Александр Громов - Я, камень
Обзор книги Александр Громов - Я, камень
Я, камень
Не знаю, кто в незапамятные времена решил пошутить, так устроив наш мир, что все на свете кому-то завидуют.
Бедные – богатым. Слабые – сильным. Уродливые – красавцам. Рабы – владыкам. Неудачливые – баловням судьбы. И если где-нибудь удастся сыскать богатого, сильного и удачливого красавца-владыку, то наверняка окажется, что и он кому-то завидует. Например, богам, даже самым ничтожным из них, а то и вовсе забытым, не имеющим ни храмов, ни жрецов, ни алтарей, чахнущим, но бессмертным. Или нищему певцу – за то, что сочиненные им песни подданные слушают охотнее, чем его, владыки, глашатаев.
Врут схоласты, будто мир стоит на панцире огромной черепахи, это вредный предрассудок. Панцирь давно бы треснул. На самом деле мир стоит на зависти и насквозь пропитан ею. Она как клей, без нее земной диск рассыпался бы песком. Ну что еще, спрашиваю я вас, способно скрепить его? Любовь? Верность? Дружба? Доблесть? Не трудитесь перечислять далее. Уже очень смешно.
Старые завидуют молодым. Безрукие – рукастым, слепцы – зрячим. Глухонемые завидуют тугим на ухо. Слепоглухонемые – тем, кто имеет либо слух, либо хотя бы один глаз, пусть астигматичный и близорукий. Вечно жалующиеся тени непогребенных завидуют живым, включая слепоглухонемых. Бесплотные горемычные скитальцы, надоедающие мне по ночам своими жалобами, они вообще завидуют всем, кто хотя бы иногда может позволить себе отдых и полный покой. Вероятно, с особенной силой они завидуют мне.
А я завидую им. Полный покой надоел мне к концу первого года неподвижности. Герой в бессрочном отпуске...
Слава о моих подвигах гремит по свету. Мне известно, что во всех селениях, лежащих и по ту, и по эту сторону перевала, бродячие певцы, слетающиеся на каждую ярмарку, как мухи на клей, прославляют в балладах дела давно минувших дней – мои дела. Я действительно очень стар по человеческим меркам, хотя по геологическим чрезвычайно молод. Сущий младенец.
Я – Камень. Довольно большой гранитный валун почти прямоугольной формы, высотой доходящий до пояса среднему человеку, шириной в полтора шага и длиной в три. Параллелепипед, как сказал бы ученый геометр. Та моя грань, что обращена вверх, особенно плоская и удобна для того, чтобы дать отдых усталому путнику. Что они и делают. Почти каждый норовит присесть на меня, но никому не приходит в голову сказать спасибо. Недавно какой-то варвар, направляющийся на юг явно ради того, чтобы побесчинствовать и пограбить, типичный гопник в кольчуге и рогатом шлеме, затупил о меня меч, но сумел-таки вкривь и вкось высечь свое имя: Харальд. Не то тренировался, предвкушая, как будет ставить автографы на памятниках исчезнувших цивилизаций, не то просто учился грамоте. Жаль, я не встретился с ним раньше на узкой дорожке – у него сразу пропала бы охота пакостить. Впрочем, в те времена, когда я мог с ним встретиться, он, наверное, еще не родился...
Бесчувственный как камень – не про меня сказано. Согласно схоластической теории божьего зеркала, за которую в ближайшем городе лет пять назад закоптили в медленном дыму ученого монаха Шпикуса, всякая вещь отражает воздействие и наделена способностью чувствовать.
Я и чувствую.
Солнце. Дождь. Снег. Звуки. Запахи. Во мне нет ни единой трещины, я могу так лежать еще тысячи лет, если только какому-нибудь идиоту не придет в голову уложить меня в новую городскую стену или раздробить, дабы вымостить улицу перед магистратом. К счастью, до города не рукой подать.
Знакомый стервятник, набив брюхо мертвечиной, прилетает чистить о меня свой клюв. Это немного противно, но совсем не больно. Жаль только, что стервятник ужасный неряха и от него дурно пахнет. Еще он иногда гадит. Я сержусь, но, когда он улетает, мне становится одиноко.
Случается, на меня взбираются ящерицы, чтобы погреться. Когда у гадюк наступает период линьки, они трутся о мои бока, и мне приятно.
Я завидую змеям. Они умеют ползать без ног. Я завидую ящерицам – они умеют бегать. Но сильнее всего я завидую стервятнику. Ноги у меня, возможно, еще вырастут, а крылья – никогда.
Я очень удобно лежу. Погогий склон, мягкая травка. Здесь предгорья, дорога из города, обходя меня, делает специальный крюк (так и должно быть – в свое время я свалился прямо на дороге и перегородил ее), немного выше начинает сильно петлять и медленно взбирается к перевалу. Со своего места я хорошо вижу башни раскинувшегося вдали города и пасущиеся на равнине овечьи стада, а в погожие дни ясно различаю на северном горизонте синие пики Рифейских гор. Дорога через перевал не слишком оживленная, однако не проходит и для, чтобы по ней не прошел путник, а то и двое. Когда они вскарабкиваются на меня, чтобы отдохнуть, поболтать ногами и почесать языки, я узнаю новости. Я не был любопытным человеком, но я очень любопытный камень. Я внимательно слушаю, и мне кое-то известно о том, что произошло в мире за последние годы. Разумеется, лишь в самых общих чертах.
Менее всего мне известно о том, что происходит на севере за Рифейскими горами. В мое прошлое человеческое воплощение там лежали три великие страны: Гиперборея, Себорея и Диарея, чье население по воле богов было поражено неизлечимыми хворобами, так что, пожалуй, приходилось радоваться тому, что прямого пути через Рифейские горы не существует. Это действительно так, я проверял, когда в дни монетного кризиса по просьбе королевы Лигатуры сопровождал караван, отряженный в горы за самородками. Кстати, золота в горах также не нашлось, горы как горы.
На западе живет храбрый и справедливый король, нечаянно утопивший в лесном озере свой волшебный непобедимый меч. Переодевшись из стыда перед народом простым рыбаком, этот достойный монарх удалился от власти, нанял плоскодонку и ежедневно посвящает несколько часов промерам глубин при помощи камня на длинной веревке, надеясь когда-нибудь вычислить местонахождение меча и послать за ним водолазов. Народ, обожающий монарха, делает вид, будто ни о чем не догадывается, однако местные острословы уже прозвали шалаш на озерном берегу, служащий королю пристанищем, замком Камень-лот.
На востоке совсем худо. После смерти великого кагана Калгана, правившего век без одной недели и скончавшегося от удивления собственным долголетием, к власти пришел избранный народом престолодержатель Кворум, столь медлительный, что пока он собирается решить одну проблему, накапливаются сотня других, и дела каганата плохи.
Страна, в пределах которой я нахожусь, называется Копролит. Это очень древняя страна, но скучноватая. Мне здесь никогда особенно не нравилось, притом меня здесь дважды делали камнем.
На юге за перевалом – кутерьма. Воюющие друг с другом королевства, непобедимые армии, неустрашимые воители, великие маги – все там. Новости с фронтов меняются на прямо противоположные раз в неделю, а то и чаще. Когда у меня вновь отрастут ноги, я непременно подамся на юг. Самое для меня место.
