Галина Горшкова - За поворотом времени, или Магия сердца
— А это… — Катерина дошла до письменного стола и хотела еще чем–то поинтересоваться. Но ее взгляд остановился на висящем над входом портрете молодой и красивой женщины. — О! Кто это дама?
Катерина напрочь забыла о столе и причудливых канцелярских принадлежностях. Она вернулась к двери и во все глаза разглядывала потрескавшуюся от времени масляную картину.
— Сколько живу у вас здесь, в Ардалионе, нигде, ни в одном месте не видела живописи. Откуда эта картина? Кто ее автор?
— Отец Злота, — Леокадия тоже подошла ближе. — Мой господин говорит, что его отец трудился над этой картиной несколько лет. Рисовал ночами в свете сотен свечей.
— Невероятно красиво!
— Соглашусь, картина завораживает.
— А кто модель для позирования? Это реально существующая женщина, или лишь выдумка автора? В любом случае, Леокадия, она как живая.
— Это мать Злота. Магистр ее не помнит, она умерла во время родов. Она была обыкновенной смертной, и ее не смогли спасти.
— Как? Высший Советник Климентия был женат на простой смертной?
— Да, госпожа. Люди рассказывают, что эта была такая сильная любовь, какой в Ардалионе до них еще не встречали. Они жили душа в душу и даже решили родить детей. Никто же не предполагал, что так печально все обернется. Отец Злота очень сильно переживал о смерти этой женщины. И все восемнадцать лет жизни, пока он воспитывал Злота и Георгину, он не снимал по ней траура.
— Вот это да! Даже и не верится как–то, что бывают в мире настолько сильные чувства. А этот портрет? Советник нарисовал уже после ее смерти?
— Он рисовал свою жену по памяти. Бережно и с любовью. Я думаю, госпожа, что, воспитывая Злота здесь, в подземном замке, обучая сына и передавая ему свои колдовские секреты, Высший Советник передал нашему Правителю и пожелание — найти для себя такую же сильную любовь. Именно поэтому мой господин часто придирчив к женщинам.
— Найти настоящее чувство нелегко, — Катерина вспомнила свои разбитые надежды в отношении Родиона, а затем такие же было возникшие, но разрушенные надежды в отношении Злота. — В нашем мире, Леокадия, люди очень легко сходятся и расходятся. Но если перебрать всех моих знакомых и друзей, пожалуй, я не назову тебе ни одной пары, в семье которой царила бы такая любовь. Когда муж или жена были бы готовы ради друг друга пожертвовать своей жизнью.
— Это очень печально, госпожа.
— Да, — Катерина вздохнула, глядя на портрет. — Хотела бы я, чтобы и меня так же сильно любили.
— Вы еще молоды, госпожа. У Вас все впереди.
— Что конкретно? Вечный плен в подземелье у бесчувственного Магистра? — с горечью в голосе спросила Екатерина и пошла прочь из кабинета. — Мне, видно, на роду написано: влюбляться, да в не тех!
— Странно, — пробормотала Леокадия ей вслед. — А мне казалось, что господин Вас любит. Как и Вы его…
Дни бежали за днями, и Катерина уже и сама начала догадываться, что ее интерес и благодарность к Злоту очень плавно, постепенно переросли в более сильное чувство. И это была любовь.
Да, Злот их пари выиграл. И неважно, что именно он загадывал себе в качестве приза. Главное, что Правитель не проиграл: его бессмертие и все, чем он так дорожит на сегодняшний момент, останется при нем. «Злот достоин того, чтобы Амалия присудила ему победу!» — с гордостью размышляла женщина, и тут же ломала голову над проблемой: «А как сообщить об этом Амалии, Митродоре и Хроносу?». Определенное подозрение, что Магистр не выпустит ее на встречу с судьями их пари, крепло с каждым днем и доводило женщину до отчаяния.
«Злот убежден, что мы оба проиграли. Он даже бросил свои попытки по покорению моего сердца. Но какой смысл прятать меня под землей? … А такой. Он намекал, что я ему нравлюсь. И он не хочет причинять мне страданий. Злот боится за меня! Зная теперь, что я простая смертная, он боится, что Амалия лишит меня жизни! Вот несчастье! Что же делать? Как ему передать, что на кону сделки вовсе не жизнь моя, а такой пустяк, о котором и переживать не стоит! Злот! Злот, приди, пожалуйста! Мне нужно с тобой поговорить!».
Однажды ночью Леокадия вдруг проснулась от какой–то внутренней тревоги. Ничего не шумело, не бренчало. И дочь крепко спала в своей кровати. Но какое–то беспокойство было. Леокадия накинула на ночную рубашку теплую шаль и вышла в коридор. Чутье женщины ее не обмануло. В гостиной раздавались приглушенные шаги.
— Мой господин? — Леокадия, завидев Магистра, очень обрадовалась. — Мой господин! Наконец–то Вы вернулись домой! Почему же Вы так надолго о нас забыли?
