Александр Бруссуев - Радуга 1
Но тогда, в 1985 году, первые слова на самом ответственном посту Российской империи трусоватого парня Горбачева означали всего лишь гибель страны, в которой довелось родиться. В принципе, все к этому шло: предательство на самом верху никак не могло повлечь за собой радость и веселье. Смерть Брежнева, гибель Андропова, чуть позднее — Черненко. Случайных смертей не бывает, случайных генсеков — тем более.
Когда-то оззверившиеся молодые «революционеры» утопили в крови весь цвет чести самой большой в мире страны. Картавил Вова Ленин, призывая к террору, юродствовал Троцкий, изощряясь в способах убийств, молчаливый Сталин наблюдал, запоминал и учился. Когда пришло его время, начали выплевывать внутренности в камерах видные ленинцы, пламенные троцкисты и просто несчастные люди. Если для обширных двух первых групп это было всего лишь возмездие, кара за вероломство и бесчестие, то для для прочих — инерция того времени. Легче от этого им не становилось, пытали и расстреливали их также, как и тех, у которых руки по локоть были в крови. Людская злоба, замешанная на зависти, воспитала целое поколение недочеловеков, способных одинаково легко заниматься и трудом «на благо великой страны», и пытками в тюрьмах и убийствами в лагерях. Но не они сделали Великую Победу. Они это не умели.
Сталин не успел воплотить всю свою идею государственности в жизнь. История не терпит сослагательных наклонений, но хуже, чем стало после его смерти, наверно, не было бы. Недочеловеки, возглавляемые подлым культиватором Хрущевым, бросились в битву. Что дал ХХ съезд? Одно сотрясение воздуха. Реабилитация «марксистов-ленинцев», которые недостойны даже поминальных свеч. Остальные миллионы — как повезет. Но ни одного процесса по поводу истязателей-следователей, двурушников-судей и маньяков-вертухаев. Недочеловеки своих не сдают, чтобы не было прецедента.
Фронтовик-Брежнев сделал все, чтобы народ зажил по-социалистически счастливо, но подлая волна «хрущевской оттепели» докатилась до мяса и колбасы. Он упоенно целовался на публике, но недочеловеки потеряли часть влияния, гордость за страну иной раз выбивала слезу, когда наш хоккей был самым хоккейным, балет — самым балетным, ученые — самыми учеными, кино — самым кассовым, писатели — самыми мудрыми, леса — самыми зелеными, реки — самыми полноводными, а озера — самыми чистыми.
В далекой Америке никто не праздновал победу. Холодная война, невидимая обычному людскому глазу, окончилась такой же малозаметной победой. Советские эмигранты, наконец, получившие «вольные» ломанулись подальше от прелестей разваливающейся страны. Всегда легче ненавидеть чужую страну — стимулируются силы для борьбы. Ненависть к своей вызывает апатию, ужас и страх перед завтрашним днем. Для любых эмигрантов США так и осталась чужой, на ненависти к ним и поднялись с колен многие былые соотечественники. Ну а на Родине что?
Аполлинарий пригубил еще коньяку и проверил первую сводку. Ни одного упоминания о Радуге его не удивило. К этому все шло. Они не успели найти скрижали. Ватикан, или какая другая организация, обладающая нерасколотой копией Заповедей, на контакт не пошла. Это тоже предполагалось. Несчастные, они считают, что живут на другой Земле. Участь у всех одна, судьба может быть разная. Время покажет.
Аполлинарий отбил своим сотрудникам общий сбор. Завтра к полудню весь Северо-Запад соберется в офисе, чего до этого не было никогда.
Саша, Шурик и Кеша проснулись поутру совершенно разбитые, как после долгого махания мечом, бросков с тяжелыми осиновыми кольями, разнообразных прыжков и уверток. Лица у всех хранили отблески жаркого пламени, словно у неопытных сталеваров.
Пока ехали по трассе, прошел яростный ливень, мгновенно сменившийся ярким утренним солнцем. Саша посмотрела по сторонам и сказала:
— Радуги нет, мальчики.
Она произнесла эти слова и заплакала. Шурик сжал зубы и вцепился в руль. Даже Кеша, не до конца понимающий серьезность момента, промолчал. Хотя, вроде бы, на дороге ничего не изменилось: также мчались с бешеными скоростями, игнорируя включение сигналов, какие-то ублюдки, имеющие охранные грамоты, не иначе, также тяжелые грузовики развлекались, препятствуя объезду, также прятались в кустах охотники за «достойной милицейской жизнью», также какие-то обделанные цыгане из ржавых «жигулей» с наглыми рожами пытались остановить проезжающий транспорт, также махала перьями вслед расплющенная ночью сова.
Они подъехали к офису, кое-как припарковавшись, даже позабыв высадить где-нибудь у метро Кешу. Тому было интересно, поэтому он промолчал даже тогда, когда все они направились к дверям старинного особняка, облагороженного вывеской «Управление Волго-Балт».
