Матс Страндберг - Круг
— Да, — отвечает Мину.
Она заставляет себя не таращиться на стакан Густава.
— Она часто о тебе говорила, — говорит он.
Густав подносит стакан ко рту и делает пару глотков. Мину заставляет себя отпить из своего стакана.
«Не пялься, — думает она. — Не смотри на его стакан, а то все испортишь».
— Тебе не кажется, что у колы какой-то странный вкус? — говорит Густав.
Вот оно. Вот оно.
— Нет.
Мину решительно трясет головой и делает на всякий случай еще пару глотков.
— Я же ее только что открыл, — задумчиво говорит Густав.
Потом пожимает плечами.
— Надеюсь, я не подхватил грипп. Когда я заболеваю, мне всегда кажется, что у еды странный привкус.
И он опустошает стакан.
«Йес!» — чуть не вырывается у Мину.
Она замирает, готовая к тому, что Густав вот-вот свалится со стула, хватаясь руками за шею.
— У меня немного кружится голова, — говорит он.
Мину сглатывает.
— Может, пойдем в твою комнату? — предлагает она.
Густав растерянно смотрит на нее.
— Чтобы ты лег и немного отдохнул, — поясняет Мину.
— Да, наверно, ты права.
Он произносит это безучастно, но поднимается со стула.
О господи, думает Мину. Реакция Иды была совсем другой. А что, если мы всыпали ему слишком много?
Она слышит шаги на лестнице, ведущей в подвал. Тяжелые, быстрые. Мину начинает лихорадочно соображать: где проще всего спрятаться двойнику Густава, как не в подвале? Лучше места, чем там, не найти, и папа Лаге, возможно, в курсе происходящего или вообще сам все это затеял, а вдруг произошло ужасное недоразумение, и папа Лаге с Густавом ни в чем не виноваты, но Мину уже, к несчастью, угостила Густава смертельной дозой волшебного эликсира, и скоро он умрет.
Мину слетает со стула и поддерживает Густава, который выглядит так, будто вот-вот упадет в обморок.
Дверь из подвала открывается, и входит папа Лаге.
— Я хотел спросить, не осталось ли еды и для меня… — начинает он и видит Густава.
— Что с тобой, Густав? Ты такой бледный.
— Сначала я чувствовал себя нормально, потом у меня закружилась голова, но сейчас снова все в порядке.
Лаге шагает вперед и кладет руку Густаву на лоб.
— Голова не горячая, — говорит он задумчиво.
— Мину считает, что мне лучше пойти и лечь, и мне кажется, это правильно, — продолжает Густав.
— Ты, наверно, просто перестарался на тренировке, — произносит Мину, поворачиваясь к Густаву. — Пойдем, поднимемся в твою комнату.
Лаге смотрит на Густава встревоженным взглядом.
— Спустись ко мне, если тебе станет хуже. Я буду внизу.
— Да, ты внизу, — повторяет Густав.
— Моя мама врач, — тараторит Мину. — Этот грипп, который сейчас ходит, он очень коварный. Он начинается неожиданно, и сразу чувствуешь себя очень больным.
Мину берет Густава за руку и подталкивает, чтобы он шел в свою комнату на втором этаже.
— Можешь зажечь свет? — спрашивает Мину, когда они заходят в темную комнату.
— Да, — отвечает Густав и тяжело валится на кровать.
Только спустя несколько секунд Мину понимает, что Густав отвечает на вопросы буквально как ребенок, который хочет пошутить.
— Где зажигается свет? — спрашивает Мину.
— Выключатель справа от двери.
Мину зажигает лампу на потолке. Темнота в одно мгновение рассеивается. Кровать, на которой лежит Густав, не заправлена, но в остальном в комнате порядок.
На стене висит фотография Ребекки и Густава. Видны только их лица крупным планом, и невозможно определить, где сделан снимок, только понятно, что снимали на улице. Молодые люди выглядят счастливыми. И не подозревают, что их ждет впереди.
Хотя, может, Густав уже тогда все знал, напоминает себе Мину. Может, на фотографии вовсе не счастливая пара, а убийца и его жертва?
Тут Мину чувствует легкий толчок в спину. Истолковать его нетрудно. Ванесса считает, что Мину следует поторопиться, и она права. Они не знают, как долго будет действовать эликсир. Одной капли, данной Иде, хватило примерно на одну минуту. Мину подсчитала, что у них есть минут десять. Но время идет. И Густав крупнее Иды.
Мину садится на край кровати. Список вопросов, которые она подготовила, лежит в кармане джинсов. Она не достает его.
— Ты любил Ребекку?
— Да, — отвечает Густав без колебаний. — Больше всего на свете.
— У ее могилы ты просил у нее прощения.
