Софья Ролдугина - Кофе с перцем и солью
— Леди Эверсан…
— Леди Виржиния.
— Хорошо, леди Виржиния, — нисколько не раздражаясь, продолжил мужчина. Хоупсон. Кажется, так его зовут. А секретаря, парнишку совершенно серой внешности — мистер Смит. Как оригинально!
Я медленно выдохнула.
— Леди Виржиния, — мягко произнес Хоупсон. — Пожалуйста, вспомните хотя бы что-нибудь. Мы не сможем поймать преступника без примет. Даже если жертвой едва не стала сама графиня.
— Я не могу… — голос у меня сел.
Жутко было осознавать свое полное бессилие. Ну почему я не оглянулась? Тогда бы сейчас уже знала его в лицо… и, возможно, он оказался бы мне знаком, и «гуси» отправились бы брать преступника под арест.
А так — остается положиться на волю провидения.
— А если он… вернется?
В приемной стало так тихо, что слышно было, как скрипели часы в нагрудном кармане у Смита. Слишком светло — свет отражается от идеально отполированной поверхности стола, от темного стекла в окнах, от блестящих металлических ручек секретера…
— Леди Виржиния, мы сделаем все возможное, — улыбнулся Хоупсон, успокаивая меня. Седые усы смешно встопорщились. — Мы сможем защитить вас… Поверьте. Вы что-то хотели сказать, Смит? — перевел он взгляд на невозмутимо застывшего у дверей секретаря.
— Я взял на себя смелость, сэр, вызвать Эллиса. Как только узнал, что напали на графиню Эверсан, сэр, — уважение в его голосе, скорее всего, было адресовано не мне, а леди Милдред.
Кажется, даже время нипочем бабушкиной славе.
— И он согласился? — искренне удивился Хоупсон. — Взял «дело без тела»? Простите, леди, — смутился он и нервно погладил усы. — Детектив Норманн не берется ни за какие расследования, кроме убийств. А жаль — он самый успешный сыщик Бромли… да и всей Аксонской Империи, пожалуй. Более полусотни раскрытых преступлений! — Хоупсон все больше воодушевлялся, глаза его заблестели. Волей-неволей я тоже проникалась благоговением перед этим неведомым детективом. И в то же время — сердилась на себя за излишнюю впечатлительность. — Мы почти молимся на него! Характер у Эллиса, увы, не сахар. Но от такого человека мы согласны терпеть все! И он…
— И он? — с замиранием сердца спросила я.
Хоупсон, этот пожилой, грузный мужчина почти сиял, когда говорил о Норманне… об Эллисе. И на мгновение я ощутила почти мистическую радость предчувствия, словно во сне о Милдред.
— И он уже здесь, — хмыкнули у двери.
Я вскочила, машинально подхватывая зонтик… да так и застыла.
— Так это вы — детектив Норманн? — слегка разочарованно произнесла я, отмирая.
— А вы — графиня Эверсан? — мальчишески улыбнулся он. В серо-голубых глазах плескался веселый азарт. — Что-то мрачновато выглядите.
— Я в трауре, — не пойми от чего, мои щеки вспыхнули румянцем. Ну и дела! С четырнадцати лет не краснела, а тут… перед каким-то коротышкой…
Нет, конечно, если говорить честно — Норманн не был коротышкой. Рост — чуть ниже среднего для мужчины. Может, всего на сантиметр или два детектив уступал мне. Волосы — какого-то невнятного цвета: белые и черные пряди чередовались так резко, что казались крашенными. Узкое лицо, треугольный подбородок, хитрые лисьи черты лица — с чертовщинкой, как говорят. И совершенно очаровательные, по-детски пушистые ресницы.
«Как у кролика», — промелькнула в голове совершенно дикая мысль, и эта параллель — лис с кроличьими ресницами — заставила меня проглотить нервный смешок.
Эллис и бровью не повел.
Большая порция неразбавленной невозмутимости, облачка воздушных ироничных улыбок, коричная пудра таинственности. Поместить в неприглядный сосуд — мятые брюки в полоску, ботинки да темно-серый плащ — и подавать с пылу с жару. Вот вам и рецепт детектива.
Не рекомендуется леди со слабым сердцем.
— В трауре, — произнес он совершенно невозможным голосом. — Ну конечно. Моя сестрица Рита, — начальник Управления за моей спиной отчего-то закашлялся, — говорит, что за долгим трауром прячут нежелание принять перемены. Она — умная девчонка, поверьте, мисс.
— Виржиния-Энн, — неожиданно для себя ответила я. Этот детектив… вызывал странную симпатию. Нечто глубинное, инстинктивное, сродни природной беззащитности экзальтированных дам перед маленьким пушистым котенком. Он назвал меня «мисс», как будто я была дочерью лавочника, а не графа, но в этом было свое очарование — как будто знак расположения, сокращение расстояния. И хотя первым порывом было поправить его, холодно бросив «леди», я решила не спорить.
