Александр Бруссуев - Радуга 2
Иван мог сколько угодно верить в свою невиновность, но доказать это милиционеру было невозможно. А по широкой улице шла таких милиционеров целая стая. Они передвигались, как это было принято у гусар и иных конников, лавой. Одеты были совсем разномастно: кто в кителях и брюках, кто в мешковатой серой форме, кто в фуражке, кто в пилотке. В руках они держали дубинки и пистолеты. Кто-то нес на себе еще и автоматы. Шли они достаточно безобидно, если по отношению друг к другу. Прочих прохожих, замерших на встречных курсах, деловито лупили дубинками. И несчастный люд должен был радоваться везению, что никто пока не открыл огонь. Побьют — можно вылечиться, подстрелят — можно не выздороветь.
Все это происходило молча, если не считать молодецкого уханья при нанесении удара и короткого стона при получение оного.
Иван решил в народ не ходить. Но и в магазине задерживаться не стоило: мало ли, очнется жадная продавщица и потребует вернуть ей обратно его кровные деньги. Лучший путь — внутрь, в подсобки, в темноту подвала. В этом районе Петербурга все старинные дома имеют сообщения между собой. В этих домах обязательно можно уйти в подземелье.
Он основательно и на сей раз грабительски для магазина — то есть бесплатно для себя — забил свой рюкзак запасами консервов, батареек, какими-то галетами, даже плоскую полулитровую бутылку коньяку заложил в наружный кармашек. В сложившихся условиях надо брать, сколько может нести ездовая лошадь, иначе говоря — он сам. На улице — то ли революция, упаси боже, то ли какой-то вывихнутый террористический акт. Во всяком случае, основные неприятности ожидаются впереди. Пока еще не совсем организованные стражи правопорядка — сдается, вообще, все, кто на этот момент находился в своем отделении — были выгнаны бороться со стихией. По большому счету, Иван не разглядел особых беспорядков: стояли пешеходы — их лупили менты. Но он тщательно не приглядывался, скорее всего, где-то дальше — разгул беспорядков.
Вот организуются менты, получат строгие приказы, тогда на улицу вообще не выйти. Доказать, что не при делах — пустое дело. Во-первых, никто и слушать не будет. Дадут в зубы — и в каталажку. Ну а там уже не до выяснения: «свой-чужой». Забрали — значит, есть за что. Во-вторых, легче словить какого-нибудь уныло бредущего в магазин за рыбными консервами и зеленым чаем интеллектуала, чем стремительного и вороватого проходимца, способного на самые неожиданные поступки.
Иван причислял себя к интеллектуалам широкого профиля: и швец, и жнец, и на дуде игрец. Мелкий разбой в магазине — до того ли сейчас властям! Пусть они восстановят демократический строй, если таковой непостижимым образом зашатался. Предпосылок, вроде бы, никаких не отмечалось, но мало ли что могло произойти, когда он, очарованный, добирался с петрозаводской улицы Чапаева аж до стольного Санкт-Петербурга, там уронил на себя огромный книжный шкаф, заботливо кем-то предоставленный прямо на Дворцовую площадь, завалил себя нетленными творениями Владимира Рудольфовича Соловьева и забылся сном младенца. Конечно, если судить по часам и календарю на мобильном телефоне, времени прошло — сущий пустяк, минутное дело. Искать объяснения Иван не мог, аналитический склад ума твердо отвергал любую версию. Значит, нужно было, не мудрствуя лукаво, уходить в подполье. Потом добираться домой.
Ваня прошел сквозь пустынные служебные помещения магазина, заваленные, естественно, коробками, намереваясь найти коммуникационную развязку. Она, если не подводил опыт, должна была означать местоположение входа в подвал, или сам подвал.
Если бы он находился в новостройках, то дело бы осложнялось поисками шахт колодцев, что располагались, как правило, по утвержденному смешному и юмористическому строительному плану прямо посреди оживленных автомобильных дорог. Такую шутку могли оценить только водители, иногда теряющие колеса в означенных местах. Провалиться со всей скорости в люк, вылететь через лобовое стекло вместе с креслом, помахать приветственно всем участникам движения и потом идти в ближайшее кафе пить капуччино, дожидаясь добрых друзей-страховщиков. Пачкать кровью сиденье, пускать кровавые слюни в чашку и на барную стойку, одновременно улыбаясь всем и вся: ах, какой замечательный розыгрыш!
Иван, уже не удивляясь пустоте, пыли и, что самое удивительное — свежайшему воздуху, благополучно достиг искомой точки. Подвальное помещение заканчивалось стеной из красного кирпича. Заделку произвели совсем недавно: может быть, десять, может — пятнадцать лет назад. Вообще-то допустимый срок — полвека. В течение этих пятидесяти лет строительный раствор технологически насыщался песком и обеднялся цементом марки Портленд 500. Цемент благополучно уезжал на дачи строителям, или просто случайным людям, вступившим с последними в товарно-денежные отношения. Вот вам деньги, а вот вам материал. Или вот вам водка, марки «сымагон» — а вот вам, пожалте, все, что душа изволит. В знак особой благодарности — слюнявый поцелуй и танец гопак.
