Александр Бруссуев - Радуга 2
— Поэтому прошедшие века двигали некоторых из нас, как- кукол. Твердость-то отнюдь не означает неподъемный вес, — усмехнулась Саша и передернула плечами.
— Но наступил день «Хе», и те из нас, что волею случая- оказались под толщей земли, воды или иной агрессивной среды умерли, не успев осознать, что их жизнь подошла к концу. Не хотел бы я оказаться в другом месте, кроме как под спудом знаний, — заметил Иван.
— Но, мы, оставшиеся в живых после этой игры в «русскую- рулетку», приобрели нечто, ранее нам несвойственное, — сказал Суслов. — Полную свободу совести. Веди себя так, как хочешь. С нас сняты все ограничения. Вот поэтому мы сейчас и сидим здесь.
— Нет, — возразил Макс. — Поэтому мы пойдем, ведомые- другом-Иваном к месту усыпальницы Вяйнямёйсена. Без Бога в сердце, без Веры в душе — мы сироты.
Кто не успел допить свой коньяк, влили в себя последние капли, и все разом повернулись к безмятежному Бену Стиллеру. Тот уже давно вылакал свою порцию и сидел, делая всякие трюки с фужером.
— А ему кто все переведет? — поинтересовалась Саша- Матросова. — Речь Макса никто из нас не записал.
Шура подвинулся к американцу ближе и поощряющим жестом отправил Макса за еще одной бутылкой Мартеля.
29. Андрусово
Если бы Макс в свое время не снял с падшего от предательского выстрела воздушного шара солнечную батарею с соответствующим оборудованием, то блестящая придумка Ивана была бы реализована на половину, если не на треть.
Мастер сдержал обещание и представил на обозрение готовый катамаран, созданный из двух дюралюминиевых лодок. Крепежным элементом в этой конструкции служил пропеллер, установленный между корпусами на прочной раме. Получился почти глиссер. Только питание воздушный винт получал от нескольких секций семидесятипятиамперных аккумуляторов, позаимствованных на производственном объединении «Катод», устроившем один из своих цехов прямо в Адмиралтействе. Так что глиссер мог чесать против течения Невы, пока хватало зарядки.
Вовремя приделанное устройство на солнечной батарее отчасти должно было скрашивать потерю емкости, но оно было рассчитано на гораздо меньшие потребители. Поэтому 74 километра, а такова была протяженность Невы в былое время, не представлялись быть пройденными за один безостановочный вояж.
Главное — пробиться к Ладоге. А там уж, в случае чего, можно было и на веслах ехать. Четыре уключины позволяли разместить в них по два весла на каждый борт.
Иван радовался, как ребенок. Особенно это сделалось заметным после отплытия из лодочного сарая в дельту у Невских ворот Морского Торгового порта. Здесь подразумевалось самое широкое место, ранее именуемое воронкой рукава Большой Невы, откуда открывался выход в Маркизову лужу. В принципе, ширина реки не имела никакого решающего значения, просто так уж совпало. А радовался Иван за Мастера: не обманул, не подвел, не попытался присвоить и золото, и сам катамаран.
— Ты дурных «ментовских» романов начитался, — хмыкнул- тот, когда Ваньша на радостях поделился с ним своими былыми сомнениями. — Их-то в последнее время больше всего штамповали, с образовательной, так сказать, целью. Менты в первую очередь их и читали, как учебные пособия. Я же воспитывался на военной лирике Астафьева, Казакевича, Быкова, Смирнова, да Алистера Маклина, наконец. Вот что я тебе скажу напоследок, мореплаватель. Добро — оно, как стержень, его согнуть нельзя — только сломать. А зло, хоть и в два раза сильнее, гнется во все стороны, как резиновые дубинки. Для строительства используют железную арматуру, и никогда — палки из резины. В прошлом мире правила стройки изменились, вот мы теперь и имеем, что имеем.
— Но железные стержни тоже гнутся, — сказал Иван. — Правильно, — ответил Мастер. — Но после этого они- никогда не возвращаются в прежнее положение. А если несколько раз согнуть и разогнуть — они неминуемо сломаются. Ты подобное наблюдал с резиной?
Они простились без слез и объятий. Ваньша попросил передать привет Илье и Андрею, и они, загрузившись всем скопом, поехали в свое «большое космическое путешествие».
Обещанная скорость в спокойной воде предполагалась километров под двадцать в час, учитывая скорость течения, бывшую некогда около метра в секунду, силу встречного ветра, какие-нибудь густые заросли водорослей и иные препятствия, получалось, что в Ладогу они выйдут через пять часов. Это теоретически. На практике предстояло все это выяснить опытным путем.
