Роберт Хайнлайн - Все вы, зомби
Обзор книги Роберт Хайнлайн - Все вы, зомби
Роберт Хайнлайн
Все вы, зомби
(Уроборос)
22:17 — Пятая временная зона (ВОСТ.) — 7 ноября 1970 — Нью-Йорк — «У Папаши». Когда я протирал очередную рюмку, вошёл Мать-Одиночка. Я засёк время — 22:17, Пятая временная зона, восточное время, седьмое ноября, тысяча девятьсот семидесятый год. Темпоральные агенты всегда обращают внимание на время и дату — это наша обязанность.
Мать-Одиночка был двадцатипятилетним парнем ростом не выше меня, обладал не слишком мужественными чертами лица и взрывоопасным характером. Внешность его мне никогда не нравилась, но именно его мне предстояло завербовать. Это был мой парнишка. Я подарил ему лучшую барменскую улыбку.
Может быть, я излишне пристрастен? Не знаю. Но прозвище относилось не ко внешности — просто всякий раз, когда какой-нибудь излишне любопытный тип спрашивал о роде его занятий, он получал ответ: «Я — мать-одиночка». Если Мать-Одиночка был настроен не очень кровожадно, то добавлял: «…четыре цента за слово. Я пишу душещипательные признания читательниц».
Если же Мать-Одиночка пребывал в скверном расположении духа, он ждал, чтобы собеседник позволил себе какую-нибудь шутку на этот счёт. Дрался он страшно — так дерутся разве только женщины-полицейские, был мастером ближнего бокса. Это, между прочим, одна из многих причин, по которым он и требовался мне.
Он был под мухой, и выражение его лица говорило, что Мать-Одиночка сейчас презирает людей больше обычного. Я молча налил ему двойную порцию «Старого белья» и поставил рядом бутылку. Он выпил и налил по новой.
Я протёр стойку.
— Ну как, по-прежнему выгодно быть матерью-одиночкой?
Пальцы Матери-Одиночки стиснули стакан — казалось, он сейчас бросит им в меня. Я опустил руку под стойку, нащупывая дубинку. При темпоральной манипуляции стараешься учесть всё, но при таком количестве факторов зря рисковать не стоит.
Он едва заметно расслабился, точнее, едва заметно — для не прошедших спецподготовку на курсах Темпорального Бюро.
— Не злись. Я всего лишь спросил, как бизнес. Если не нравится, считай, что я спросил о погоде.
Он кисло посмотрел на меня.
— Бизнес в порядке. Я строчу, они публикуют, я ем.
Я налил и себе, наклонился к нему через стойку.
— Между нами говоря, ты неплохо сочиняешь — я читал эти «признания». Тебе просто здорово удаётся понять женскую точку зрения.
Это был риск — он никогда не называл своих псевдонимов. Но он достаточно завёлся, чтобы услышать только конец фразы.
— «Женская точка зрения!» — фыркнул он. — Да, кто-кто, а уж я её знаю! Кому как не мне знать…
— Да?.. — с некоторым сомнением спросил я. — Сёстры?..
— Нет. И если я расскажу, ты не поверишь.
— Ну-ну, — кротко сказал я, — бармены и психиатры знают, что нет ничего более диковинного, чем правда. Если б ты, сынок, слышал истории, какие довелось выслушать здесь мне, — ты бы разбогател. Невероятные дела случаются, знаешь…
— Ты даже представить себе не можешь, что такое «невероятно».
— Да ну? Нет, сынок. Меня ничем не удивишь — что бы ты ни рассказал, я скажу, что слыхал истории и почище.
Он опять фыркнул.
— Хочешь поспорить на всё, что осталось в бутылке?
— На целую. — Я поставил на стойку полную бутылку.
— Ну…
Я махнул своему помощнику — мол, поработай за двоих. Мы были на самом конце стойки; тут у меня уединённый уголок с одним только табуретом, а чтобы никто не мешал, я заставляю стойку возле этого места банками пикулей и прочим. Несколько клиентов у другого конца стойки смотрели бокс по телевизору, один выбирал пластинку в музыкальном автомате. Нам никто не мешал — полный интим, как в постели.
