Дэни Аткинс - Виновата любовь?
Я поспешно бросилась освобождать место в углу. Дерево оказалось таким высоким, что верхние ветки нависали под самым потолком.
– Побольше не мог найти? – съязвила я.
– В торговом центре она выглядела куда ниже.
– Оставь своего бедного отца в покое. Видела бы ты, как он тащил ее в гору.
Я обернулась так быстро, что хрустнуло в шее. Занятая елкой, я не заметила, что следом за отцом в комнату вошел Джимми.
– Спасибо, что подбросил, сынок, – откликнулся папа. – Я как чувствовал, что надо было ехать на машине.
– Не за что, – отмахнулся Джимми, но смотрел он при этом только на меня. Повисла долгая, почти граничащая с неловкостью пауза.
– Может быть, чаю? – предложил папа, уже на полпути к кухне.
Дождавшись, пока он уйдет, я проговорила:
– Смотри-ка, кто пришел. Я уж думала, мы тебя больше не увидим.
У него по крайней мере хватило совести смутиться.
– Прости, что не отзывался. Я получал твои эсэмэски, хотел перезвонить, но… – Он замолчал.
– Понимаю, на работе был занят.
– Нет, не в том дело. Я просто…
Это начинало мне надоедать. Он вообще собирается закончить хоть одну фразу?
– Отличная елка, – сказал Джимми, с преувеличенным вниманием рассматривая дерево.
Не знай я его хорошо, решила бы, что он нервничает. Но из-за чего – я не могла понять. Пока папа передавал чай, у меня была возможность как следует незаметно разглядеть Джимми. Похоже, не я одна плохо спала в последнее время, если судить по темным кругам у него под глазами.
– Так что, у вас есть, чем украшать? – кивнув на елку, спросил Джимми, когда его чашка опустела.
– Хочешь нам помочь?
– Нам? – переспросил папа. – Ну нет. Я свое дело сделал, остальное на вашей совести.
– Тогда я принесу коробку. Она на чердаке?
Я думала, что кто-нибудь из двоих или оба сразу вскочат с места и предложат свою помощь. Однако когда папа действительно начал подниматься, Джимми метнул на него предупреждающий взгляд.
– Ты же сама справишься? – утвердительно спросил он.
– Конечно, – ответила я, поняв неприкрытый намек, и вышла из комнаты.
Опуская чердачную лестницу и устанавливая распорку, я даже не заметила, что недовольно бормочу себе под нос, и опомнилась, лишь увидев горящие зеленые глаза Кицци, с любопытством наблюдавшей за мной с перил.
– Ты такая же, как они, – сказала я.
Кошка с высокомерным негодованием спрыгнула со своей обзорной точки и метнулась прочь.
Ясно, Джимми хотел избавиться от меня, чтобы поговорить с папой тет-а-тет. Наверняка сейчас пересказывает ему мою – возможно, немного сумасбродную – теорию, убеждая, что со мной далеко не все в порядке. Просто класс. Только отец перестал опекать меня как больную, поверив, что «амнезия» скоро пройдет, – на тебе, теперь опять начнет надо мной трястись! Такое предательство со стороны Джимми здорово меня разозлило. Конечно, я не просила его хранить молчание, но, казалось бы, после стольких лет дружбы мог бы и сам догадаться.
Треклятую коробку с елочными игрушками, как обычно, пришлось искать куда дольше, чем я думала. Пока я наконец обнаружила ее, убрала лестницу на место и спустилась, разговор между двумя мужчинами, о чем бы они там ни секретничали, был уже закончен. При моем появлении они уже делали вид, что обсуждают футбол, которым оба никогда не интересовались.
Когда я принялась открывать коробку, папа встал, преувеличенно зевая и потягиваясь.
– Пойду-ка я, пожалуй, спать.
Я в изумлении взглянула на висевшие над камином часы.
– Еще ведь даже девяти нет!
Он действительно покраснел, или в комнате просто было жарко натоплено?
– Правда? Ну да все равно. Иногда не мешает лечь пораньше. Доброй ночи, Рейчел. Пока, Джимми.
Дождавшись для верности скрипа лестничных ступеней под его ногами, я сердито набросилась на друга:
– Я знаю, что вы тут обсуждали у меня за спиной!
Джимми повел себя как-то странно – вместо ответа он замялся и… да, определенно щеки у него зарделись. Я даже вновь оглянулась на весело игравшее в камине пламя. Или у нас и впрямь слишком жарко, или происходит что-то в высшей степени подозрительное.
– Ты рассказал ему, так ведь? – добавила я, когда стало понятно, что Джимми ничего не хочет сказать в свою защиту. – Передал мою версию того, что случилось.
Смущенный румянец мгновенно сменился облегчением.
– А, вот ты о чем… Нет, конечно, нет! Я ни за что не стал бы!
Его голос звучал так искренно, что я тут же поверила.
– Тогда зачем ты отослал меня из комнаты?
Джимми смущенно моргнул, но ответил совершенно спокойно:
– Никто тебя не отсылал. Ты пошла за елочными игрушками.
Я сузила глаза и посмотрела на него долгим взглядом, наверняка памятным Джимми – я всегда так делала, когда мне что-то не нравилось в его словах. Однако на сей раз это не подействовало, рассказывать мне все он не собирался.
– Давай-ка начинать. Елка большая, не до утра же возиться.
Когда наряжаешь рождественскую елку, невозможно оставаться в плохом настроении. Есть что-то такое в мерцании огоньков гирлянд и блеске хрупких стеклянных фигурок, отражающих пламя камина, что буквально вытягивает из души все негативные эмоции, как бы сильно ты за них ни цеплялся. По просьбе Джимми я отыскала у папы диск с рождественскими песнями и организовала негромкий фон. Под музыку, работая в четыре руки в приятном необременительном молчании, мы иногда соприкасались пальцами, когда оба тянулись за одной и той же игрушкой. То ли нам обоим нравились яркие и цветастые, то ли это было лишним подтверждением того, как сходно мы мыслили.
Елка между тем становилась все краше. Никакой утонченной скромности – вся она светилась и переливалась, как Лас-Вегас ночью! Для полного эффекта предстояло только развесить мишуру. Уворачиваясь от колких иголок, я осторожно протиснулась за ствол и попросила Джимми передать блестящую длинную гирлянду. Моя рука просунулась сквозь ветки за украшением, но ощутила лишь легкое касание пальцев Джимми.
– Я так больше не могу.
Слова будто вырвались у него помимо воли, в них звучало что-то близкое к отчаянию. Ничего не видя за ветками, я проговорила:
– Ну ладно. Мы ведь уже почти закончили. Я и одна справлюсь.
– Да я не об этой чертовой елке! – теперь уже с подлинной м?кой в голосе воскликнул Джимми.
Я попыталась выбраться из плена колючих веток, чтобы понять, что стряслось, но застыла, когда он добавил:
– Я говорю о нас. О тебе и обо мне. О нашей дружбе.
Сердце екнуло. Худшие страхи выплыли наружу. «Джимми больше не хочет со мной дружить», – подумала я горько, словно мне вновь было пять. Чувствуя странную пустоту в душе, я не спешила выходить из-за елки, а то увидит, что со мной сделали его слова. Сама виновата. Сперва слишком долго пренебрегала неоценимым даром судьбы, а потом чересчур много на него возложила. Поделом мне.
– Понимаю, – проговорила я, чувствуя, как начинает дрожать мой голос. – Ты больше не хочешь быть мне другом. Понимаю.
Он чуть ли не застонал.
– Да нет же! Вернее, да – отчасти. Я действительно не хочу больше быть тебе другом… – Ничего хуже я и представить не могла, пока он не добавил: – Но только потому, что хочу стать кем-то большим.
Теплая ладонь Джимми крепко сжала мою руку.
– И сказать это ты мог, только дождавшись, пока я застряну в елке? – проговорила я, слишком потрясенная, чтобы до конца осознать смысл его слов.
Ветки разошлись, и перед моими изумленными глазами встал мужчина, только что изменивший все в моей жизни.
– Вдруг бы сбежала, – ответил он, мягко потянув меня к себе.
– Я и не думала об этом, – выпалила я. – Как раз наоборот…
Фраза осталась незаконченной – Джимми наклонился ко мне и прижал к своей груди. Мягкое и округлое, мое тело соприкоснулось с его, сильным и твердым. Совершенное сочетание двух дополняющих друг друга половинок восстановило нарушенную гармонию, и мир вокруг заиграл новыми красками. Я слышала, как сердце Джимми бьется рядом с моим. Любовь в его глазах светилась так открыто и откровенно, что у меня окончательно перехватило дыхание. Чувство, которое я испытывала к человеку, предназначенному мне судьбой, вспыхнуло с новой, невиданной доселе силой.
