Рэй Брэдбери - Страх
— А без этого никак нельзя? — спросила она, вынимая сумочку.
— Никак. Ну, понимаешь, никак! Они наглеют. А поймут, что я струсил, и действительно шуганут чем-нибудь из-за угла или в подъезде, как того несчастного подкараулят. А здесь — все открыто!
— Ой! — и она снова вскочила.
— Сиди! Сейчас вернусь. Можешь из кухни поглядеть, там все видно.
— Тогда и я с вами…
— Одолжила. Так что мы им спектакль собираемся показывать? Юлиана Семенова в четырех сериях? Сиди, и все.
И он снова притиснул ее за плечи к дивану.
Однако после разговора по телефону не прошло и пяти минут. До пустыря же было только два шага — улицу перебежать. Так что же, торчать на виду?
Он снова сел к столу, подперся и задумался. Зазвонил телефон. Он нехотя снял трубку, послушал, оживился и сказал:
— Да, здравствуйте. Ну узнал, конечно. — Еще что-то послушал и ответил: — Буду там целый день. Пожалуйста. Нет, не рано. Я встаю в шесть. Так жду. — Положил трубку и усмехнулся.
— Эта встреча на пустыре — что! Вот завтра редактор ко мне с утра нагрянет…
Она сразу поняла, о ком он говорит, и пособолезновала:
— Вы так его не любите? Он поморщился.
— Да нет, не то чтобы я не люблю его, но просто…
Она поднялась с дивана, подошла к зеркалу, потом взяла стул и села у стола рядом с ним.
— …но просто не любите, — и вдруг пальцем по зеленой бумаге начала старательно выводить что-то продолговатое, закругленное, закрученное, со многими зализами и заходами то туда, то сюда — то вовнутрь, то вне.
— Что это? Змея?
— Почти. Лекало. Линейка для начертания кривых линий. Это он. А вы вот! — И она быстро — раз, раз, раз! — вывела овал, на овале две черточки внизу, две черточки вверху и над ними кругляшок, и на кругляшке много-много мелких торчащих вверх и в бока и вниз черточек — голова, патлы, руки и ноги.
Он засмеялся,
— И меня так в детстве учили. Ножка, ручка, огуречик — вот и вышел человечек…
— Да вот, вышел человечек, — улыбнулась она ему прямо в глаза.
— Хм! Значит, вот я какой — ручка, ножка, вихры — не очень-то, знаешь, лестно.
— Не очень, конечно, но лекало много хуже.
— Хуже? Такое изящное?
— Я его ненавижу. Оно хитрое, вокруг всего изгибается, все обнимает, ко всему подползает. У него нет ничего прямого, а все в изгибах, в перегибах, изломах.
— И много таких ты знаешь?
— Да у нас все такие. Я сама первая такая.
— Славно! А я, значит, вот какой, — он ткнул в то место, где был незримый рисунок.
— Да, ты вот такой, — она первый раз сказала ему «ты».
Он подумал и встал.
— Ну, кажется, время. Пойду. Сиди смирно. Я быстренько.
Но запоздал он здорово. Она уже сидела успокоенная, потому что видела — никто к нему не подходил и на пустырь не заглядывал. Он только зря проторчал полчаса на ящике из-под марокканских апельсинов.
— Суки позорные, трепачи, — сказал он крепко. — Ну, сунетесь ко мне еще!
И стукнул на стол граненый стакан — спасение алкашей. У него их был полный шкаф — кто-то ему сказал, что они приносят в дом удачу.
— Вот венок тебе из одуванчиков сплел, пока сидел. Надень. Смотри, как солнышко. Понюхай-ка. А шмелей, шмелей там, все гудит. Ты на машине? Руки не дрожат? Покажи. Отлично. До вокзала меня подбросишь?
— Да я сегодня могу и до места.
— Нет, до места как раз сегодня не надо. Праздники же. Сейчас всюду посты понатыканы. На поезде скорее.
— А может, останетесь? Завтра бы уж.
— Нельзя. Жена совсем потеряла. Кошки воют. Они меня любят. Поехали!
До последнего дачного поезда еще оставалось добрых полчаса, и народу было немного. Уже совсем стемнело. Горели фонари. Воздух после тяжелого знойного дня был неподвижный и какой-то застойный. Пыльные тополя млели в лиловом фонарном свете. Подошел человек и сел рядом.
— Не знаете, сколько сейчас времени? — спросил он у соседа.
— Да через пять минут подадут состав, — ответил сосед. — Да что вы меня не узнаете, дорогой? — И сосед назвал его по имени-отчеству.
— Боже мой! — воскликнул он. — Какими же судьбами? Вы что, живете теперь на этой ветке?
— Да нет, не живу, а так, гощу у одного приятеля. Да вы его знаете, — и он назвал фамилию довольно известного очеркиста. — Я его устроил там на даче и вот иногда в праздники приезжаю к нему заночевать. А утром гуляем, купаемся, водку пьем. Хорошо.
