Рассказы (ЛП) - Тем Стив Резник

Кэти происходила из клана Ривендейлов. Ее предки владели этим местом, когда курорт еще действовал. Сейчас многие из них, если не все, жили либо в отеле «Курорт Ривендейл», либо в домиках, стоявших неподалеку. Фрэнк испытал некоторый шок, когда, с чемоданами в руках, переступил порог отеля и увидел всех этих Ривендейлов, сидящих в холле вокруг камина. Нет, они не напоминали клонированных существ из фантастических рассказов. Однако от их семейного сходства Фрэнку стало не по себе. Одинаковые позы, постоянно изогнутые брови, головы, вечно склоненные под острым углом, розовые пятна на щеках. У Фрэнка слегка похолодела спина. После нескольких дней жизни в Ривендейле он понял причину своей оторопи: рак превратил Кэти в рыхлую копию этих людей.

Фрэнк помнил ее совершенно иной: с длинными рыжевато-каштановыми волосами и настоящим румянцем на щеках, оживленную, энергичную, потрясающе стройную, красивую женщину. Она с легкостью могла бы сделать карьеру фотомодели или манекенщицы, но ей претило выставлять себя на публике. И потом, как Фрэнк понимал интуитивно, подобный род деятельности опозорил бы фамилию Ривендейлов.

По словам Кэти, болеть раком — все равно что прожариваться под знойным солнцем. Пыльный номер и холлы Ривендейла дарили ей прохладу. Она сказала мужу, что хочет пробыть в Ривендейле как можно дольше, чтобы скрыться от врачей и медсестер.

На операцию она не соглашалась — это тоже было ниже достоинства женщины из семейства Ривендейлов, зато усердно прибегала к лучевой терапии. Когда Фрэнк увидел представителей этого семейства с их отдраенной, антисептической кожей, он вдруг подумал, что жена переусердствовала с радиацией.

Вопреки опасениям Фрэнка, рак у Кэти не сопровождался зловонием и быстрыми уродливыми изменениями внешности. Изменения происходили внутри организма. Иногда она жаловалась на внезапную слабость в ногах. Бывало, вскрикивала среди ночи. Тогда Фрэнк глядел на ее бледное, почти прозрачное тело и пытался угадать, где сейчас раковые клетки устроили свое пиршество.

Радиационная терапия привела к тому, что у Кэти начал расти живот. Она выглядела как женщина на седьмом месяце беременности. Они никогда не хотели детей. Им с лихвой хватало других занятий, и ребенок просто не вписывался в их планы. Теперь Фрэнку иногда снилось, как он везет жену на каталке в родильное отделение. Он бежал, стремясь добраться до врачей раньше, чем у нее начнутся ужасные схватки. В его сне двери родильного отделения всегда были широко открыты, и на пороге стоял долговязый врач в ослепительно белой маске. Врач забирал Кэти и закрывал двери. Сон так и не показывал Фрэнку, какое дитя родилось из большого бледного живота жены.

Через девять месяцев после того, как у Кэти обнаружили рак, она получила приглашение из Ривендейла. За все годы их совместной жизни она почти не вспоминала о родне, но это приглашение подняло в ней волну мрачного возбуждения. Вскоре Фрэнк увидел это письмо в мусорном ведре. Оно гласило: «Приезжай в Ривендейл». И все.

Когда они вошли, кто-то из родственников приветствовал Кэти у стойки администратора. Впрочем, «приветствовал» — не совсем верное слово. Он записал в книгу прибытия имена ее и Фрэнка, словно здесь по-прежнему был курорт, и даже выдал Кэти ключ с фирменным брелком. Кожа на брелке изрядно вытерлась, как и серебристая надпись. Их приезд прошел почти незамеченным; несколько человек на мгновение оторвались от чтения, а их рты скривились, будто после многих лет молчания они пытались заговорить. Не было произнесено ни одного приветствия и вообще ни одного слова. Насколько мог заметить Фрэнк, сидевшие в холле и между собой практически не разговаривали.

Они сразу же поднялись в номер, поскольку поездка утомила Кэти. Франк провел свой первый в Ривендейле вечер, сидя в старом кресле и глядя на жену, которая свернулась клубочком и сразу же заснула. Тогда он перевел взгляд на шторы. Ветер, дувший в открытую форточку, заставлял их шевелиться, и вышитые узоры беспокойно двигались взад-вперед.

