Рустем Сабиров - Бездна
Подобный же дублон найден был в каюте лейтенанта с приложенной к нему запиской: «Старшему комендору Юргену Бруку в порядке благодарности и возмещения за причиненное ему мною беспокойство. И еще совет: не делайте глупости, а двигайтесь на север, в Макао, там мы могли бы к обоюдному удовольствию довершить наш разговор. Фабиан Брауэр».
Вместе с лейтенантом пропала капитанская шлюпка «Магдалина». Вахтенный матрос лежал связанный и оглушенный у шлюпбалки. Он также не миновал экзекуции, однако более милосердной.
Беглого лейтенанта пробовали искать, обследовали близлежащий островок. Никого, однако, не нашли кроме того, один матрос едва не утонул в болоте, а другой чудом спасся от напавшего на него кораллового аспида. Команда была обозлена, поиски пришлось прекратить, фрегат снялся с якоря и взял курс на восток, в Малакку.
* * *Лейтенант Фабиан Брауэр был обнаружен три недели спустя близ южной оконечности филиппинского острова Палаван в шлюпке, полумертвым от истощения. Шлюпка, судя по всему, проделала немалый путь, и одному Господу ведомо, как несчастный ухитрился уцелеть: суденышко было побито, дало течь и только чудом не пошло ко дну. Испанский береговой патруль сообщил, что все имевшиеся на шлюпе документы были невозвратно испорчены морской водой, однако найденный человек, судя по всему, голландец, назвал себя Олофом Бартелем, старшим матросом голландского патрульного фрегата «Урания». Это вызвало немалый интерес, ибо известие о бесследном исчезновении «Урании» было тогда на слуху. Исчезновение кораблей дело обычное, однако «Урания» пропала во внутренних водах, куда чужие совались редко, да и штормов в те дни не было, а наоборот, стояло долгое безветрие.
Когда несчастный окончательно пришел в себя, комендант предложил переправить его в Манилу, в голландскую миссию, но поскольку тот рвения вернуться к своим не проявил, а отношения между Голландией и Испанией складывались не лучшим образом, комендант настаивать не стал. Вскоре голландец был замечен в гавани Пуэрто Принсипе, где увлеченно беседовал с капитаном баркентины «Святой Антоний», уходившего в португальский порт Макао. Позже капитан Кристобаль Гарсиа рассказывал, что действительно, нанялся к нему на судно простым матросом один полусумасшедший оборванец и, между прочим…
«…и, между прочим, неплохим был матросом, не то что нынешнее соплячьё. Его стариком прозвали, он и вправду выглядел лет на шестьдесят с лишним, хотя ему не было и тридцати. Помню, только мы пересекли экватор, начался шторм, да такой, какой только в здешних дурных местах бывает — шквал среди белого дня, нежданно, как мешком по голове. А мы шли на всех парусах, нужно ложиться в дрейф, убирать паруса, а грот-фал, как на грех, зацепился за гафель, да так, будто его сам дьявол узлом затянул. Тут опять шквал, грот-брамсель не убран, ванты натянулись, цепь трещит, вот-вот ее с корнем вырвет. Я ору ноковому: «А ну наверх, сучье вымя! Отрезай фал!» Он ослушаться не смеет, но дрожит, как беременная монашка. Эх, думаю, не будет толку, и сам убьется, и фал не отрежет. Хоть сам лезь! Тут Старик и говорит: давайте-ка я. И — наверх. Я моргнуть не успел, а он уже добрался до гафеля, встал на него и заскользил, будто и не касаясь ногами, как… Сказал бы: как ангел небесный, да нож был у него в зубах, какой же это ангел, с ножом в зубах. Как не упал — одному Богу ведомо, ведь такой ветер был — на палубе не устоишь. Однако добрался, одним махом перерезал фал и тут же вниз. И на все ушло не больше минуты. Вот так. Я даже подумывал его боцманом поставить. Но в Макао, после выгрузки он возьми и сбеги без всякого расчета. То есть, не сбег, подошел, прощался, поблагодарил. «Дело у меня есть в Нагасаки. Друзья там, выручить надо». Я говорю: «Ты спятил, лезть к Сатане в глотку, прости Господи!» Но его не остановишь. Так и расстались. А жаль, отличный был моряк. А что не в своем уме, так кто из моряков — в своем?»
