Андрей Имранов - Повелитель бурь
Обзор книги Андрей Имранов - Повелитель бурь
Андрей Имранов
Повелитель бурь
Рассказ
Я красиво приземляюсь в самую середину финишного круга.
2 часа 34 минуты. Немногочисленные зрители сдержанно аплодируют, Шолохов одобрительно хлопает по плечу и усмехается в усы:
- Хорошо летел.
- Повезло, - стандартный ответ. Это уже ритуал. Я - везунчик, счастливый талисман нашей команды. Немцы возят с собой невероятно уродливую меховую игрушку, утверждая, что это - сокол, на автобусе американцев красуется статуэтка белоголового орлана в натуральную величину. Наша команда возит меня. Хотя парапланерист я хреновый. Я понял это давно и уже смирился. Но сегодня - мой день. Гонка по треугольнику. И самое главное, я пролетел первым. Теперь я стою на финише и могу контролировать ситуацию. Сейчас в воздухе восемнадцать пилотов, до ближайшего - около часа. Извините, ребята, но сегодня я - первый и останусь первым. Извини, Олег, это и к тебе относится.
Летный день только начинается и интерес ко мне быстро проходит. Это хорошо: предстоит трудная работа и отсутствие отвлекающих факторов мне на руку. Создать нисходящий поток у горы несложно, но толку от этого будет мало: рассчитывать на неопытность пилотов не стоит, чемпионат мира все-таки. Наверняка большинство будет подходить к горе, имея минимум пятьсот метров запаса по высоте. Особенно, если первые попадут в созданный мной «кисляк». Поэтому будем имитировать наступление холодного фронта. «Ветер, ветер, ты могуч» - шепчу я тихонько. Тоже ритуал. Я могу и без этого, но так привычнее.
Я протягиваю невидимые руки назад, за гору. Воздух сопротивляется. Вся местная кухня погоды сейчас против меня. Не должен ветер дуть туда, куда мне надо, ни по каким законам природы не должен. Но куда он денется? Я чувствую, как лениво текшие по своим делам рыхлые потоки воздуха останавливаются, превращаясь в привычный кисель, из которого можно будет слепить тугие струи нужного мне ветра.
А это что?! Ишь, шустрый какой - первый из выпущенных за мной пилотов, оказывается, намного ближе - его параплан отчетливо виден на фоне безоблачного неба. С учетом попутного ветра, он будет здесь минут через десять. Мне не нужно смотреть на табло, чтобы понять - его время намного лучше моего. Этого я допустить не могу. Прости, друг, ты сам напросился, не надо было так спешить. Сейчас мы вот так... Аккуратненько...
Купол шустрого пилота вдруг ломается пополам, аккуратно складывается посредине и в срыве уходит пилоту за спину. Вот так. Высота у него порядочная - успеет расправить купол. А вот набрать обратно уже не успеет - мой фронт на подходе. Зрители удивленно крутят головами, когда первые резкие порывы подхватывают оставленные без присмотра газеты, какие-то бумаги, срывают с голов пару каскеток. Все, дело сделано. Еще пару пилотов я проконтролирую, а об остальных можно будет не беспокоиться: прорваться-то они, конечно, прорвутся. Но времени это должно занять намного больше, чем мой комфортабельный полет с попутным ветром. Должно, просто обязано.
Совесть недовольно ворочается во сне: нехорошо получилось с этим шустриком. Расправить купол он не смог (стропы запутались) и сел на запасном парашюте. Ушибся, вроде. В который раз заверяю себя: только один раз. Один раз я возьму чемпионат Мира и уйду. «В тот же день все брошу и уеду инструктором в Питер», - уверяю я себя, и совесть успокоенно засыпает. Вот только настанет ли этот день когда-нибудь? В первое время я был уверен: легко. С моими-то способностями. Главную проблему я видел в том, что способности эти придется тщательно скрывать и пользоваться ими только при крайней необходимости. И то только для себя, и никогда - против соперников. Проблемы начались на уровне чемпионата России. Я в идеальном воздушном потоке показывал на маршруте худшие результаты, чем мои соперники, летавшие честно. Я видел, как они борются с термическими пузырями, как прорываются через встречный ветер... и показывают лучшее время. Первым, что я почувствовал, была обида. Очень знакомая обида.
В студенческие годы учился в одной группе со мной парень - монстр сетевой игры в «Варкрафт». Всякая игра с ним на равных превращалась в избиение его противника. Изредка он проигрывал только тогда, когда несколько хороших игроков объединялись против него. Я хорошим игроком не был. Так, посредственность. Поэтому, найдя патч, позволяющий использовать коды в сетевой игре, я беспокоился только об одном: только бы он не заметил, что я жульничаю... Ну, вы догадались, да? Именно: он разгромил меня вдребезги. Несмотря на мое неограниченное золото, на полностью открытую для меня карту и на мгновенно выходящих из казарм воинов. Пальцы мои устали выбивать на клавиатуре бесконечные коды, я был уверен, что он заметил мое жульничество и держался уже из упрямства. А он: он встал с улыбкой из-за компа, размял с хрустом пальцы и сказал: «А ты, оказывается, силен. Молодец. Не, слышь, нам надо почаще встречаться, а то мне форму поддерживать не с кем». И удалился, довольный. С тех пор я терпеть не могу стратегические игрушки.
