Александр Бушков - Нелетная погода
Обзор книги Александр Бушков - Нелетная погода
За всю историю кораблей Дальнего прыжка ничего подобного не случалось. Назад, в обычное пространство экипаж выйти не смог.
Командир корабля Панарин не знал, где они, но «Лебедь» должен вернуться домой…
Александр Бушков
Нелетная погода
Пролог
Почему-то думалось о грибах. Панарин представил сковородку молодой картошки с грибами и зеленым луком – слюнки потекли. Вот так всегда – в самые серьезные минуты лезет в голову всякая чепуховина, и не прогнать ее. Или так и нужно?
– Ты о чем думаешь? – спросил его Станчев.
– О грибах, ты знаешь. Зримо вообразил сковородку.
– А я перед стартом почему-то всегда думаю о пляже.
– И сейчас?
– Ага.
– Мне пляжи почему-то не нравятся, – сказал Панарин. – Жарко. Людно.
– Это смотря где.
– Я все же больше люблю горы, – сказал Панарин. – Но не любые, а поросшие лесом. Интересно, о чем сейчас думает Риточка?
– О том, что вы оба мне безмерно надоели со своими сковородками и пляжами. Каждый раз одни и те же разговоры.
– Это мы из суеверия, – сказал Панарин.
Вспыхнуло табло «Внимание!», секундой позже раздался голос Рауля:
– Диспетчер космодрома – «Лебедю». Даю старт. Выход к точке эксперимента по коридору номер четыре. Корабли сопровождения стартуют через две минуты.
И сразу стало не до пустой болтовни – начиналась работа.
Карточка Глобального информатория.
«Тим Николаевич Панарин. Родился 14 ноября 2074 г. в Ванееве. Ранняя специализация – технические дисциплины. В 2094-м закончил Омское училище Звездного Флота (факультет космического пилотажа). С 2094 по 2100-й – пилот на кораблях Дальней разведки. В 2100 г. прошел курс в Центре подготовки испытателей Проекта „Икар“. С 2100-го и по настоящее время – командир корабля – испытатель на седьмом полигоне Проекта. Орден Гагарина, медаль им. Гейзенберга. Холост. Постоянное место жительства – ТН 402 С, планета Эвридика. Видеофон – через справочную Главной диспетчерской».
…Вокзал был, как все вокзалы, независимо от того, уезжают ли с них, улетают или отплывают. Пестрое разноязычье, как на завершающем этапе строительства Вавилонской башни, встречи и проводы, смех и напутствия, и очень редко – слезы. Снерг любил вокзалы, они его всегда приятно волновали и утверждали во мнении, что жизнь состоит из дороги.
– Ну, все, – Мигель пробился сквозь поток только что прилетевших из Мельбурна спортсменов. – Погрузили ребята твой особо ценный груз.
– Спасибо, дружище, – сказал Снерг. – Если тебе понадобится кедр – я к твоим услугам.
– Она красивая?
– Самая красивая, – сказал Снерг.
– Рад за тебя, хомбре. Люблю, когда людям все удается.
– Ну, «все» – очень уж растяжимое понятие. Шагать нам до главных удач и шагать…
– Все равно. Ты хорошо начинаешь, а это главное.
Посадочный жетон в кармане Снерга затараторил:
– Пассажиров, вылетающих рейсом двести сорок шестым Мехико – Красноярск, просим пройти к пятому эскалатору. Повторяем…
Карточка Глобального информатория.
«Станислав Сергеевич Снерг. Родился 9 сентября 2074 г. в Минусинске. Ранняя специализация – гуманитарные дисциплины. В 2095 г. закончил Красноярский институт журналистики (факультет глобального стереовидения). Корреспондент Сибирского региона Глобовидения, с 2099 г. и по настоящее время – редактор программы „Т – значит тайна“. Премия им. Степченко (2097), лауреат Золотого пера МОЖ. Холост. Постоянное место жительства – Красноярск, Итина 45-267, видеофон – ТЛ 73255».
Глава 1
Каменное небо
Эвридика осталась за кормой, превратилась в крохотный, не больше ноготка, стеклянный шарик, налитый нежным голубоватым светом. Она была очень красива – самая дальняя из достигнутых людьми иных планет. Десять световых лет от Земли. Планета, с которой стартовали испытатели, пытаясь прорваться в недостижимое – и возвращались ни с чем. Бывало, что и не возвращались…
Коротко рявкнул динамик:
– Готовность номер один!
Панарин провел безымянным пальцем по левому плечу, от шеи, почувствовал легкий, едва уловимый и насквозь знакомый толчок в ключицы – скафандр загерметизирован. Не было нужды смотреть на остальных, он и так знал, что они сделали то же самое, и в ЦУПе это знали. Но правила есть правила, и сейчас алые табло вспыхнули в нескольких местах – в одном из залов ЦУПа, за шестьсот с лишним тысяч километров отсюда, в рубках кораблей сопровождения, шедших журавлиным строем в ста километрах левее, и наконец – перед глазами самих испытателей.
«Командир-испытатель – герметизация скафандра».
«Ко-пилот-испытатель – герметизация скафандра».
«Инженер-испытатель – герметизация скафандра».
На рейсовых и разведывательных кораблях эта въедливо-педантичная опека давно канула в прошлое. Но не здесь. Здесь она приняла характер настоящей мании – в ЦУП шли отчеты о каждой отданной команде, любом действии, независимо от степени его важности. Пуск конвертера Дальнего прыжка, щелчок рычажка, отодвигавшего кресло от пульта на десять сантиметров, – разницы не было. Двойной контроль, тройное дублирование, скрупулезность, заставившая бы стонать от зависти бюрократов прошлого – в сущности, пустышка для младенца, уловка, призванная сгладить и заслонить пронзительное чувство беспомощности.
«И беспомощность – еще не самое страшное, – подумал Панарин. – Самое страшное – мы не понимаем, почему стали вдруг беспомощными. Мы, такие могучие и гордые. Мы обещали когда-то любимым звезды с неба, и начали было выполнять обещание, но звезд, доступных нам, оказалось слишком мало. Ничтожно мало. До обидного. Любые эпитеты бессильны перед холодной истиной – звезд не хватило на всех…»
– Маршевые двигатели отключены, – отчеканил киберштурман, один из «апостолов» тройного контроля.
Он лишь констатировал факт, он был отстранен от управления. Все, абсолютно все выполнялось человеческими руками, и оттого Панарин – как, впрочем, и все остальные испытатели, – чувствовал себя так, словно ему вручили лопату и заставили рыть яму. Или поручили управлять колесницей – одним словом, выполнять своими руками монотонную, нудно-томительную работу, которой была насыщена жизнь предков.
– Начинаю разгон, – сказал Панарин.
Он нажимал клавиши, касался сенсоров, взгляд выхватывал из мелькания разноцветных цифр и индикаторных полос, ритмичного мигания лампочек главное и следил за второстепенным. За проведенные у пульта семь лет радость и удовлетворение собственным умением снизилась до средней нормы, но, разумеется, не исчезла. Ему приятно было ощущать, что он – хозяин, что пугающие первокурсников кажущийся хаос десятков табло и экранов, россыпи удобных для пальцев клавиш и тумблеров давно перестал быть для него хаосом. Корабль он знал, как собственную квартиру, знал и мог описать все, что происходило сейчас в каждом агрегате, в любой точке «Лебедя». Просто великолепно знать, что ты любишь свое дело… Но кто мог предполагать, что звездолеты, единственное, что есть в жизни, однажды подведут, окажутся слабее своего хозяина, не смогут осуществить его мечты?
