Сергей Владич - Слуги дьявола
— Прошу прощения, что перебиваю вас, — сказал Сергей Михайлович, чувствуя растущее внутри него раздражение, — но вы, наверное, спутали меня с кем-нибудь из экономистов-финансистов. Я — палеограф, моя сфера — древние рукописи, и я ничего не понимаю в страховом бизнесе.
— Минуточку терпения, профессор, — полковник был невозмутим, — я просто хочу, чтобы вы получили полную картину происходящего. Так вот, мы вынуждены были задействовать наши связи и, скажем так, специальные возможности и выяснили несколько удивительных вещей. Во-первых, аналогичные требования страховщики выдвигают не только по отношению к нам, но и ко всем остальным, в том числе к государствам «большой восьмерки»! Во-вторых, все началось некоторое время тому назад с Банка Ватикана, который вдруг потребовал от заемщиков дополнительных гарантий и резко увеличил суммы страховых взносов, ссылаясь на какие-то секретные документы, свидетельствующие о возможных глобальных катаклизмах в конце 30-х годов этого столетия, т. е. в промежутке 2030–2040 годов. Туда же примешивают прогнозы различных западных исследовательских центров о возможных актах ядерного терроризма. Финансисты — народ пугливый, да еще, как выяснилось, верующий, и снежный ком покатился… Если не удастся доказать, что выдвигаемые нам требования страховщиков не обоснованы, государство понесет убытки в сотни миллионов долларов. Денежки просто уплывут к какому-нибудь Уоррену Баффету, у которого их и так немерено, а у нас каждый доллар на счету. Мы копнули еще глубже, и вот что оказалось. Ноги растут от какого-то старинного манускрипта, к которому Ватикан имеет доступ и в котором якобы указана дата предполагаемого «конца света» и «второго пришествия Иисуса Христа» со всеми вытекающими отсюда последствиями. Этот манускрипт попал в руки одного особо рьяного католика, у которого родственник работает в банке. Слово за слово — и пошло-поехало… На первый взгляд звучит неправдоподобно, даже забавно, но теперь у нас проблемы. На Уолл-стрит, наверное, и не подозревают, что именно вызвало панику, однако дело уже сделано.
Сергей Михайлович сосредоточенно слушал.
— Звучит не так уж и смешно, — сказал он, — но я готов вас успокоить: даты конца света уже сотни раз назначались и переносились, иногда они даже совпадали с реальными катастрофическими явлениями, однако мир выжил раньше, выживет и теперь. К сожалению, человечество никогда не испытывало дефицита лжепророков.
— Но разве в Библии нет четких указаний на этот счет? — переспросил Саенко.
— Как раз наоборот, именно в Библии и содержится указание на то, что человеку знать о дате кончины мира не суждено и не положено. Так что смею вас заверить, что, с точки зрения страхового бизнеса, все эти выходки — чистой воды спекуляции. Просто глупость какая-то. Надеюсь, я вам помог и могу идти?
— Увы, Сергей Михайлович, это еще не все. Вы, безусловно, вольны уйти в любой момент, — у полковника в глазах появились лукавые огоньки, — но что-то мне подсказывает, что вы предпочтете остаться. Особенно когда узнаете, что ноги у всей этой истории растут отсюда. — Он указал на лежащую перед Мирошниченко папку. Тот за все время разговора не проронил ни слова. Зато теперь он медленно раскрыл папку, достал и положил перед Трубецким ее содержимое. Это были сделанные самим Сергеем Михайловичем фотографии страниц, вырезанных из Библии дьявола, на которых, как теперь было хорошо известно, был записан устав святого Бенедикта. Пока шло расследование убийства ЛиВеев, эти фотографии оставались в милиции, хотя Трубецкому не терпелось заполучить их обратно.
— Что вы имеете в виду, говоря, что ноги растут отсюда? — переспросил он, глядя на снимки. — Это весьма безобидный текст, написанный, правда, поверх более древнего, который был стерт и восстановлению не подлежит.
— В том-то и дело, Сергей Михайлович, что нас интересует именно этот, более свежий текст. Есть основания считать, что как раз он и содержит указания о конце света. Вы детально его исследовали?
— Да нет… — неохотно признался Трубецкой. — Честно говоря, я лишь бегло его просмотрел, поскольку совершенно не интересуюсь уставами монашеских орденов.
— Мы бы попросили вас вернуться к этому вопросу и готовы вам помочь. Есть подозрение, что именно в этом документе содержится важная информация, которую сознательно спрятали среди безобидного и хорошо известного текста. Что вам для этого нужно?