* * *В хронике времен сёгуна Токугавы Мицукини есть короткое упоминание о некоем бесноватом европейце, голландце, который тайно прибыл в Нагасаки, спрятавшись в трюме китайского судна. В городе его приняли за католического миссионера, а поскольку сёгун еще на втором году Канъэй повелел изгнать из Японии жрецов бога Дзэсусу, чужестранца арестовали. Однако он упорно отрицал, что он миссионер, и дабы доказать это, усердно богохульствовал. Утверждал, что послан сюда губернатором Ост-Индии ван Дименом уплатить выкуп за арестованных полгода назад голландцев. При обыске у него впрямь было найдено несколько золотых дублонов. Прочие деньги, сказал он, спрятаны в надежном месте. При этом назвал сумму в двадцать тысяч золотых рё. Начальник тюрьмы, изрядно удивленный, счел нужным оповестить об этом правителя Нагасаки сайдадзина Идзуми. Тот поначалу счел, что «красноволосый» по всей видимости, мошенник либо шпион и приказал подвергнуть его строгому дознанию. Тот пытки принял стойко, упрямо утверждал, что послан лично губернатором Ост-Индии, однако все документы его потеряны во время кораблекрушении возле Борнео. Сказать, где именно спрятаны его деньги отказался, говоря, что выдаст их лишь тогда, когда судно с узниками покинет бухту Нагасаки. Однако поскольку срок ультиматума подошел к концу, а известий от ост-индского губернатора не поступало, властитель решил поверить красноволосому, благо ссориться с Голландией без нужды охоты тоже не было. К середине октября с Формозы пришло судно, узники были взяты на борт, оборванец выдал причитавшиеся деньги, даже с избытком. Дальнейшая судьба Фабиана Брауэра неизвестна. Одни говорят, что он отбыл вместе с заложниками, другие — что капитан отказался взять его на борт как не значившегося в списке, и он закончил дни в тюрьме в Нагасаки.
Что касается фрегата «Урания», то судьба его так и осталась неизвестной. Нередко приходилось слышать о некоем судне, похожем на фрегат голландской постройки, которое могло внезапно возникнуть средь бела дня на горизонте, даже сблизиться, и столь же внезапно исчезнуть.
Эпилог«Я, Юрген Кроммелин Брук, комендор, волею обстоятельств беру на себя командование сим судном и поведу его в Маллаккский порт, не имея ни штурмана, ни мореходных карт, ибо штурман, изменник и убийца, тайно бежал с корабля, похитив при этом карты и навигационные приборы. Доверюсь компасу, разуму и воле Провидения. Господь не оставит нас и покарает преступника. Летний муссон дует в корму, однако ни Полярной звезды, ни Антареса, ни пятизвездья Кассиопеи отчего-то не видно. Ежели опыт не изменяет мне и нас не снесло течением, мы. находимся на 2° с. ш. и на 140° в. д. Благодаренье Богу, мы не в открытом океане, ежели нынче к закату покажется остров, означенный на картах Эндрахт, мы на верном пути…
Подштурман Адельберт, на которого я так рассчитывал, оказался полным ничтожеством. Странно, что он еще находит дорогу в гальюн. Все, что он делает, это плачется на судьбу, спрашивает, что с нами будет и клянчит выпивку.
1 авг. Острова нет, должно быть, нас снесло на север. То, что я некоторое время принимал за остров, оказалось темною тучей. Странно, однако, что туча идет против ветра…
2 авг. Вновь воцарился штиль. Свеча, зажженная мною возле кормового фальшборта, горит идеальным конусом, без малейшего колебания. Судно наше, однако, движется, хотя паруса висят совершенно бессильно. Совсем неслышно плеска воды под килем, совсем нет птиц. Единственное, что нарушает глухую, ватную тишину, это мерный скрип шпангоутов.
3 авг. Умер матрос Мартен, раненный на той проклятой джонке. Перед смертью разум его помутился, он принялся петь. Это было невыносимо, некуда было спрятаться от этого ужасного голоса, невероятной для умирающего силы, который выпевал на некий площадной мотив ужасающую богохульную чушь. Господи, прости его. Он умер с тою же чудовищной улыбкой, что была у негодяя Бартеля. Когда труп завернули в парусину и бросили в воду, он не утонул, хотя в ноги уложили ядро. Так и плыл за нами, не отставая, покуда внезапный бурун не утянул его пенной лапой в глубину.
6 авг. Море изменило цвет, оно стало мутно-белесым, словно невиданный подводный смерч взбаламутил дно. Иногда на поверхности мелькают очертания каких-то предметов, однако они тотчас исчезают, не дав себя разглядеть. Ночью на небе не видать звезд, хотя на небе ни единой тучи, небо похоже на темное бутылочное стекло. Днем — солнце, раздувшееся словно от водянки. Бледное и не дающее тени.
12 авг. Сегодня оно вновь шло за нами. И вновь эта проклятая джонка. Ясно видел того убитого, свесившегося с борта. Эта ужасная коса…
Море переменилось совершенно. Оно мертво, как зрачок слепца. Клаасу мерещатся ангелы на реях. Велел ночью не зажигать огня. Нет ничего спокойнее мрака…
Двое матросов ворвались в каюту и потребовали вина. Вытащил пистолет, но увидел, что они не боятся смерти. Распил с ними последнюю флягу…