— Да нет, забыть вас не получается, даже если очень хотеть этого, — Злот улыбнулся теплому приему. — И не шуми, Леокадия, прошу тебя! Весь дом поднимешь. Вот, соскучился, решил проведать вас. Сюда спустился и дом не узнаю. Так светло, чисто, уютно везде.
— Вам нравится, господин?
— Очень. Пойдем, что ли, на кухню, посекретничаем. Раз уж я все равно тебя разбудил.
— Ах, господин! Вот Катюша–то обрадуется! А Вы голодны? Вас накормить?
— Если есть в меню что–нибудь вкусненькое, как в прошлый раз, то я съем все.
— Как же нет–то? Полный стол еды. Мы целыми днями с Катериной готовим, готовим, готовим. Вас ждем! А Вы все не идете. Уж месяц прошел с Вашего ухода!
— Верно. Расскажи мне, Леокадия, как она?
— Мм… Как–как? По–разному. В целом, хорошо. Но тоскует очень.
— Тоскует? Все никак не может позабыть того крестьянина?
— Какого еще крестьянина, господин?
— Да ладно, Леокадия! Ни за что не поверю, что за весь месяц Екатерина не смогла выпросить у тебя разрешения посмотреть на кого–нибудь в Ледяную Звезду. Признавайся, было?
Экономка виновато опустила глаза.
— Было. Один раз она смотрела на казнь. Точнее, на Ваше помилование бунтовщиков. А второй раз…
— Что замолчала? Она наблюдала за Теппой, ведь так?
— Нет, господин. Сначала Катерина попросила показать ей друга по имени Даниил из ее мира. Но Звезда ничего не показала на ее просьбу. А затем госпожа Екатерина просила Ледяную Звезду показать ей Вас.
— Меня? Это для чего еще?
— Я думаю, она Вами любовалась в тот момент. Когда Вы работали на стройке.
— Что–о–о? Леокадия, что я слышу? Кто вам давал право за мной подглядывать? — взорвался Злот. — Как вам вообще в голову могло прийти шпионить за самим Правителем? Вам больше заняться здесь нечем?
— Во–первых, не кричите на меня, пожалуйста, господин, в этой части замка. Вы разбудите Агату! А во–вторых, Катерине здесь и правда заняться нечем. Поэтому я не удивлюсь, что такая идея ее посетила. В самом деле, чего Вы хотите? Заперли под землей молодую красивую женщину, которая Вам, как выясняется, абсолютно не нужна! А она ждет Вас все эти дни. Каждый день!
— Угу, как удав ждет кролика.
— Она любит Вас!
— Любит, только… не меня, — Злот обхватил свою голову руками и усмехнулся. — Дожил, называется. В Баграсе народ судачит, что я Катерину убил, а тело спрятал в своем подземелье. А родная экономка мне нотации читает, как пятилетней дочери. Кошма–а–ар!
— А Вы не ведите себя, как пятилетний ребенок. Я ведь Вам только счастья желаю, господин. Я же вижу, как Вас что–то беспокоит. И Екатерина страдает не менее.
— Эх, Леокадия, Леокадия. Ты ничего не знаешь, вот и не понимаешь.
— Да, мой господин. Это точно. Я целыми днями слышу от Кати ее вздохи, а после — то же самое объяснение: «Ты, Леокадия, ничего не знаешь». Так может, уже растолкуете мне, наконец, что происходит?
— Я не могу, Леокадия. Извини. Я даже себе не могу объяснить, что происходит. Просто поверь. Если за оставшиеся две недели я не забуду в своем сердце Катерину, я потеряю ее навсегда.
— Вы потеряете ее, господин, если за оставшиеся две недели не вернетесь домой. Екатерина считает, что она Вам безразлична. Она любит Вас и страдает. Она убеждена, что Вы лишь играли ей.
— Нет, это не так.
— Значит, поговорите с ней!
— Не могу, Леокадия. Она мне только–только перестала сниться. И я боюсь, что, увидев ее, я вновь заболею наваждением по имени Катюша. Пусть еще ждет. Осталось не так и много.
— Так Вы что же, господин? Я в толк не возьму. Вы опять уходите из дома на две недели?
— Да, приходится. И собери мне все эти вкусняшки с собой, пожалуйста. В Ардалионе, кроме вас с Катей, никто нормально не умеет готовить.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Выбор
5 декабря Злот с самого утра разместился на кучевом облаке, что зависло над Баграсом и никуда не хотело уплывать. Магистр долго лежал на спине, наслаждаясь синевой неба. Затем перевернулся на живот и, подложив под подбородок руки, с раздумьем смотрел вниз, на людный город. Правитель наблюдал за суетой подданных и размышлял о своей жизни. Он думал о любви. О волшебном чувстве, которое заставляет ради благополучия любимого жертвовать всем. О чувстве, которое не позволяет причинить любимому боль, или даже хотя бы огорчить.
