Сны над Танаисом (СИ) - Смирнов Сергей Анатольевич

Диадох, между тем, смотрел на приказ, как может смотреть в зеркало человек, проснувшийся поутру и увидевший на его глади отражение не своего, но совершенно чужого лица.

Смутные подозрения и предчувствия завитали в полумраке опочивальни, и Гестас невольно напрягся, ожидая новую засаду.

Долго длилась тягостная неподвижность. Наконец Феспид поднял взор над пергаментом, устремив его в сторону гонца пресбевта, и Гестасу показалось, будто диадох смотрит сквозь него, далеко в пустую бездну. Но вот, как бы найдя потерянную опору, взор Феспида остановился на Гестасе и долго, рассеянно трогал его, словно диадох еще не слишком верил в присутствие гонца.

Потом изменилось лицо Феспида: недобрая, бесстрастная улыбка родилась на его губах, и лишь затем весь Феспид ожил и вновь обрел дар речи:

- Я приму надлежащие меры, - сказал он, странно присматриваясь к Гестасу, словно готовясь поймать его на слове.

Пепельная тень скользнула по лицу диадоха, и Гестас невольно тряхнул головой, развеивая пугающее наваждение.

- Однако тебе не стоит показываться у нас кому-либо на глаза, - продолжил Феспид в той же задумчивой нерешительности - Здесь тоже могут сыскаться чужие соглядатаи. Отдохни пока. - Он замолк, как бы ища подходящее завершение мысли.

- Меня видели и узнали часовые, - сообщил Гестас. - И всадники утреннего разъезда меня тоже заметили, их отправлял мой брат.

- Я позабочусь обо всем, - покивав, сказал Феспид и не громко, но отчетливо позвал: - Хион!

Позади щелкнули по полу подковки каллиг, и Гестас, обернувшись, встретился взглядом с невысоким и щуплым эллином, почти подростком. Он смотрел на Гестаса неясными и тревожными глазами человека, не спавшего ночь и теперь вынужденного против своей воли приготовиться к тяжелому, полному трудов дню.

- Хион. Проводи посланника великого пресбевта в чистую комнату, где он сможет отдохнуть с дороги. Принеси ему вина и еды. Будь с ним учтив, как со мной.

Гестас коротко поклонился диадоху и вышел вслед за Хионом.

Диадох повел себя странно, но то, что он может быть заодно с изменниками, в голове Гестаса не укладывалось.

- Не давай мне больше двух часов, - предупредил он Хиона, наскоро поев. - Буди, не жалея.

Хион молча кивнул.

Гестас уложил седельную сумку в изголовье, и едва захрустел под спиной мягкий, сухой тростник, как душа Гестаса стремглав порхнула под крыло Морфея.

Времени в земных пределах ушло, однако же, гораздо больше, немыслимо больше двух часов. Будто целый эон вместился в одно мгновение тьмы. Эта магия времени встревожила Гестаса с самым первым вздохом пробуждения, и он сразу поднялся с тростниковой постели, настороженно заостряя память и слух. Тишина, стоявшая вокруг, еще сильнее обеспокоила его, тишина эта показалась ему предательской, а свет в окне, выходившем на юг, показался блеклым и предвечерним. С недобрым предчувствием Гестас поспешил наружу.

Едва он распахнул дверь, как из темной стороны узкого коридора выступил Хион и с заметной робостью преградил дорогу.

- Я просил разбудить, - зло и громко сказал Гестас, наступая на него, - Сколько времени прошло?

- Господин велел не тревожить твой покой, - глядя перед собой в пол, невнятно произнес Хион. - Господин просил тебя не выходить.

- Какой господин? Ты - раб Феспида?

Губы Хиона дрогнули, и на лице его мелькнула тень мстительной обиды.

- Ты загораживаешь мне выход и не учтив, как велел тебе господин.

Гестас плечом отодвинул Хиона в сторону и, выйдя на свет, замер в смятении.

В Цитадели царила обстановка самого беспечного привала, а западная стена все так же зияла строительной брешью, в которой поблескивали далекие блики Меотиды.

Небо начало золотиться, и вечер был недалек.

Гестас не знал, что и подумать. Он испуганно оглядывался вокруг, и губы его вздрагивали в такт со словом, стучавшим в висках: предательство! Предательство!

Он кинулся к Феспиду.