— Ладно, — начал он. — Начать с того, что я ублюдок. Выражаясь культурно (он что, ожидал, что я усмехнусь?) — внебрачный ребёнок. Мои родители не были женаты.
— Ну и что? — пожал я плечами. — Мои тоже.
— Когда… — он замолк и впервые посмотрел на меня по-человечески. — Правда?
— Правда. На все сто процентов. И кстати, — добавил я, — в моей семье никто никогда не женился. И все поголовно — внебрачные дети, ублюдки, если угодно.
— Не пытайся меня переиграть. Ты-то сам женат! — Он показал на моё кольцо.
— А, это… — Я показал кольцо поближе. — Оно только похоже на обручальное; я ношу его, чтобы отваживать бабцов. (Колечко это я купил по случаю у коллеги-оперативника. Антикварная вещь: он привёз её из дохристианского Крита.) Видишь — это Уроборос… Мировой Змей, пожирающий свой хвост вечно и без конца. Символ Великого Парадокса.
Он едва удостоил колечко взглядом.
— Ну, если ты правда незаконнорождённый — ты знаешь, каково это. Когда я был маленькой девочкой…
— Эй, — перебил я, — я не ослышался?
— Кто из нас двоих рассказывает?.. Так вот, когда я был маленькой девочкой… Слушай, тебе когда-нибудь приходилось слышать о Кристине Йоргенсон? Или о Роберте Коуэлл?
— Э-э… изменение пола? Ты что, хочешь сказать…
— Не перебивай, не то не стану рассказывать. Я был подкидышем, меня оставили в кливлендском приюте, когда мне был всего месяц от роду. В тысяча девятьсот сорок пятом. И когда я был… я была маленькой девочкой, всё время завидовала детям, у которых есть родители. Позже, когда я узнала, что такое секс… а в приюте, можешь мне поверить, такие вещи узнают рано…
— Я знаю.
— …Я поклялась, что у моих детей будут и папа, и мама. Благодаря этой клятве я осталась нетронутой — для приюта это почти подвиг. Мне пришлось научиться драться. Когда я стала старше, то поняла, что шансов выйти замуж у меня очень немного, по тем же причинам, по каким меня никто не удочерил. Лошадиное лицо, кроличьи зубы, плоская грудь, волосы сосульками.
— Ты выглядишь не хуже меня.
— Да кого волнует внешность бармена? Или писателя? Но когда берут ребёнка из приюта, то выбирают маленьких голубоглазых, золотоволосых дурочек. Позже ребятам нужны груди буфером, смазливая мордашка и манеры типа «о, какой ты классный, крепкий парень!» — Он пожал плечами. — Я не могла тягаться с такими девицами. И потому решила идти в ДЕВКИ-КИСКИ.
— А?
— Добровольческий Естественно-технический Военизированный Корпус Исполнительниц — Команда Индивидуального Содействия Космонавтам-Истребителям. Теперь это называется Армейская Нестроевая Группа Евгеники и Лечебной Обработки Чинов Космического Истребительного Легиона… как-то так. «Космические Ангелы», знаешь?
Я знал оба названия. Правда, в моё время эта элитная космическая военная служба зовётся иначе — Боевой Легион Ясельной Дестрессизации Истощённых Космонавтов-Истребителей. В темпоральном прыжке изменение значения слов и появление новых терминов — это главная головная боль. Вот, например, знаете ли вы, что словами «станция обслуживания» когда-то обозначалось место продажи нефтяных фракций? Помнится, как-то, когда у меня было задание в Эре Черчилля, одна дама сказала мне: «Я буду ждать вас на станции обслуживания, за углом». Это значило вовсе не то, о чём вы подумали; на тогдашних станциях обслуживания кроватей не было.
![Рон Хаббард - Поле битвы — Земля [Поле боя — Земля]](/uploads/posts/books/101739/101739.jpg)