Также нельзя было сбрасывать со счетов самые вероятные места засад всякой нечисти, типа «оборотней», которых берега реки также манили к себе относительно доступной добычей и богатыми трофеями. На лодках, хоть под веслами, хоть под парусом, люди просто обязаны были передвигаться за неимением (пока) в своем распоряжении действующих автомобилей.
Три потенциально опасных участка: у Смольного, ниже реки Охта, Кривое колено и Ивановские пороги. Здесь Нева раньше имела крутые повороты. А на порогах, вдобавок, напротив мыса Святки, имел место быть самый узкий участок — всего 210 метров в ширину. Именно в этих местах и располагались наиболее уязвимые в плане безопасности отрезки пути.
Конечно, все могло измениться, но Нева, в свою очередь, ощутила на себе столько тепла человеческих рук, что могла и устоять в прежних границах.
Также не стоило сбрасывать со счетов тех тварей, что скрывались под толщей воды. Если они имели обыкновение нападать на мирные маленькие суда, плывущие против течения, то кому-то могло не поздоровиться. Все упиралось в размер.
Словом, путешествие смахивало на авантюру, каковой оно на самом деле и являлось.
Через трое суток, измученная и побитая, группа «Радуга», как они себя назвали, вышла в Ладогу. Проплыли мимо подтопленной по самые крыши Петрокрепости и двинулись на восток, чтобы среди неуютного болотистого берега выбрать уединенное место для ночлега. На первую относительно спокойную ночь они устроились прямо у воды, как древние викинги. Разбили ночь на четыре смены и тяжко проспали получившиеся часы отдыха. Макса с ними не было.
Следующий день прошел в восстановительных мероприятиях. Каждый придумывал для себя занятие, без которого трогаться в дальнейший путь было просто немыслимо. Между собой практически не разговаривали, боясь произнести слова, служащие поводом двигаться дальше. Аккумуляторы за сутки бездействия подзарядились, практически до «кипения».
Вечером Саша Матросова, как идейный вдохновитель похода, все-таки нашла в себе силы и произнесла неприятные для каждого члена группы фразы: «Он не придет, надо утром плыть дальше». Никто не возражал. Ночью на свет костра никто не вышел, лес шумел своей непонятной жизнью. Утром путешественники уныло загрузились на катамаран и отплыли по своим делам.
Иван бросил последний взгляд на берег и, вздохнув, произнес Шуре, стоящему на руле:
— Поворачивай обратно. — Все головы обернулись на далекую сушу и возникшую у самой кромки воды фигуру. По мере приближения она разрослась в грязного и местами окровавленного человека в милицейской форме с одним оторванным погоном. Осунувшееся лицо выдавило из себя густую щетину, один глаз почти отсутствовал, то есть превратился в узкую щелочку в подушке отека, зато другой горел неистовым огнем торжества. Из кармана рваных брюк небрежно торчала рукоять пистолета, в руке был зажат двухметровый дрын с заостренным концом. Эту палку можно было использовать и как посох странника, и как копье. Судя по тому, что оно сплошь было покрыто бурыми разводами, последний способ эксплуатации оказался предпочтительней.
— Ну как суд? — спросил Бен Стиллер, когда они оказались- на расстоянии человеческого голоса.
— Оправдали вчистую, — ответил Макс, подмигнул здоровым- глазом, метнул свое копье в пролетающую птицу с мелкой «щукой» в когтях и спокойно шагнул на нос одной из лодок катамарана. Птица, похожая на птеродактиля, не возмутилась, только посмотрела очень строго одним глазом и улетела в свое гнездо. Зато Саша, Шура, Иван и Бен синхронно сжали и потрясли в сторону далекой Невы кулаками и прокричали:
— Ура! — Максу выделили полный пластиковый стакан коньяку, и каждый пытался пожать ему грязную руку. Обнять вернувшегося товарища по причине малых размеров площади для свободного перемещения смогли не все. Они поплыли в сторону устья Свири, намереваясь миновать его сегодня же, так как погода способствовала ровному скольжению по мелкой, почти речной волне. На следующий день планировался последний бросок практически до реки Олонки, что впадала в Ладогу недалеко от развалин Андрусовской пустыни. Только ориентируясь по этой реке можно было попытаться найти заросшую камышом Андрусовскую губу. Со стороны озера ориентироваться было крайне неудобно по причине отсутствия такового опыта у любого из вновь собравшейся пятерки.
