, что совсем не пропускало солнечных лучей. По его нижним ветвям вилось несколько виноградных лоз. Черно-сизая, плотно сбитая кисть винограда висела прямо над головой Лорки. Приподнимись, рви и ешь, захлебываясь сладким терпковатым соком. Может быть, приподняться? Но в этот момент откуда-то, может быть, прямо с этой кисти, на колени Лорки упал жук. Лорка стряхнул его мгновенным инстинктивным движением руки, покосился вверх и вздохнул.
Ревский явился свежеумытый, в легкой белой рубашке с открытым воротом, в руках он нес большое блюдо, прикрытое скатертью.
— У тебя тут настоящий энтомологический заповедник, — сказал Лорка ворчливо, глядя не на Ревского, а на какое-то существо, летевшее бесшумно и плавно.
— Это божья коровка, Федор, — сказал Ревский, проследив за его взглядом, — полезнейший хищник. Уничтожает тлей, с которыми даже мы, люди двадцать третьего века, ничего не можем поделать. Держи.
Лорка покорно взял из его рук тяжелое блюдо. Ревский ловко накрыл стол скатертью («Вместе с муравьями», — отметил Лорка), поставил на нее блюдо, полное винограда всех цветов и оттенков, и непонятно откуда, будто фокусник, достал графин с темным напитком.
