Борис Руденко - Мертвые земли
Обзор книги Борис Руденко - Мертвые земли
Борис Руденко
Мертвые земли
Отчего-то этой ночью сон мой был особенно долог и крепок, разбудил меня лишь металлический щелчок, который означал, что уже семь утра и двери камер открыты электрическим импульсом, посланным с центрального пульта охраны. С этого звука начинался день каждого обитателя нашего дома.
Я кое-как открыл глаза. Над дверью скудно светила синяя ночная лампочка. Окно оставалось темным: длительность осенней ночи все увеличивалась, а наружное освещение из соображений экономии здесь отключалось ровно в одиннадцать вечера. Я поднялся и подошел к окну: абсолютно рефлекторно, поскольку сквозь стекло, словно заклеенное с улицы черной бумагой, ничего разглядеть невозможно. Лишь включив свет, я увидел прутья решетки и убедился, что за прошедшую ночь в моей судьбе ровным счетом ничего не изменилось. Я по-прежнему в камере.
Строго говоря, это место называлось не тюрьмой, а спецобъектом номер такой-то-дробь-такой-то. Занимаемые нами помещения именовались, естественно, не камерами, а комнатами, что, впрочем, никак не отражалось на сути. Предназначением спецобъекта была строгая изоляция его обитателей от остального мира. А намертво привинченные к полу ножки кроватей и стола, наличие в каждой комнате унитаза и умывальника и отсутствие иных предметов мебели, за исключением стенного шкафа, обнажали эту суть до полного неприличия.
Я попал сюда в результате собственной глупости, и осознание этого обстоятельства, точнее, не утихающий сарказм по отношению к самому себе, не позволяло мне окончательно поддаться меланхолии. Когда началась эпидемия и страна фактически распалась на удельные владения тех, кто в тот момент обладал реальной властью над территориями — будь то президентские выдвиженцы или обыкновенные бандиты, — способ моего существования не претерпел почти никаких изменений. Болезнь надо мной не властна, а преодолевать всевозможные кордоны на границах областей и городов, да и вообще на каких бы то ни было границах не составляло для меня труда. Я путешествовал, по-прежнему нигде не задерживаясь надолго и стараясь не привлекать к своей персоне излишнего внимания.
Ловушки на меня расставляли достаточно давно, хотя и без малейшей надежды на успех: поймать меня в результате спланированных и организованных действий невозможно в принципе. Встретиться со мной можно лишь по моей собственной доброй воле… или из-за моей беспечности. Я постоянно держал в поле зрения своих недоброжелателей — криминальные организации и работающих на них продажных сотрудников милиции. Федеральная служба безопасности в число возможных врагов никогда не входила. Во-первых, потому что я никогда не преступал закона. Во-вторых, даже если бы такое случилось, ФСБ до этого нет дела — мелкая сошка вроде меня ее не интересует. В-третьих, я не предполагал, что спустя пять лет после начала Катастрофы Служба все еще сохраняет былые силы и влияние. Ну, и последнее: я ровным счетом ничего не знал (добавлю: и не мог знать) о существовании Конторы и, конечно же, самого Проекта. Поэтому взяли меня очень легко.
Я вяло помахал руками, имитируя зарядку, затем побрился и почистил зубы. Несмотря на все проделанные процедуры, спать мне сегодня хотелось по-прежнему, я даже задумался на минуту: а не забраться ли обратно в койку, наплевав на завтрак, однако чувство голода победило дрему. Я достал из шкафа и натянул одежду — светло-синие брюки и куртку, нечто среднее между больничной пижамой и униформой заключенного, — после чего вышел в коридор.
По-видимому, разоспался сегодня не один я. И коридор, и открывавшаяся в его конце общая комната, которую мы называли гостиной, были тихими и пустыми. Лишь из-под двери моего ближайшего соседа Игоря выбивалась полоска света. Разумеется, я не стал стучаться. Пробуждение — процесс сугубо интимный, и вмешиваться в него посторонним непозволительно. Хотя посторонними любого из нас по отношению друг к другу можно называть весьма условно. Все мы здесь находились примерно по одной и той же причине.
Но именно в этот момент я почувствовал приглашение Игоря и зашел в его комнату.
— Доброе утро, — сказал я.
— Доброе, — ответил он без энтузиазма. — Хотя я в этом сильно сомневаюсь.
— Отчего такой пессимизм?
— Что-то происходит, — сказал он. — Что-то назревает… Тучи какие-то сгущаются.
У Игоря тонкое, нервное лицо потомственного интеллигента. Он очень редко улыбается, но выглядит, скорее, не мрачным, а сосредоточенным, чем бы ни занимался — от игры в шахматы до поглощения пищи. Я уже успел убедиться, что его предчувствиями пренебрегать не следует. Но что могло случиться с нами здесь?