Утро началось со звона колокольчика. Звук был негромким, и Фрэнк посчитал, что это ему снится. Однако Кэти мгновенно встала и оделась. Тогда поднялся и Фрэнк. Он не знал здешних порядков и решил приглядываться к жене, чтобы не допустить какой-нибудь оплошности. Когда колокольчик зазвонил снова, Кэти вышла из номера и направилась вниз. Фрэнк за нею.

Им отвели места за одним из длинных столов, покрытых льняными скатертями. На карточках было написано «Кэти» и «Фрэнк». Фрэнка настолько удивили эти надписи, сделанные старомодным витиеватым почерком, что он подумал: может, здесь есть их тезки? Однако Кэти тут же отодвинула стул и села. Тогда и он сел рядом.

Тост в их честь обошелся без слов. Родственник, записавший их вчера в книгу прибытия, поднял бокал с яблочным вином; все прочие сделали то же и через мгновение почти одновременно поднесли бокалы к губам. Кэти двигалась в общем ритме, но Фрэнку от этой согласованности стало не по себе. Он отставал на шаг, следя за Ривендейлами через стекло своего бокала. Самое удивительное, они и здесь не обращали внимания друг на друга. Конечно, синхронность их движений была не абсолютной, но достаточно впечатляющей.

Фрэнк посмотрел на Кэти. Пока она пила, ее щеки побледнели и напряглись. Есть обычную пищу она уже не могла и принимала особую питательную смесь. Кожа жены была гладкой, как у младенца, но из-за отсутствия жировых прослоек морщилась. От каждого движения морщины делались глубже, будто борозды, оставленные плугом смерти.

После завтрака супруги встали у широкого окна столовой. Ривендейлы чинно расходились по двое и по трое. Их движения были медленными и вальяжными, как у рыб, обитающих на теплом мелководье.

— Может, нам следует представиться? — негромко спросил Фрэнк. — Ведь кто-то нас пригласил сюда. А как остальные узнают, кто мы?

— Они знают, Фрэнк, и не надо поднимать шум. У Ривендейлов всегда были свои способы узнавать о нужных вещах. В нужное время кто-нибудь из них к нам подойдет. А пока мы предоставлены самим себе.

Фрэнк не возражал.

Они долго гуляли по окрестностям. Плавательный бассейн был закрыт и застелен парусиной. Корты для шаффлборда^[1] пришли в запустение; там в трещинах росла трава и змеились корни деревьев. Теннисные корты… именно теннисные корты впервые дали Фрэнку понять, что необходимо уезжать отсюда.

Местные корты находились на вершине пологого холма, сразу за зданием отеля. Пока супруги туда поднимались, внимание Фрэнка привлекли странные звуки. Их было слишком много, и они сливались в общий вой. Испуганный Фрэнк схватил жену за руку и потащил вниз. Однако на Кэти вой никак не действовал, она даже в лице не переменилась, а только вырвала руку и продолжала идти.

— Кэти! Мне кажется, нам лучше…

Но она словно не слышала мужа, и Фрэнк неохотно поплелся следом.

Когда они подошли к ограде, вой стал еще громче, но теперь Фрэнк убедился, что это не человеческие голоса. Скорее, животных. Но каких? Сколько Фрэнк ни вспоминал слышанные звериные крики, он не мог припомнить ничего похожего.

Возле последнего дерева Фрэнк остановился, не в силах идти дальше. Кэти подошла к забору и встала почти у самой проволоки, но так, чтобы когтистые лапы не дотянулись до нее.

Теннисные корты были превращены в гигантский загон для нескольких сотен котов и кошек. Теперь Фрэнк понял причину неистового воя. На стремянке, возвышаясь над забором, стоял старик и опорожнял вниз ведра с кормом. По самому верху ограды тянулась металлическая сетка, укрепленная на стеклянных изоляторах.

«Электроизгородь», — подумал Фрэнк.

Старик обернулся и внимательно поглядел на Фрэнка. У него были изогнутые брови, бледная кожа и пятна на щеках. Старик улыбнулся Фрэнку, и форма губ совпала с формой бровей. Улыбка была похожа на крылья мотылька или на след, оставшийся от укуса на куске сыра. Во рту старика сверкнули ослепительно белые зубы.