Иван, отложив в сторону верный арбалет, который возник в руке, лишь только укрепилась мысль о подземелье, достал специальную титановую фомку, легкую и прочную, полученную еще во время работы в Беломорско-Онежском пароходстве. Тогда в старой доброй Клайпеде можно было выменять на сотню-другую литров солярки много полезных и самых неожиданных вещей. Лишь только в машине ее в открытом виде возить было нельзя. Не по причине незаконного использования стратегического материала, а всего лишь из-за активной электрохимической коррозии, превращающей железо в ненавистный любому автовладельцу оксид в опасной близости от этой фомки.
Он поковырял неряшливый слой давным-давно засохшего раствора, убеждаясь в его настоящем качестве: все в порядке, можно вынуть кирпичи, не прибегая к помощи мощных дробильных машин. Это в далекие времена добавляли, говорят, яичные желтки для прочности и лучшей связки. Вот и били подлые фашисты со всех своих пушек и минометов по стенам Брестской крепости — та теряла окна-двери, но и только. Даже полуторатонная бомба, в отчаянье сброшенная внутрь не смогла поколебать ни фундамента, ни стен. Здесь же через пять минут Иван выковырял первый кирпич. Дальше пошло еще быстрее.
Когда три нижних кирпичика были вынуты и брезгливо отброшены, верхние, поддаваясь нажиму, осыпались, словно добрые мастеровые-каменщики в конце рабочего дня. Второй слой развалился так же бодро, как и первый. Получилась дыра, величиной в площадь одного Ванадия. Из нее не пахло ничем отвратительным, не вылезли кусаться желтые скелеты замурованных жертв террора, ни одна крыса не выставила наружу любопытствующую морду. Иван посветил внутрь своим Maglight`ом и удовлетворенно кивнул сам себе: можно лезть. Земля прощай, привет подземля.
Уже забросив внутрь рюкзак, пришлось задержаться. Зачем-то пришла продавщица, влекомая неизвестным чувством: то ли гневом, то ли любопытством. А с магазином что? На приемку товаров закрыла?
Но она пришла не с пустыми руками: в каждой держала по самому большому кухонному ножу, что можно было найти на полках с товаром, и всем своим видом выражала решимость. Смелости продавщицы, или же ее безрассудству можно было мысленно зааплодировать.
Но Ванадий этого делать не стал, потому как всю загадочность отважного поведения объяснила вполне расхожая фраза: «Гад, деньги отдай!» Иван, не целясь, выпустил из арбалета болт. Рассчитанная на стрельбу в сто метров, стрелка прошила насквозь легкую дверь совсем поблизости от плеча девушки. Это ее впечатлило, она скорчила гримасу несчастной обезьяны, у которой злобный леопард-вегетарианец отнял последний банан.
— А ну, брысь отсюда, амазонка хренова! — рявкнул- Ваня.
Та, подчиняясь остаткам разума, вылетела пулей.
Оставлять выпущенный болт Иван не собирался — мало ли что можно встретить в подземельях, каждый может быть на счету. Сторожась, как кот за сосиской, он быстро обнаружил и подхватил выпущенный снаряд. Продавщица куда-то делась. Проверять — куда, не было ни желания, ни возможности. Вдруг, какие-то подземные подлецы уже довольно потирают потные когтистые конечности: нам нежданно-негаданно рюкзак привалил, сейчас мы его, жирненького и богатенького заструним. Или продавщица выбежала на улицы города ловить ментов: «Родненькие менты, у нас в магазине засел самый страшный грабитель магазинов. У него при себе целых 800 рублей. Давайте как-нибудь деньги поделим!» «Давайте, гражданочка!» — скажут менты. — «Сейчас мы его выкурим!»
Иван вспомнил, что про сигареты как-то даже и не думал. Не припас ни в магазине, ни с дома не захватил. Однако курить совсем не хотелось. Он махнул рукой и залез в пролом.
3. Шура Суслов миллион лет спустя
Шура Суслов, приоткрыв глаза, посмотрел в окно. Сразу же он открыл их во всю возможную ширь. В один миг пересохло в горле, захотелось пить газировки, потом холодного пива, потом водки. Лишь бы пейзаж за окном утратил свою неестественность и устоявшуюся величавость. По обе стороны от дороги возвышался лес, да что там, возвышался — он колосился, как рожь с точки зрения маленького и беззащитного муравья. Таких огромных сосен, похожих, почему-то на секвойи, и еще то ли на дубы, то ли на какие-то эвкалипты, Шура не видел никогда в жизни. Разве, что на картинках учебника по основам «Дарвинизма», подсмотренных в детстве у сестры, студентки в то время биофака университета. Там изображался древний Юрской период, или аналогичный ему, доисторический.