В маленьком коридорчике за шахтой лифта их встретил взъерошенный Дуремар. Он вел себя странно: одновременно скалил зубы в предупреждающем оскале и махал хвостом. С дороги он не сходил, то есть, что-то было не так. Саша и Шурик посмотрели на Кешу.
— Понял, чужим здесь не место, — сказал он и вышел.
Однако Дуремар не успокоился: он мотал головой, как бык перед матадором, и затянул свою боевую песнь.
— Черт! — сказала внезапно Саша. — Какая я дура!
Она потребовала у озадаченного Шурика ключи от машины и вышла. Кеша, не менее удивленный, вошел снова. По приглашению Саши, как оказалось. Дуремар успокоился и даже разлегся на полу, укоризненно временами поглядывая на двух парней.
Тем временем девушка вернулась, не вызвав больше у пса неудовольствия. Оказывается, она забыла Пламя-меч на даче, взяв ножны, где покоились клыки Сатанаила. Их-то и учуял умудренный опытом Дуремар.
— Да ты просто ловец призраков! — восхищенно промолвил Кеша.
Дуремар тяжко вздохнул и, задрав заднюю лапу, начал неторопливо приводить некоторую часть своего дряхлого организма в подобие порядка.
— Тьфу! — сердито сплюнула Саша. — Собака!
Внутри офиса «Дуги» уже собралось достаточно народу, подчас незнакомого друг с другом. Аполлинарий мельком взглянул на Кешу и махнул рукой: присаживайся и ты. Они прождали еще полчаса, пока не вошли припозднившиеся сотрудники, и шеф, предложив всем рассесться, где кто сможет, заговорил:
— Товарищи! Я не знаю, сколько дней у нас есть в запасе, и что грядет, но вынужден констатировать факт: Радуги по всей Земле сегодня не было. Может быть, конечно, это просто чудовищное совпадение, но за все время существования наблюдений, начиная от Потопа, такое случается впервые. Ни комет, чья траектория прямо или косвенно упирается в нашу планету, ни изменения геомагнитной обстановки, ни предупреждений безумцев о взрыве, способном расколоть Землю — ничего нет. Мы, все люди — от последнего сахалинского бомжа, до первого президента Буркина-Фасо — вне Закона. Бог нас оставил. Это значит, что дело плохо. Фантазия творца необуздана, возможности — безграничны. Ной в свое время был предупрежден. Нас не известил никто. Прошу вас сохранять мужество и продолжать наблюдения. Надежду никто не отнял. Также рекомендую, быть рядом со своими близкими. Мы все искали разбитые скрижали, но наши поиски не увенчались успехом. Не стоит паниковать, это ничего не изменит, только нервы испортит. Такая, видать, у нас участь. Как в анекдоте про головы Змея Горыныча: «Пить — так одна! Блевать — так трое!» Степень вины каждого рассудит Бог, искать виновных — пустое дело. Всем большое спасибо за сотрудничество. Берегите себя.
Аполлинарий замолчал, но никто не проронил ни слова. Потрясение было столь велико, что в реальность надвигающейся беды просто не верилось. Кеша крутил головой, наименее задетый информацией, но видел только опущенные плечи, потухшие взгляды, сдерживаемые слезы и даже трясущиеся руки, прикрывающие глаза.
— Черт, лучше бы я остался снаружи, — проговорил он вполголоса.
Аполлинарий прощался с каждым сотрудником персонально, жал руки, ободряюще хлопал по плечам, даже улыбался.
Когда очередь дошла до их троицы, Кеша заговорил первым:
— Если бы мы были очень беременны, то Вы бы успокоили: может рассосется?
— Замечательное сравнение, — ответил Аполлинарий. — Когда завершится все светопреставление, подходи к нашему офису. Может быть, найдется для тебя работа.
— Хорошая шутка, — закивал головой Кеша. — Буду помнить всегда.
— Судный день должен еще как-то перерасти в битву Света и Тьмы, Добра и Зла, — продолжил Аполлинарий.
— Рагнарек? Есть в этом уверенность? — усмехнулся Шурик.
— Поживем — увидим, — сказал шеф «Дуги».
— Только за кого мы будем: за добрых или за злых? — спросила Саша.
— Неправильная постановка вопроса, любезная Александра Александровна, — отрицательно мотнул головой Аполлинарий. — Мы будем за хороших, уж будьте уверены.
— Еще бы знать, сколько осталось! — сказал Шурик.
— Быть может, на наш век еще хватит, — опять вставил свою реплику Кеша. — Раз нас никто не предупредил о конце света, может быть отсутствие Радуги — это предупреждение? Посмотрит потом Бог на нас на всех и простит. Мы же исправляемся, в церковь, вон сколько народу на службы ходит! Пошлет он ангелов карающих на новые Содом и Гоморру, да и вывесит снова свое семицветье.
