Роберт Шекли - День, когда пришли инопланетяне
Обзор книги Роберт Шекли - День, когда пришли инопланетяне
Роберт Шекли
День, когда пришли инопланетяне
Однажды ко мне пришел некто. Он был не совсем похож на человека, хотя имел две ноги. Лицо у него было какое-то странное, словно его расплавили в печи, а потом быстро заморозили. Позднее я узнал, что подобное выражение лица характерно для группы инопланетян, называющих себя синестерианами, и что они считают его весьма привлекательным. Они называют его «расплавленная внешность» и даже оценивают на конкурсах красоты.
— Мне сказали, что вы писатель, — заявил он. Я подтвердил, что это так. Мне скрывать нечего.
— Выходит, мне повезло, — обрадовался посетитель. — Я покупаю разные истории и рассказы.
— А я их пишу.
— Есть у вас что-нибудь на продажу? Он шел прямо к цели. Я решил отвечать столь же откровенно.
— Да, есть.
— Прекрасно. Весьма рад. Этот город кажется мне каким-то странным. Да и планета тоже, если подумать. Но город особенно. Непривычные обычаи и все такое. Едва приехав сюда, я сразу сказал себе: «Путешествовать, конечно, очень приятно, но где мне отыскать того, кто продаст мне рассказы?»
— Это проблема, — признал я.
— Ладно, перейдем к делу, потому что работы будет много. Для начала я хотел бы получить небольшую повесть на десять тысяч слов.
— Считайте, что она у вас уже есть. Когда она нужна?
— К концу этой недели.
— Сколько вы намерены за нее заплатить?
— Я заплачу тысячу долларов за повесть в десять тысяч слов Мне сказали, что это стандартная оплата труда писателя в данной части Земли. Ведь это Земля, верно?
— Да, Земля, и я согласен на ваши условия. Скажите лишь, на какую тему мне нужно писать.
— Тему я оставляю на ваше усмотрение. В конце концов, вы ведь писатель.
— Разумеется. Так вам все равно, о чем будет повесть?
— Совершенно все равно. Я ведь не собираюсь ее читать.
— Разумно, — заметил я. — Зачем вам лишние заботы? Я решил не расспрашивать его дальше, предположив, что кто-нибудь когда-нибудь мою повесть все же прочитает. С написанным это рано или поздно случается.
— Какие права вы покупаете? — спросил я, потому что в подобных вопросах важно соблюдать профессиональный подход.
— На первую и вторую синестерианскую публикации. И, разумеется, сохраню за собой права на экранизацию, но заплачу вам пятьдесят процентов от суммы сделки, если смогу продать на Синестерии права на съемку фильма.
— Насколько это вероятно?
— Трудно сказать. Пока что Земля считается у нас новой литературной территорией.
— В таком случае я хотел бы увеличить свою долю до шестидесяти процентов.
— Не стану спорить, — согласился он. — На сей раз. Не исключено, что позднее я поставлю более жесткие условия. Кто знает, как я поведу себя в следующий раз? Пока что для меня ваша планета — целый новый площадь.
Я не стал его поправлять. Пусть инопланетянин слегка оговорился, но это вовсе не значило, что он невежда.
Написав за неделю повесть, я принес ее в офис синестерианина, разместившийся в старом здании «Метро-Голдвин-Майер» на Бродвее. Я протянул ему распечатку, он предложил сесть и принялся читать.
— Очень неплохо, — сказал он через некоторое время. — Мне очень понравилось.
— Вот и прекрасно, — отозвался я.
— Но мне хочется, чтобы вы кое-что переделали.
— Вот как? А что конкретно вы имеете в виду?
— Ну… там у вас есть героиня по имени Элис.
— Верно, Элис, — поддакнул я, хотя и не помнил, что в повести упоминалась какая-то Элис. Быть может, он имеет в виду Эльзас, провинцию во Франции? Я решил не уточнять. Какой смысл выставлять себя дураком, обсуждая собственную писанину?
— Так вот, эта Элис… она размером с небольшую страну, верно?
Черт, он и в самом деле говорит про Эльзас, а я уже упустил момент, когда мог его поправить.
— Да, правильно. Размером с небольшую страну.
— Тогда почему бы вам не написать о том, как Элис влюбляется в другую страну — побольше размером и в форме кренделя?
— В форме чего?
— Кренделя, — повторил он. — Этот образ часто используется в популярной синестерианской литературе. Синестерианам приятно о таком читать.
— В самом деле?
— Да, — подтвердил он. — Синестерианам нравится представлять существ в форме кренделя. Если вы вставите подобное обстоятельство в повесть, она станет более образной.
— Образной, — машинально повторил я.
— Вот именно. Потому что нам не следует забывать о возможной экранизации.
— Да, разумеется, — подтвердил я, вспомнив, что мне причитается шестьдесят процентов.
— Далее, раз уж мы заговорили об экранизации, мне кажется, что действие должно происходить в другое время суток.
Я попытался вспомнить, в какое время суток развиваются события в Моей повести. Кажется, время суток вообще не упоминалось, о чем я и сказал заказчику.
— Верно, вы не упоминали какое-либо конкретное время, но подразумевали сумерки. Меня убедила в этом некая расплывчатость употребленных вами слов и образов.
— Да, конечно, — подтвердил я. — Сумеречное настроение.
— Получается неплохое заглавие, — заметил он.
— Да, — отозвался я, сразу возненавидев эти два слова.
— «Сумеречное настроение», — медленно произнес инопланетянин, словно пробуя слова на вкус. — Да, повесть можно назвать именно так, но переписать ее, как мне кажется, следует в «дневном настроении». Ради иронии.
— Да, я вас понял.
— Тогда почему бы вам еще разок не прогнать текст через компьютер, а потом вернуть мне?
Когда я возвратился домой, Римб с хмурым видом мыла тарелки. Тут я должен упомянуть, что Римб — средних размеров блондинка, а постоянная встревоженность ее взгляда характерна для инопланетян из секты «божественников». Из соседней комнаты доносились странные звуки. Когда я вопросительно взглянул на Римб, она лишь указала глазами на дверь и пожала плечами. Войдя в комнату, я увидел там двоих незнакомцев, молча вернулся на кухню и спросил у Римб:
— Кто они такие?
— Сказали, что Байерсоны.
— Инопланетяне? Она кивнула:
— Да, но не такие, как я. Для меня они такие же инопланетяне, как и для тебя.
В тот день до меня окончательно дошло, что инопланетяне могут быть чужаками и друг для друга.
— Почему они к нам заявились?
— Они не сказали, — ответила Римб.
Я вернулся в комнату. Мистер Байерсон, росточком около метра и с оранжевыми волосами, сидел в моем кресле и читал вечернюю газету. Миссис Байерсон, такая же низенькая и оранжевая, вязала нечто оранжево-зеленое. Едва я появился в комнате, Байерсон проворно освободил для меня кресло.