— Вот как? Ну ладно, я готов посмотреть внимательнее… Собственно, мне ничего особенного не требуется. Я бы просто-напросто забрал эти фотографии с собой. В Центральной библиотеке имеются несколько вариантов текстов этого устава, датированных XVI–XVII веками, по ним вполне возможно провести сравнительный анализ. И еще. Было бы здорово получить хотя бы во временное пользование оригиналы этих листов из Праги. Вы можете связаться с Пражским музеем и договориться с ними?
Саенко и Мирошниченко переглянулись.
— Связаться-то мы можем… — нерешительно произнес полковник. — Признаться, мы это уже сделали. Дело в том, что некоторое время тому назад оригиналы были украдены из музея. Так что имеющиеся у вас в руках копии — все, чем мы располагаем. Будьте с ними осторожны. И успехов вам.
«На всякого мудреца довольно простоты» — именно эта поговорка как нельзя лучше подходила для описания сложившейся ситуации. Сергей Михайлович был не просто расстроен и растерян, он рассматривал происшедшее как личное поражение, причем в самом что ни на есть профессиональном смысле. Он никак не мог понять, как это ему не пришло в голову внимательно прочитать текст бенедиктинского устава, ведь для этого у него были две (!) реальные возможности. Кроме того — эта мысль лишь сейчас посетила его, — явной подсказкой о необходимости тщательного анализа текстов был тот факт, что листы пергамента с записанным на них вполне безвредным уставом бенедиктинцев оказались замурованы столь необычным образом — в арках Каменного моста. Кому и зачем понадобилось это сделать, если текст не представлял какого-то особого интереса?
Несколько последующих дней Трубецкой провел в библиотеке. Он работал не отрываясь, сличая слово в слово текст устава святого Бенедикта с двумя другими аналогичными текстами, полученными из независимых источников. Они совпадали практически полностью — слово в слово. Но время от времени в тексте из Пражского музея встречались отдельные слова, явно выпадающие из общего контекста, поскольку они были чужеродны для данного документа. Сначала Сергею Михайловичу эти слова показались просто случайными, однако затем он догадался выписать их все подряд, одно за другим. Результат превзошел все ожидания. В переводе с латыни получившийся текст гласил: «…будет много смут, и войн, и мор, и солнца гнев… конец времен грядет с числом святых апостолов — двенадцать; так Даниил предрек».
Двенадцать! Первое, что пришло Трубецкому в голову, — это 2012 год, как предсказывается календарем майя. Но тогда при чем здесь пророк Даниил? Сергей Михайлович открыл первоисточник — экземпляр синоидального издания русской Библии. И когда прочитал двенадцатую главу книги пророка Даниила, то все понял…
Уже на следующий день уставший, но довольный Трубецкой рассказывал о своем открытии полковнику Саенко.
— Понимаете, — Сергей Михайлович говорил несколько возбужденно, стараясь как можно более доходчиво донести логику своих рассуждений, — в новозаветном Евангелии от Матфея, заканчивая описание грядущего «конца времен», Христос произносит следующие слова: «Претерпевший же до конца спасется. И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец. Итак, когда увидите мерзость запустения, реченную через пророка Даниила, стоящую на святом месте, — читающий да разумеет, — тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы…». Так вот, фраза эта явно двусмысленная, особенно на иврите, где слово «видеть» имеет еще одно значение — «предвидеть». Первый ее смысл прямой и прозрачный: любая «мерзость запустения», а именно так называли в Иудее разрушение Храма, всегда сопровождается бегствами и катастрофами. Это понятно и в комментариях не нуждается. С другой стороны, эти же слова можно рассмотреть и так: события, предшествующие «концу времен» и «второму пришествию», начнут осуществляться в период, определенный пророчеством Даниила, в котором речь идет о «мерзости запустения». Если принять эту точку зрения, хотя я и не утверждаю, что она единственно верная, то необходимо сделать и следующий шаг. Прежде всего важно установить, что же может «разуметь читающий», если, последовав указанию Евангелия, обратится непосредственно к тексту «Книги пророка Даниила». В первоисточнике образ «мерзости запустения» встречается у ветхозаветного пророка два раза, и оба связаны с разрушением Храма. Один из них касается Второго Храма и даты 70 года н. э. Однако Даниил упоминает о «мерзости запустения» еще один раз, в двенадцатой главе, которая целиком посвящена лишь одному — хронике последних дней этого бренного мира. Именно она заканчивается следующими словами: «Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет тысяча двести девяносто дней. Блажен, кто ожидает и достигнет тысячи трехсот тридцати пяти дней. А ты иди к твоему концу и упокоишься, и восстанешь для получения твоего жребия в конце дней».