Густав кивает, из его глаз вытекает слезинка, стекает по виску и исчезает в светлых волосах. Он лежит неподвижно и испуганно смотрит на Мину.
— Был ли ты каким-то образом причастен к ее смерти?
— Да, — отвечает он.
У Мину все холодеет внутри.
— Расскажи, — заставляет она себя сказать.
— Это моя вина. Я слышал, что у Ребекки анорексия, но боялся спросить напрямую, правда ли это. Я не хотел ее расстраивать и не хотел, чтобы она думала, что я зануда. Я не понял, насколько это было для нее серьезно. Мне нужно было попытаться поговорить с ней.
Он смотрит на Мину большими, испуганными глазами.
— Ты веришь в то, что Ребекка покончила с собой? — говорит она.
Вопрос, кажется, озадачивает Густава.
— Да, — говорит он. — Она прыгнула со школьной крыши. Это моя вина. Я должен был предотвратить это.
Мину косится на фотографию и думает, слышит ли их сейчас Ребекка. Дай бог, чтобы нет, потому что Мину невероятно стыдно за то, что она делает.
— Ты был с ней на крыше в тот день? — спрашивает она.
— Нет. Я ждал ее внизу. Она была на встрече с директором.
Он кладет ладонь на руку Мину. У него холодные пальцы.
— Я надеялся, что директор поговорит с ней об анорексии. Убедит ее признаться, и мне не придется этого делать. Я струсил.
— Занимался ли ты осенью чем-то особенным? Вступал ли с кем-нибудь в контакт?
— Я не понимаю вопроса.
Мину снова чувствует нетерпеливый толчок в плечо, напоминание о том, что времени осталось мало.
— Вступал ли ты в контакт с демонами?
Он снова выглядит растерянным. Как ребенок, которому задали чересчур взрослый вопрос.
— Занимался ли ты чем-либо сверхъестественным? — продолжает Мину.
— Нет.
Густав явно не имеет ни малейшего понятия о том, о чем она его спрашивает.
— Ты, может, и сам об этом не знаешь. Подумай. Случалось ли с тобой что-нибудь странное?
Он мотает головой.
— Слышишь ли ты в голове голоса, которые велят тебе делать то-то и то-то?
Он снова мотает головой.
— Слова «кроваво-красная луна» какие у тебя вызывают ассоциации?
— Красный апельсин.
— У тебя есть двойник?
— Нет, — тихо отвечает он. — Я не думаю.
— Я больше не могу, — вдруг говорит Ванесса.
Мину очень хорошо понимает, что имеет в виду Ванесса. Ей и самой невыносимо видеть Густава таким испуганным и беспомощным. Она чувствует себя палачом испанской инквизиции. Но у нее остался еще один вопрос, и она надеется, что Густав не упомянет о поцелуе, потому что, в отличие от Густава, Ванесса этого не забудет.
— Ты преследовал меня в городе однажды? Встречался со мной у виадука?
— Нет.
— Мы встретились там и… разговаривали. Помнишь?
— Нет.
— В то же самое время ты был на кладбище. Это было в тот день, когда ты впервые пришел на могилу Ребекки. Ты был в двух местах одновременно. Как это возможно?
Густав качает головой.
— Я не понимаю! — говорит он. — Ты задаешь такие странные вопросы.
Мину не может больше. Она пытается высвободить свои пальцы из-под его руки, но он сжимает их железной хваткой. Она тихонько гладит Густава по пальцам и надеется, что это его как-то успокоит.
Метод срабатывает. Хватка слабнет, и Мину освобождает свою руку.
— Прости, — говорит она.
— Я не понимаю, за что ты просишь прощения.
— За то, что делала сейчас.
— Ты мне нравишься, Мину, — говорит Густав удивленно.
— А ты мне, — отвечает она и понимает, что говорит всерьез. — Я бы хотела рассказать тебе, как все было на самом деле, когда погибла Ребекка. В этом не было твоей вины.
— Мину, ты что? — шепчет Ванесса.
Но Мину притворяется, что не слышит. Очень легко притвориться, что не слышишь, когда тебе что-то говорит невидимка.
— Можешь запомнить одну вещь? — говорит Мину. — Постарайся сохранить это где-то внутри себя. Обещаешь постараться?
— Я обещаю постараться, — отвечает Густав.
— В этом не было твоей вины. Ребекка любила тебя.
Из глаз Густава снова текут слезы, и Мину кивает, пытаясь запечатлеть свои слова в его подсознании.
— Она никогда не оставила бы тебя по своей воле, — добавляет она.
Густав осторожно улыбается.
— Я так устал, — говорит он.
— Тогда я думаю, тебе лучше лечь и заснуть.
Густав закрывает глаза, и Мину с Ванессой стоят в его комнате, пока он не засыпает. Потом они выскальзывают наружу, тихо-тихо, чтобы его не разбудить.
