Михаил Шевляков - Вниз по кроличьей норе
Обзор книги Михаил Шевляков - Вниз по кроличьей норе
Михаил Шевляков
Вниз по кроличьей норе
– Что толку в книжке, – подумала Алиса, – если в ней нет ни картинок, ни разговоров?
Льюис Кэрролл. «Алиса в стране чудес»Как говорит народная мудрость, сколько водки ни бери, все равно два раза бегать. А если вдобавок только-только стукнуло восемнадцать лет и день рождения удачно совмещается с окончанием сессии, то тут уже ежу понятно, как дело пойдет…
– И вот, блин, было уже часов десять вечера, когда этот придурок Колька стал всех подбивать на сходить и взять еще. Это из-за него все так получилось, честное слово! Я ж хотел со Светкой остаться, пока они все до магазина перлись бы, и ведь как раз она была такая, как надо… ну в общем, ну, короче, вы понимаете, да?
– Продолжайте, я вас слушаю. Вы вышли из квартиры… э-э-э… Алексея Нечипоренко, где, по вашим словам, организовали вечеринку по поводу его дня рождения. Я правильно понял то, что вы мне здесь витиевато излагаете?
– Ну, это, ну, блин, правильно, да.
– И как же дело было потом?
– Потом мы все с лестницы упали.
– Вот как? То есть вы были настолько пьяны, что попросту не стояли на ногах?
– Да стояли мы на ногах, просто Лешкина хата – она ж в хрущевке…
– В хрущевке?
– Ну да, в хрущевке, там на лестнице какая-то зараза лампочку сперла и лифта нету, чтобы спуститься по-людски. И вот вываливаемся мы всей толпой с Лешкиной хаты на площадку – а там темно, блин… А Колька, дурак, поперся вперед, ему говорят – ты куда, а он орет – мне пофиг, я Бэтман! А сзади Лешка как раз дверь квартиры только захлопнул, вообще не видно нифига – и кто-то на кого-то навернулся, и так всей толпой и полетели вниз.
– Занятно, занятно. То есть вы совершеннейшим образом ни в чем не виноваты, угодили сюда по совершеннейшей ошибке и хотите, чтобы вас отпустили домой, к маме и папе? – задавший этот вопрос иронично поднял бровь. Полуобернувшись от сидевшего перед ним на стуле растрепанного юноши к стоящему рядом городовому, он коротко хохотнул: – Как полагаешь, может, и впрямь домой отпустить господ студентов? Подумаешь, всего-то и натворили, что выпили, а после вышли на прогулку в исподнем, прихватив с собой девиц в сорочках и панталонах?
– Никак нет, осмелюсь возразить, они, вышед из дому, стали всех ругать по матушке, а как попробовали усовестить их – учинили драку-с!
– Вот как, вот как… Господа студенты в этом году совсем разбуянились, хорошо, что сейчас они только пьяные в кальсонах бегают, а не, как в начале года, – прав требуют… Я так полагаю, что это все же не твои увещевания? – пристав указал на ссадину на скуле задержанного.
– Никак нет-с, это они поленницу дров снесли и с дворником Мустафиным сцепились. Я их и пальцем не тронул, а вот они, напротив, у меня погон едва не оторвали, дворнику зуб выбили. Девицы их тоже царапались вовсю.
– Ай-я-яй… – пристав снова повернулся к юноше и покачал головой. – Нехорошо-с, молодой человек!
– Ни на кого мы не кидались, там какой-то дурак какие-то дрова сложил, я только не понял, как мы на них упали. А потом сразу подбежал какой-то мужик и на нас напал. А потом вот он, – студент кивнул на городового, – и еще один подбежал…
– Извозчик Дыбов, нумер 327, помог нам. Готов показать, у ворот дожидается.
– Успеем… что еще за ними есть?
– Словесное оскорбление, – городовой показал пальцем вверх, – Их Величества. Одна из их девиц.
– Вот как, – пристав покачал головой с совсем опечаленным видом, впрочем, больше для виду, чем в действительности сочувствуя задержанному. – Что ж вы, молодежь, таких девиц себе заводите? Статья двести сорок шестая Уложения о наказаниях, до восьми лет каторги… Также и арест для бывших свидетелями, но не препятствовавших… впрочем, может быть смягчение, я ведь так понимаю, что сквернословившая девица была так же пьяна, как и все в вашей разудалой компании?
– Да вы что? Какая каторга? Да не было такого!
– Не было? – пристав снова полуобернулся к городовому.
– Было-с, и свидетели есть. Так и сказала – кгх-хм, – городовой кашлянул, – я вашего царя.
– Так это бабка какая-то высунулась, когда нас уже вели, говорит, это, блин, ну да, говорит – вы без царя в голове! Это бабку послали! А… а… а при чем тут царь? Вы шутите, да? А можно мне позвонить? Родителям? У меня же есть право на звонок, я знаю!
– Да-с, молодой человек, как все грустно получилось. Никак теперь не могу вас отпустить, а уж девиц-то ваших… да-с… А колокольчик я вам, конечно, могу дать, да что толку-то?..
Посмотрев еще раз на задержанного студента, пристав побарабанил пальцами по столу.
– Так что же… Родителей мы ваших известим о ваших подвигах. Об учебе в университете, пожалуй, теперь забыть придется. Нехорошая-с история!.. Что ж, препроводите его обратно, побеседуем теперь со вторым героем битвы с девицами при поленнице…
Второй герой, в отличие от первого, успел пригладить растрепанную прическу. Введенный в кабинет пристава он, впрочем, повел себя довольно странно: вытянул руки по швам куцых панталон, коротко дернул головой и попытался даже щелкнуть каблуками, однако же у его сандалий, видимо, ранее использовавшихся в театральной постановке в античном стиле, каблуков не было, и выглядело это весьма смешно.
– Извольте садиться, – пристав указал ему рукой на стул. – Что же вы нам скажете, любезный?
– Искренне раскаиваюсь, хочу послужить Его Величеству!
– Вот как? Что ж, это весьма похвально, молодой человек. Что же вы только раньше-то себя так неразумно вели? Дурная компания-с, напились, девицы эти… Да вы садитесь, садитесь. А что же вы стоите-то?
Усевшись, студент заговорил, торопясь:
– Как только к вам попал, сразу решил помочь, – он весь подался вперед. – Это же небывалый случай!
– Вот как? – пристав пожал плечами. – Да, ранее я вас в наших славных стенах не видел. Но что же это вы – пока не попали к нам – не хотели вести себя достойно? Огорчу вас: в выпивших студентах, увы, нет ничего небывалого-с. Все отличие вас от прочих – так это единственно ваш совершенно непристойный вид. Ранее студенты с желтобилетными девицами дезабилье по московским улицам не бегали-с.
– Вы не поняли, я не это хотел сказать…
– А что же?
– Можно мне на бумаге? Я все напишу. Информация особо важная.
– Особо важная? Что ж, вот вам перо и бумага, – пристав придвинул студенту письменный прибор и лист сероватой бумаги, – изложите на бумаге, я не против.
Задержанный потянулся к вставочке с пером, потом замялся…
– Что ж так? Берите, пишите… Или руки дрожат после вчерашнего-то?
– А можно мне карандашом писать?