* * *Я с детства грезил морем. «Крузенштерн», «Седов», «Товарищ» - эти слова имели для меня свой, скрытый для остальных смысл, и уже только это давало мне ощущение причастности к некоей касте. Я до сих пор наизусть помню все флаги международного флажного свода. «Альфа», «Браво», «Чарли», «Дельта», «Эхо» и так далее. Могу нарисовать любой, знаю, что они означают поодиночке и большинство распространенных сочетаний. Начиная лет с четырнадцати, ни на мгновение не сомневался я в своем предназначении, лишь жалел иногда, что век парусных кораблей ушел в прошлое. Оставались, конечно учебные парусники, всем сердцем я надеялся, что попаду на одно из них, но все равно... это было не совсем то. Неземной чарующей музыкой звучали в моем сознании названия парусов и деталей такелажа. «Крюйс-брам-стаксель»... «Фор-бом-брам-штаг»... В своих мечтах я бился в абордажной команде плечо к плечу с капитаном Бладом и топил испанские галеоны в одной эскадре с Фрэнсисом Дрейком. В моих родных краях не было ничего даже отдаленно напоминающего море, но это не мешало мне готовиться к своей судьбе: я плавал и нырял лучше всех своих знакомых, конспектировал книги по судоходству, уделял немалое время физической подготовке и читал, читал, читал. Сабатини, Верн и Стивенсон жили на моем столе постоянно. Не осталось в библиотеках города книг по морской тематике, которых я еще не прочитал. «Жаль, но я определенно опоздал родиться», говорил я себе частенько, но даже и не представлял, насколько фатально опоздал.
Вы никогда не замечали, что куда вы не идете, ветер дует Вам в лицо? Я спрашивал друзей и знакомых. Оказывается, на это обращали внимание многие, но никто не задумывался всерьез. «Просто», - говорили они, «когда ветер дует в лицо, особенно холодный и со снегом - это замечаешь и запоминаешь, а когда в спину - не обращаешь внимания». Почему никому не пришло в голову подойти к этому научно? До школы было полкилометра ходу, я завел тетрадку и ежедневно записывал свои наблюдения. Выходило странное. Выходило, что неважно, шел я в школу или из школы - примерно в 80% случаев ветер дул мне в лицо. Более того, часто бывало, что, когда я выходил из дома, ветер дул откуда-то сбоку-сзади, но уже с полдороги начинал дуть крутой бейдевинд. Причем, чем неприятнее была погода, тем с большей вероятностью это происходило.
Стивен Кинг (я не только морскую тематику читал) в «Худеющем» дал очень меткое определение: «идиот - это тот, кто не верит своим глазам и ушам». Истина была в том, что ветер разворачивался, чтобы дуть мне в лицо. И я в нее поверил. Вторым немаловажным фактом, который я выяснил, было то, что феномен этот был локальным. Общее направление ветра по местности не менялось и, иногда уже в сотне-другой метров, воздух тек туда, куда ему было положено. Я пробовал показать этот феномен друзьям. Моей ошибкой было то, что я показывал это явление, еще не научившись толком им управлять. Почему-то, когда ветер в лицо был нужен, он никогда не дул. В результате все решили, что я немножко тронулся умом на этой почве; какой-то уродец настучал классной, та сообщила родителям. Все стали разговаривать со мной осторожно и напряженно, как с чокнутым каким-то; к психиатру водили. Я бесился, но ума хватало беситься тихо. Короче, со всеми друзьями я вдрызг разругался, и дальнейшие изыскания вел один. Изыскания шли так себе: довольно быстро я научился поворачивать ветер в лицо почти со стопроцентным успехом, но только при соблюдении некоторых условий: во-первых, он должен был быть противным - сильным, холодным, желательно со снегом или дождем. Во-вторых, ничего и никто не должны было отвлекать меня в процессе. А так, все получалось просто - легко (не по погоде) одеться, на голову - наушники, в плеер - какую-нибудь навязчивую мелодию, о ветре не думать, а только отстраненно так ежиться и морщиться, держа на краешке сознания мысль о том, какой противный ветер и как противно будет, если он начнет дуть в лицо. И - телемаркет! Три-пять минут и ветер поворачивает. После поворота думать можно уже о чем угодно - дуть будет, как черт. И на этом этапе я завис на три года. Я не мог вызвать ветер, если его не было, я не мог изменить силу уже дующего, и я был почти совершенно бессилен летом.