— Еще бы! — ответил он с улыбкой, разглядывая своего собеседника. Это был бывший сотрудник какой-то районной газеты, а сейчас председатель областного общества книголюбов. Как-то года два назад он позвонил ему и пригласил выступить на одном вечере. Просто поговорить или прочитать отрывок. Вечер прошел очень успешно. Много аплодировали, срезали и поднесли букет великолепных гвоздик, провожали целой группой и очень просили приезжать еще. С этих пор и завязалось у него с книголюбом не то что приятельство, а хорошее знакомство. Книголюб внешне очень нравился — эдакий крепыш, с круглым лицом, карими в крапинках глазами и смешным вздернутым носом. Ни дать ни взять — тракторист или бригадир. Книголюб приглашал его часто то туда, то сюда — то с чтением повестей, то с лекцией о каком-нибудь юбилее, а то и просто поговорить о писателях и писательском труде. Был он очень обходителен, прост и всегда хорошо платил, и это писатель ценил тоже. В деньгах писатель постоянно нуждался. Его мало печатали и никогда не переиздавали. А год назад он закончил свой большой роман, и тот пошел по рукам. Тут и посыпались все его неприятности, начиная с этих звонков и кончая редакционными отказами. Но все это он предвидел и не очень-то огорчался.
— А где вы сейчас сходите? — спросил он книголюба.
Тот назвал ему станцию — не так близкую, но и не больно отдаленную — примерно за полчаса от того места, где жил сейчас писатель.
— Ну, значит, успеем наговориться. Знаете, уже соскучился по вас. Подошел поезд. Вагоны были почти пустые. Электричество горело в полнакала.
— Ну как с романом, ничего не предвидится?
— Куда там. У меня настоящий мертвый сезон, дорогой!
— Одиннадцать лет, говорят, писали?
— Даже с хвостиком.
— Да! — снова вздохнул книголюб и даже головой покачал. — А сейчас, говорят, неприятности у вас какие-то пошли? Грозит вам какая-то шпана…
— Вот именно шпана. Да нет, ничего серьезного. Так, обычная бодяга.
— Не бойтесь. В случае чего в обиду не дадим. Вот! — и он показал небольшой, но крепкий кулак.
— Да я и не боюсь, — улыбнулся писатель, — но все равно спасибо.
— Слушайте! — вдруг взял его за рукав книголюб. — А вы не сойдете со мной? У нас там еще пол-литра воспитательной стоит, а?
— Соблазнительно! — улыбнулся писатель. — Змий! Зеленый райский змий вы!
— Нет, правда? А завтра утречком и поехали бы к себе. Что ж в такую темень-то переться? Жена ваша, небось, уж седьмой сон видит. А тут я бы вас познакомил с одним вашим страстным читателем. Он там тоже живет. Молодой парень. Пишет исторический роман. Вот обрадовался бы он! Сойдем, а?
— Очень, очень соблазнительно. Говорите, пол-литра? А что за роман у этого парня?
— Да я, знаете, не читал. Но знаю, что исторический.
— А из нашей истории или зарубежной?
— Зарубежной.
— И страна какая?
— Дания.
— Ото! Он так хорошо знает датскую историю? Это же редкость.
А как его фамилия?
— Фамилия! Черт! Вот тоже забыл. Я ведь его все больше по имени — Саша, Саша, но и фамилию тоже знал, конечно. Черт знает что происходит с памятью.
«Действительно, черт знает что происходит в мире, — подумал писатель, — все что-то сходят с ума. Все потеряли память».
— Так, может, решитесь, сойдем! — снова сказал книголюб. — От станции десять минут ходьбы. Так бы хорошо посидели.
— Так, понимаете, жена, боюсь, сбежит. На черта ей такой муж? Пьет, пропадает черт знает где, куда и с кем. А то я бы с таким удовольствием…
— Прекрасная она у вас женщина, — сказал книголюб прочувствованно. — Только вот ко мне что-то не больно хорошо относится.
— Это откуда вы взяли? — очень удивился писатель и подумал, что жена-то и видела книголюба всего однажды, и он ей, верно, сразу не по давился. Вернее, что-то ее в нем насторожило.
— Так она почему-то подумала, что я того… — и он постучал пальцем по скамейке.
Писатель смолчал, потому что и это была правда. Они обсуждали — откуда он, дескать, такой хороший появился и именно в это тревожное время, — но поделилась она своими сомнениями только с одним знакомым. Его имя назвали вместе книголюб и та женщина, которую он тогда привел с собою. Оказалось, что у них, таким образом, есть общие знакомые. Вот к этому общему знакомому и позвонила жена — но ничего конкретного так и не узнала.
— Нет, та женщина очень хорошая, — сказал общий знакомый. — Только ведет себя не больно осмотрительно. Знакомства у нее нежелательные. Литературу всякую читает и передает. Язычок длинный. Может быть, за ней и еще что-нибудь более серьезное водится, так что, возможно, он за ней и наблюдает. Хотя тоже навряд ли, а то я бы знал.