— Почему тебе так кажется?
— Не знаю, — покачал он головой. — Ничего конкретного.
— Может, кто-то опять намерен донимать нас бессмысленными вопросами?
— Может быть… Или просто плохая погода, — Игорь решительно поднялся. — Ладно, пойдем к Ёжику.
Комната Ёжика последняя в коридоре по нашей с Игорем стороне. Ёжик сидел на кровати, подобрав ноги под себя, и безоблачно улыбался.
— Проснулся, Ёжик? — спросил Игорь. — Тогда поднимайся, дружище, скоро завтракать.
Когда Игорь разговаривал с Ёжиком, лицо его становилось другим. Разглаживались сеточки морщин возле уголков глаз, взгляд делался мягче. Мы все хорошо относились к Ёжику, но Игорь привязался к нему больше других.
Он помог Ёжику одеться и подтолкнул к умывальнику. Ёжик недовольно заворчал — умываться он не любил, — но все же открыл кран, намочил ладони и старательно протер лицо.
— Ну вот видишь, как хорошо, — одобрил Игорь, вытирая его полотенцем.
— Плохо, плохо, — возразил Ёжик, отфыркиваясь.
Ёжик был похож на Иванушку-дурачка, каким его рисуют в детских книжках: круглолицый, курносый, с золотистыми волосами, вьющимися крупными кольцами. Он и на самом деле был дурачком. Олигофрения. Но парень он безобидный, несмотря на атлетическое телосложение, и трогательно-ласковый, абсолютно бесхитростный. Все мы ломали головы, пытаясь понять: почему Ёжик здесь оказался?
— Молодец, — сказал Игорь, завершив утреннюю процедуру тем, что расчесал щеткой его золотистые кудри. — Посмотри-ка на себя в зеркало!
Но смотреть в зеркало Ёжик не захотел.
— Плохо, — повторил он жалобно, словно прислушиваясь к чему-то извне, слышному только ему.
Мы с Игорем переглянулись.
— Что плохо, Ёжик? — спросил я. — Что тебя беспокоит?
Но Ёжик уже забыл о своем волнении.
— Кушать надо, — объявил он. — Ёжик будет кушать, и Игорь будет кушать, и Профессор тоже, и Вартан, и Костя…
Он первым вышел из комнаты и торопливо зашагал в столовую, широко размахивая руками. Мы пошли следом, не пытаясь за ним угнаться: когда Ёжик спешит к столу, соперничать с ним бесполезно.
Столовая расположена в противоположном конце коридора. Дверь открывается автоматически, трижды в день на полчаса, за которые мы должны были управиться с едой. Ну, а пока мы вкушали пищу, незримый персонал споро и ловко прибирался в наших комнатах, всякий раз их тщательно обыскивая. Смысла в этом мы не видели: все, что можно было объявить запретным и отобрать, давно изъяли.
Но кормили тут неплохо. Не ресторан, конечно, но и на тюремную кухню не похоже. Что-то вроде заводской столовой или даже средненького дома отдыха из далеких времен. Вартан и Костя уже здесь. Они расставляли на столе миски, в которые накладывали из общей кастрюли что-то дымящееся и густое.
— Доброе утро, — сказал Вартан. — Сегодня у нас геркулес, хлеб с сыром и кофе с молоком. И еще по ложке винегрета. А если кто не Любит винегрет, я не обижусь.
— Держи карман шире, — буркнул Костя. — Тебе волю дай — за всех подметешь. И как в тебя только влезает!
Худенький, невысокий Вартан чрезвычайно любил поесть и соперничал в своей страсти к съестному с Ёжиком. Как ни странно, это совершенно не отражалось на его комплекции. Он очень тосковал по национальной острой еде, однако местные повара рецептами армянской кухни явно не владели. Ёжик уже плюхнулся на свое место и принялся стремительно опустошать поданную Вартаном тарелку. Вартан посмотрел на него с легкой завистью, но есть начал с не меньшим аппетитом. Мы присоединились к остальным, и в комнате установилась тишина, нарушаемая лишь скрежетом ложек по дну тарелок да чавканьем Ёжика. В столовой, как правило, мы не разговариваем.
Полчаса вполне достаточно для еды. Когда замигала лампочка, наши тарелки и кружки опустели. Мы покинули столовую, и дверь закрылась до обеда. Сейчас, восстанавливая чистоту и порядок, там орудует персонал, появившийся из-за служебной бронированной двери.
— Партию в шахматы? — лениво предложил Вартан.
— Пожалуй, — согласился я. Немедленно погружаться в работу мне сегодня не хотелось.
