Софья Ролдугина - Кофейная горечь
Лайзо засмеялся хрипло, булькающе — и захлебнулся кашлем.
— Виржиния… — сиплый голос словно царапал меня изнутри острыми стеклянными осколками. — Виржиния, как вы думаете, я прошел ваше испытание?
На каменном полу расползалось темное пятно.
— Что? — мне показалось, что я ослышалась.
— Вы… вы теперь меня не… не уволите?
Кажется, Лайзо улыбался.
— Нет.
— Это хорошо… — пробормотал неразборчиво Лайзо — и сомкнул веки. Угольно-черные ресницы его слиплись от влаги. Я осторожно коснулась свободной рукой лба, и он показался мне слишком холодным.
Опять начал кричать Энтони — надрывно, страшно.
А я только и могла думать:
«Эллис, приходи быстрее. Пожалуйста, приходи быстрее. Пожалуйста. Пожалуйста…»
Сквозь крик Энтони просочился вкрадчивый звук осторожных шагов. С другой стороны, не из освещенного коридора, а из темного.
«Они сообщаются между собою?»
Я зашарила свободной рукою по полу, не нашла ничего подходящего. Поколебавшись немного, оторвала пуговицу с амазонки — и швырнула в темноту коридора. Шаги замерли.
— Не пытайтесь меня обмануть или обойти, — удивительно, но голос не дрожал. Я как будто замерзла внутри, превратилась в ком льда, бесчувственный и звонкий. — Не получится. Но я с радостью подпущу вас ближе. На расстояние выстрела.
Темнота выругалась, и шаги поспешили обратно.
«Скорей, Эллис. Скорей. Пожалуйста».
Сколько еще раз мне приходилось бросать многозначительные фразы, вовсе не чувствуя себя способной исполнить угрозы? Два, три раза? Не помню. Но когда наверху послышался разговор на повышенных тонах, и в злом «О, небо, вы что, оставили ее там одну?!» я узнала голос Эллиса, то инстинктивно перевела револьвер на люк над хлипкой лестницей. А потом отчего-то глаза застила дрожащая пелена.
— Мистер Норманн, это вы? — горло болело, будто я кричала целый час подряд. — Если да, то поторопитесь. И еще. Их здесь пятеро, по меньшей мере. И еще. Там ребенок, и ему плохо… И еще. Нужен врач. И еще…
Я что-то хотела добавить, но голос вдруг закончился, а вместе с ним — и мысли. Эллис прикрикнул на кого-то: «Шустрей, шустрей, ребятки, шустрей!», и по лестнице затопотали. Люди высыпались в тесную каморку, как клубни картофеля — из мешка в ведро, прогрохотали сапогами по каменному полу мимо меня… А потом на револьвер легла холеная рука, и спокойный голос произнес:
— Опустите револьвер, леди. Все закончилось. Вы молодец.
Доктор Брэдфорд. В сером костюме-тройке, с идеально белой рубашкой — чистый, невозмутимый и словно не принадлежащий этому миру хаоса и боли.
— Не могу, — я хотела ответить громко, но получился только жалкий шепот. — Пальцы свело.
— Понимаю, — без тени иронии произнес он, опустился на одно колено рядом со мною, прямо в кровавую лужу… и вдруг, наклонившись к моему запястью, поцеловал его.
Легкое прикосновение губ обожгло, будто угли.
Я всхлипнула как-то жалко — и револьвер выпал из ослабевших рук. Доктор Брэдфорд ловко подхватил его и отложил в сторону.
— А теперь — осторожно поднимитесь, леди, и отойдите. Мне нужно осмотреть мистера Маноле.
Мое тело наполняла странная звенящая легкость. Я встала и отступила в сторону. Доктор Брэдфорд занялся Лайзо. Глаза у меня закрылись сами собою… в ушах зазвенело…
— Как там мистер Маноле? В него стреляли дважды… — выдавила я из себя.
— Дело плохо, — донесся, словно сквозь ватную прослойку, голос Брэдфорда. — Он потерял много крови, а пуля вдобавок еще и застряла в кости.
— Он будет жить? — спросила я едва слышно.
— Пока неизвестно. Я сейчас попробую остановить кровь и оказать всю возможную помощь. Потом перенесем его наверх. Как бы не началось заражение… Господа, выведите леди на воздух, — произнес Брэдфорд громче. — И кто там нес мой чемоданчик с инструментами? Да, да, вы, юноша. Идите сюда, будете мне ассистировать. Леди Виржиния, вы не собираетесь терять сознание?
— Нет, благодарю, в мои планы на ближайшие час или два это не входит.
— Прекрасно. Но все-таки… Вот вы, молодой человек с глупым лицом. Да, да, вы. Помогите леди подняться по ступеням и проследите, чтобы она в целости и сохранности добралась до сада, будьте галантным юношей…
Веки мои были плотно сомкнуты, и под ними плясали огни. А потом рядом раздалось робкое и басовитое:
— Кхм-кхм, леди?..