— Энн, — повторил он с удовольствием, причмокнув губами — бледными, розовыми, как цветочный лепесток. Такие подошли бы болезненной девице — но не взрослому мужчине. — Мне нравится. Я — Алиссон Алан Норманн, но вы можете звать меня просто Эллис, как и все друзья.
— Друзья? — чувствуя себя до невозможности глупо переспросила я. Кажется, «стальная» графиня Эверсан, леди с мужской деловой хваткой, на время отступила, пропустив вперед какую-то юную дурочку.
Во всем виноват поздний час и последствия испуга. Да, думаю, именно так.
— Друзья, мисс Энн, друзья, — рассмеялся он. — Мне почему-то кажется, что мы обязательно подружимся. Если, конечно, вы не собираетесь пристукнуть меня своей страшной тростью сию секунду.
Я опустила глаза. Онемевшие, побелевшие от напряжения пальцы сжимали ручку зонта — на уровне груди, будто я и впрямь собиралась ударить детектива.
У меня вырвался вздох. В ушах зазвенело.
Брови детектива взмыли вверх:
— Стиви, она теряет сознание!
«Что за глупости!» — хотела возмутиться я, но тут трость с глухим стуком упала на пол — и я следом за нею.
В темноту, пропахшую бабушкиным вишневым табаком.
Скрипело кресло-качалка. Мерно стучали шестеренки в настольных часах. Аккуратная трубка в женских пальцах покачивалась, сочась сизым дымом.
— Не все так просто, как кажется, милая Гинни, — философствовала леди Милдред, а я все пыталась разглядеть ее лицо. Но оно ускользало, расплывалось туманным пятном, стиралось из памяти, стоило лишь отвести глаза. — Первое впечатление обманчиво… Да что там первое! Порой живешь бок о бок с человеком, думаешь, что все о нем знаешь — и вдруг выясняется, что его душа для тебя — закрытая книга. А у некоторых — наоборот, вся книга напоказ… Да только нам не разобрать ни строчки, потому что написана она мудрено, а то и вовсе на чужом языке.. Милая Гинни, все так сложно… Век живи — век учись… неисчислимы знаний рубежи… во многих знаниях — и многие печали… ученье — свет… есть много дивного на свете…
Бормотание становилось все неразборчивее и бессмысленнее. Я вслушивалась, жадно всматривалась, пытаясь уловить тающий образ, продлить свидание… Но там, на земле, кто-то решил, что мне пора просыпаться.
— С добрым утром, леди Виржиния, — прощебетала Магда тоненьким звонким голоском, совсем не подходящим женщине ее возраста, и отдернула вторую штору. Первая была уже аккуратно подвязана лентой. Значит, меня разбудило солнце. И какое яркое! Будто полдень на дворе. — Ну и денек вчера выдался, да?
Запасы бодрости и жизнелюбия были у Магды воистину неистощимы. Что бы ни случалось, какие бы беды ни обрушивались на страну, на дом, на нее саму — она просто улыбалась и говорила: «Неприятность, да, леди?», или «Нескучная у нас жизнь!», или вовсе: «Зато будет, что вспомнить на старости лет!».
Уж самой Магде точно было, что вспомнить. В свои сорок она уже вырастила троих сыновей, и сейчас заботилась о маленьких внуках. В Бромли юная Магда переехала вместе с мужем, торговцем. После его смерти, не сумев отбиться от заимодавцев, эта несгибаемая женщина вынуждена была продать лавку и перепробовать множество профессий, от швеи до прачки, пока наконец не устроилась по рекомендации в наш дом — сначала простой служанкой, а потом — на место горничной.
Порой от ее птичьего щебета начинала кружиться голова, а жизнерадостность скрипела на зубах, как песок… Но я бы ни за что не променяла Магду — высокую, нескладную и простую — на какую-нибудь благонравную, но пустую и холодную горничную из агентства.
— Вчера? — я села на постели. Горло болело, как будто накануне пришлось наглотаться льда. Острого, колотого. Картины минувшего дня мелькали перед внутренним взором, мешаясь между собой. Гипси, стрижка, новая пассия Эрвина, пожар на Роук-стрит, недовольный Георг, удавка, крики… Воспоминания обрывались где-то на середине допроса в Управлении спокойствия. — Магда, как я попала домой? Совершенно не помню.
— И немудрено, леди, — ответила она, подвязывая штору лентой. — С устатку-то… Сомлели прямо у «гусей» в допросной! О чем они думали, изверги, когда благородную даму полночи продержали! Авось бы не делись вы никуда, леди, до утра, да?
— В допросной… — я нахмурилась. Мне казалось, что все это произошло не со мной — зачем кому-то нападать на графиню Эверсан? Только сумасшедший отважится на такое, да еще рядом со Спэрроу-плейс, где постоянно дежурит кто-нибудь из Управления. Терзало сердце смутное чувство вины перед Георгом. Надо, надо было послушаться старого своего друга!