Опочивальня диадоха пропиталась духом перестоявшего на солнце вина. Сам Феспид, давно прикорнув в кресле, пребывал теперь в каких-то ленивых и бесчувственных размышлениях. Он встретил Гестаса взглядом, не выражавшим, казалось, ничего.

Едва сдерживая волнение, Гестас заговорил холодным и сильным голосом:

- Я - посланник великого пресбевта и по его личному повелению обязан проследить за выполнением доставленного мной приказа. Приказ не выполнен. Я вынужден требовать объяснений.

Брови Феспида задвигались, и он, оглядев Гестаса с головы до ног, сделал медленный глубокий вздох.

- Следовательно, тебе, посланнику самого пресбевта, - тихо и безучастно проговорил он едва не по складам, - должен быть известен текст этого приказа, не так ли? - Вытянув вперед руку, он указал перстом на кожаный пояс Гестаса, лежавший на углу стола.

Гестас оробел, почувствовав подвох, и ответил не сразу, отчего взгляд Феспида вдруг ожил и загорелся недобрым, лисьим вниманием.

- Да, мне известен текст приказа, - взвешивая каждое слово и не отводя глаз в сторону, сказал Гестас.

- Каков он? - тут же спросил Феспид.

У Гестаса дрогнуло сердце. Он испугался, не нарушил ли клятвы, данной пресбевту, и не подбивает ли его Феспид вновь нарушить ее: к чему эти странные вопросы? что за хитрости на уме у диадоха?

Нет, решил Гестас, клятва пока не нарушена и повторение вслух текста приказа не нарушит ее.

Он слово в слово пересказал приказ и снова перешел в нападение:

- Цитадель до сих пор не защищена. И теперь она под угрозой уничтожения.

Взгляд диадоха снова потускнел, а лицо застыло в неподвижности. Он долго молчал, отвернувшись к столу.

- Когда здесь ожидается Годосав? - вдруг переспросил он.

- На закате.

- Вот как, - будто бы удивился Феспид. - Выходит, недолго осталось ждать.

Гестас вдруг понял, что Феспид умело скрывает сильное замешательство.

- Что же ты медлишь, диадох? - резко спросил он.

Начальник гарнизона, поправив на плечах гиматий, поднялся из кресла и взял со стола кожаный пояс.

- Да, я вижу, что больше медлить нельзя, - заговорил он в полный голос. - Настало время развязки. Прочти мне приказ еще раз.

Решительным жестом он вынул пергамент и поднес его прямо к глазам Гестаса:

- Читай, посланник пресбевта!

Гестас отшатнулся, как от огня.

Приказ пресбевта бесследно исчез. Пергамент был чист...

Колдовство! - ударил в голову отчаянный вскрик.

- Ты изумился искренне и столь же искренне побледнел, - донесся следом, из-за пергамента, голос Феспида; слова эти Гестас расслышал едва ли - лишь вспомнил позднее. - Твоя искренность способна тебя оправдать. Вероятно, мы оба оказались мелкими рыбешками в сетях интриги.

Пергамент отлетел прочь и упал на стол.

Перед самыми глазами Гестаса прозрачным бледным пятном расплылась улыбка Феспида - и тут же, как тень, ускользнула в сторону.

Не в силах отвести взгляд от пергамента, Гестас сделал шаг и другой к столу.

- Я своими глазами видел, как он писал, - как бы издалека услышал Гестас свой голос, жалкий, словно молящий о пощаде.

- Кто писал? - послышались два слова голосом Феспида.

- Пресбевт.

- Я готов тебе поверить, посланник пресбевта. Объяснений не слишком много, чтобы в них можно было запутаться. Забота лишь в том, чтобы определить верное. Первое: пресбевт писал приказ, но ты, оказавшись его тайным врагом, подменил в пути пергамент. Это объяснение вряд ли тебя устроит и пока мало напоминает правду. Противное первому объяснение в том, что пергамент подменил я. Это объяснение не устраивает уже меня, поскольку вовсе не правдиво, хотя мне это и нелегко доказать... Впрочем, тебе, конечно, известны отличительные знаки пергамента, содержащего на себе приказ?

Едва заметный надрыв края и тонкая метелка волокон были на месте.

- Это тот самый пергамент, - признал Гестас. - Его невозможно подделать.

- Подделать возможно все что угодно, - насмешливым, учительским тоном проговорил диадох. - Однако твое признание меня отчасти успокоило.