И я словно очнулась, возвращаясь в этот мир, где заливался криком Энтони, кто-то ругался, кто-то визжал, что-то грохотало…
— Да, — произнесла я рассеянно. — Пожалуй, мне не помешает выйти на воздух.
Рыжеусый великан — Джек Перкинс, кажется, было его имя, — почтительно придерживая меня за локоть, помог выбраться из подвала и, держа высоко над головою фонарь, повел по темным коридорам. Я не спотыкалась, спину держала прямо, но все равно чувствовала себя натянутой струной — еще немного, и что-то внутри, звеня, оборвется. Болело правое плечо и кисти рук — отдача от выстрела, как и предупреждал Эллис. Пожалуй, спустить курок два раза подряд я не смогла бы… Хорошо, что для Дугласа Шилдса хватило одного выстрела.
«Эллис… Что он делает сейчас? И что с Энтони? И… с Эвани?»
Вот теперь голова закружилась по-настоящему, и я прикусила губу.
Не время думать об этом. Все равно сейчас я ничем не помогу Эвани. Остается надеяться на врачей… На доктора Брэдфорда, на доктора Максвелла…
— Леди, вы, это… Не стойте, я ж вас не утяну.
Я опомнилась и вновь зашагала вперед, стараясь не поскользнуться на паркете. А потом анфилады комнат и коридоров внезапно закончились, скрипнули входные двери — и в глаза мои заглянуло небо. Бездонное, звездное, прозрачное, как черно-синее стекло. Даже луна вылиняла до бледно-молочного цвета. Где-то в стороне багровели догорающие развалины гаража. Воздух был холодным и дымным; он царапал горло и глаза, словно ледяная крошка.
Высокое дубовое крыльцо манило нагревшимися за день ступенями. Амазонка моя была безнадежно испорчена, и поэтому я села, не задумываясь. Руки, привыкшие к тяжести револьвера, казались слишком пустыми, язык просил горечи… Впервые, пожалуй, мне стало понятно пристрастие леди Милдред к трубке и вишневому табаку.
Сначала я просто прижалась щекою к теплому, шершавому дереву перил; потом позволила себе расслабленно прикрыть глаза, когда открыла их вновь, то, оказывается, уже сидела, привалившись к резным столбикам. Все тело болело от неудобной позы, но пошевелиться не было сил.
Я вновь закрыла глаза и вдохнула дымный воздух полной грудью. Он словно теплел с каждым вздохом. Вскоре в нем появились издавна знакомые вишневые нотки, мягкие, родные, уютные. Ночной ветер, обдувавший спину, обернулся теплой ласковой рукой… Под щекой было что-то пахнущее розой и ладаном — шелк бесконечно пышных юбок, шелестящих, старомодных.
Ресницы мои дрогнули.
Крыльцо, разумеется, никуда не делось. Только ступени стали шире, отодвинулись подальше друг от друга и перила. Я дремала, свернувшись клубком на теплом дереве, подтянув ноги к груди, и голова моя лежала на коленях у леди Милдред. Бабушка курила трубку, покачивая ею иногда в сильных пальцах, и смотрела в беззвездное ночное небо, а свободной рукою гладила меня по спине.
Горько.
— Что теперь делать? — глухо спросила я, глотая подступающие рыдания. — Что?
— Жить дальше, — ответила леди Милдред без единого мгновения колебаний. — Есть то, милая Гинни, с чем спорить бесполезно. Например, судьба. Или смерть. Можно только принять их с достоинством… Впрочем, что я говорю. Эти истины тысячу раз прописаны в старых книгах, но почему-то сердце остается глухим к словам и слышит лишь то, что нашептывает опыт. Некоторые вещи нужно пережить, чтобы осознать их.
Горло у меня свело.
— Я понимаю. Понимаю. Но что мне делать сейчас?
Бабушка обернулась ко мне и улыбнулась одними губами; глаза ее были пусты и черны, как у Энтони, кричавшего на алтаре.
— Спать, милая моя Гинни. Я буду рядом — всегда. Пускай даже не смогу дать тебе ничего, кроме легких снов.
И я спала.
И снилось мне прозрачно-темное небо и белые, как снег, лепестки цветов…
— Виржиния, проснитесь, пожалуйста. Мы возвращаемся в особняк.
Я с трудом открыла глаза. Ресницы точно кто-то воском склеил. Небо на востоке только-только подернулось розовато-золотистой вуалью зари, но даже такой слабый свет вызывал приступы головной боли. Эллис стоял на несколько ступеней ниже и тормошил меня за плечо.
— Уже? — спросонья голос у меня был хриплый, как у пропойцы.
— Да, — коротко ответил Эллис. — Все закончено. Уцелевших сектантов мои люди под присмотром мистера Уолша связали и уже конвоируют в Управление.
— Что с Эвани и с мистером Маноле?
Спрашивать об этом было мучительно — так я боялась услышать ответ. Но Эллис только устало пожал плечами:
