Дмитрий Алкар - Тени Реальности 2. Час Быка
Так что вопрос только в одном — как от него по-тихому избавиться, чтобы не привлечь внимания Механизма? И, заодно, чтобы пасущие его «деточки» не поняли, кто это сделал и зачем. Несчастный случай. Сгорел на работе. И всё.
Ну и маленький на засыпку — можно ли что узнать ещё, если оторвать ему пальцы, к примеру? Хотя нет, кажется, что он выдал всё, что знал, как на духу. В этом и опасность. Вот ведь архонтов Бульгум. Знал, что будет подстава. Но такая… И чего я тешил себя надеждой, что тут будет адекватный в плане договоров и сохранения тайн человек, а не этот предмет мебели?
И опять косячок есть — если его даже аккуратно устранить, и это будет для всех лишь несчастным случаем на его тяжелой работе… Бульгум в курсе. И быстро свяжет одно с другим. Эту информацию он явно продаст. Или Механизму, или «Детям», или ещё кому… Ничего приятного. У меня нет таких ресурсов, чтобы всё это решить. Устраивать же ещё и странный случай с Бульгумом… Тут уже многие задумаются. Ведь он — всё же не последняя единица. И свяжут, как пить дать, свяжут узелки.
Думай, Ярт, думай!
— Эй, мил человек, чего молчишь? Аноним должен платить за свою анонимность, если всё узнал, да? Так что пять тонн бачинских давай мне, да? — Тумба отложил свой курительный агрегат, разглядывая свою крысу, развалившуюся на столе, посреди груды рваной бумаги и фольги.
Глава 3
Пока я смотрел Шкафу в глаза, Борис внезапно появился из коридора, вытаскивая из-под пиджака длинный нож:
— Шеф, тут проблема.
Я резко поднимаюсь на ноги, чуть не перевернув колченогий стол.
Мужичок, варящий разную гадость для своеобразных людей, вскочил как напружиненный, кидая что-то мне в лицо…
Боль, только боль. И тихий визг, потому что нет сил кричать. Чувствую, как от вспышек яростной, алой и рвущей, рези, у меня подгибаются ноги. Раздаются хлопки, чей-то сдавленный вопль. Удары, грохот. Часть из него, наверное, вызываю я. Потому что адские ощущения резко усиливаются, рука болит как оторванная. Кажется, я упал на пол, задев что-то… Надо мной раздаётся сдержанный вопль:
— Шеф, вы живы? Надо валить!
Другой голос напряженно замечает:
— Хватай его, Алуайа голову оторвёт, если мы Хозяина потеряем!
Я слышу этот короткий диалог отдалённо, как будто со стороны. Потому что лицо, судя по жару, плавится, кожа рвётся. Или мне так только мнится? Я знаю только одно — мне ни в коем случае не стоит открывать глаза, как бы ни хотелось распахнуть их вместе с давящимся в глотке воплем. Иначе я потеряю зрение, чтобы это ни было выплеснуто на мою физиономию.
Ад, вот он какой. Я прямо понимаю теперь, что имели в виду христианские богословы, описывая поджаривание на сковородке. Только мне не смешно и не до изысков эсхатологии. Надо что-то делать. Это что-то уже доходит до костей и я не хочу, не могу дальше!
— Сделайте всё чисто, — Бормочу я, надеясь, что меня услышат мои клановцы. — У нас здесь нет крыши…
Каждое слово отдаётся эхом в моей голове и нестерпимым жжением на губах. Надо молчать, молчать… И вот ещё что. Пока меня довезут куда-то, где смогут смыть это… Надо остановить хоть ненадолго процесс. Вслепую, дёргаными движениями, шарю по своему телу, в поисках ножен на поясе. Кое-как нащупав их, и переждав новую волну всплеска рези, я, трясущейся рукой, вытягиваю его.
— Шеф, мы тебя слышали. — Раздаётся издалека голос. — Постараемся. Но тут жарко. Всё, хватай его!
Снова хлопки. Треск. Шорохи. Сдавленный, и, кажется, предсмертный, крик. Всё равно. Меня вытащат. А я спасу себя. Приближаю кинжал, всё также вслепую, к своему лицу.
— Что вы делаете?! — Ещё один отдаленный крик.
Собрав все свои силы, и понимая, что могу пожертвовать губами из-за лишнего слова, бормочу, едва разлепив их:
— Торможу заражение… Когда… доставите меня… в безопасное место… Вымоете мне лицо… чего бы это ни стоило.
Мне никто не отвечает, но я чувствую, как поднимаюсь в воздухе. Чуть не роняю клинок, в нахлынувшей было панике, но понимаю что меня кто-то взвалил на плечо. Одной ногой цепляюсь за пол и слышу сосредоточенный голос:
— Держитесь, и как-нибудь идите. Я не смогу целиком вас нести. — Мне кажется, что этот тон принадлежит Ави.
Ничего не ответив, я скребу одной ногой по полу. Время от времени. Которое потеряло свой смысл, оставив только накатывающие с завидной периодичностью, вспышки боли, уходящей всё глубже в моё лицо.
Притянув рывком клинок к лицу, я шепчу про себя, еле формируя мысленную словесную речь, древние мантры жертвоприношения, и, примерившись, как мог, взрезаю горящую щёку. Вспышка приступа сводит меня целиком, заставляя ноги рефлекторно дёргаться. Но этот старый ритуал — он помогал затормозить даже отравление самыми смертельными ядами древности. Не снять, но затормозить до тех пор, пока не будет введено противоядие, к примеру. Вот я и приспосабливаюсь к новым условиям…
По моей щеке течёт жар и боль. Ноздри улавливают запах гниения, горелого, и молока. Отвратительный признак. Но надо, надо Ярт. Ещё раз, как могу аккуратно, проделываю над собой акт мазохизма, разорвав, судя по всему, себе скулу. Из моей глотки всё же вырывается вой, тихий и слабый. Как же мне плохо! Быстрее, быстрее, спасите меня!
Начинаю волочить ногой, мы куда-то двинулись. Снова хрип и некий треск, где-то позади. Что-то горит? Не знаю, у меня лицо просто пылает, взрывается. Возникает подозрение, что плавятся кости черепа. Тут же вспарываю себе лицо вновь, подвывая от боли и быстро-быстро засеменив время от времени конвульсивно касающейся пола ногой. Кажется, я только что отхватил себе и кусок носа. Надеюсь, что всё не так плохо. Впрочем, плевать! Что угодно, лишь бы выжить. Хромой, косой, хоть гнилой — только жить. И сохранить зрение, да, вот что мне ещё надо. Не попасть бы кинжалом в глаз, так размахивая трясущейся рукой.
Тем временем, наше движение остановилось. Опять стою. И возникает новое подозрение — что вроде бы с моей ноги слетела туфля. Уж больно мокро стало ноге и холодно, впрочем, тоже. Ну да неважно. Сосредоточенно продолжаю отнюдь не художественно резать по своему лицу, водя кончиком ножа.
Презрев опасность остаться без губ, выдавливаю из себя тихий трескучий шёпот:
— Долго ещё?
— Нет. Через несколько минут сядем в машину. — Тон Ави чрезвычайно резок и напряжён.
Значит, проблемы ещё не кончились. Ну, они справятся. Надеюсь. Иначе что со мной будет? Меня надо спасать и срочно!
Только вот смогу ли я позволить себе не шептать про себя эту архонтову мантру и не насиловать свой облик и дальше? И просто вырубиться? Я уже на грани восприятия, это совершенно очевидно с каждым новым накатом жжения на моё лицо. Не знаю, но я буду держаться до последнего.
И не отвлекаться на постороннее, продолжаем. Как можем, так и продолжаем. С этой мыслью я вновь мысленно прокаркал длинный ряд хрипящих согласных и полоснул по тому, что осталось от моей кожи. Я вообще-то не чувствую уже даже и боли от клинка-то. Неужели нервным окончаниям — уже того, всё, полный капут? К Архонту!
И с этой мыслью меня довольно невежливо закинули куда-то, судя по запаху и коже подо мной — в нашу машину. Да, кстати, куда я лечу?
* * *Очень медленно открываю глаза, сразу же пытаясь сообразить — я ли это. Или это Тень? Хотя, обычно, в Тенях таких вопросов себе никто из моих Альтер эго не задаёт. Но не зря же есть та самая опасность безумия, о которой я столько размышлял. Когда грань теряется. А с учётом того, что я сейчас, открыв глаза, ничего не вижу… Кстати, и боли я не чувствую. Какое счастье, что её нет — меня всего передёргивает от одного воспоминания о муках, которые я испытал. Но почему я ничегошеньки не могу увидеть? Либо я потерял зрение, либо это такая странная Тень, либо… Очень медленно поднимаю руку, выпрастывая её из-под чего-то похожего на плед. Я, кстати, оказывается им укрыт, судя по всему. Возможно, это говорит в лучшую сторону. Но всё же, надо проверить кое-что.
С гигантским внутренним волнением, от которого я начинаю дрожать — подношу ладонь к лицу и кончиками пальцев касаюсь его. Издав облегчённый вздох, расслабляюсь. Так и есть — моё лицо укрыто какой-то мягкой тканью. Только странно, что я этого не чувствую. В смысле материю на своём лице. Но не буду переживать раньше времени. Да и можно ли её уже снять?
Прислушавшись к своим ощущениям, решаюсь, и медленно подцепляю ногтями ткань, стаскивая её вбок. В глаза ударил приглушённый свет. Ночь. Шторы наполовину задёрнуты. Но всё равно зрение, видимо, пока не восстановилось. И, кстати, я же у себя дома, в своей квартире!
Этот вывод заставляет меня усмехнуться, но я тут же разглаживаю, как мне кажется, своё лицо. Мало ли что там с ним. Хотя меня уже напрягает совсем сильно отсутствие ощущений. Я не почувствовал натяжения кожи, совершенно незаметное в обычном состояние, которое происходит при проявлении мимики. Так, всё, стоп, это паранойя. Надо аккуратно встать и дойти до зеркала. И, заодно, найти Бориса с Ави, узнать что произошло, что они сделали… в том числе со мной. И вообще проверить на картах, к примеру, степень своей излеченности от чего-то, что швырнул в меня этот психованный Шкаф. Надеюсь, покойный. И, также рассчитываю, без лишних следов в нашу сторону. Это тоже надо узнать.
