Жорж Санд - Орко
После этих слов она уронила гитару, издавшую зловещий звон при ударе о плиты пола, и часы начали бить. В мрачном молчании все слушали, как пробило двенадцать ударов. Тогда хозяин дворца, испуганный и раздраженный, направился к незнакомке.
«Сударыня, — спросил он взволнованно, — кому я обязан честью видеть вас здесь?»
«Мне, — ответил Франц, выступая вперед, — и если кому-нибудь это не нравится, пусть заявит о том».
Незнакомка, казалось, не обратила внимания на вопрос хозяина, но, услышав голос графа, вскинула голову.
«Теперь я живу, — воскликнула она с восторгом, — я буду жить!»
И она обернулась к нему с сияющим лицом. Но, увидев его, она побледнела, и чело ее омрачилось.
«Зачем этот маскарадный костюм?» — спросила она сурово, указывая на его мундир.
«Это не маскарадный костюм, — ответил он, — это…»
Он не мог продолжать и как бы окаменел под страшным взглядом незнакомки. Некоторое время она молча смотрела на него, затем из глаз ее скатились две крупные слезы. Франц хотел броситься к ней. Она остановила его.
«Следуйте за мной», — сказала она глухо.
Затем она быстро прошла сквозь удивленную толпу и вышла, сопровождаемая графом.
Спустившись по лестнице дворца, она прыгнула в свою гондолу и велела Францу войти за нею и сесть. Он повиновался, затем посмотрел вокруг и, не заметив гондольера, спросил:
«Кто же нас повезет?»
«Я», — ответила она и уверенной рукой взялась за весло.
«Лучше разрешите мне…»
«Нет. Руки австрийца не умеют обращаться с венецианским веслом».
Сильным взмахом весла она сдвинула гондолу с места, и та стрелой понеслась по каналу. В несколько мгновений они оказались уже далеко от дворца. Франц, ожидавший, что незнакомка объяснит ему причину своего гнева, был удивлен и обеспокоен ее молчанием.
«Куда мы плывем?» — спросил он после некоторого размышления.
«Куда судьбе угодно вести нас», — печально ответила она.
Эти слова как будто снова разбудили ее гнев, и она принялась грести еще сильнее. Повинуясь взмахам ее сильной руки, гондола словно летела над водой. Франц видел, как вдоль бортов лодки с ослепительной быстротой стремилась пена, а попадавшиеся на пути корабли мчались назад, будто тучи, уносимые ураганом. Вскоре мрак стал совсем непроницаем, поднялся ветер, и юноша уже не слышал ничего, кроме плеска волн и свиста ветра в ушах; а в сплошной тьме он видел впереди только белую фигуру своей спутницы. Она стояла на корме с веслом в руках, ее полосы разметались по плечам, ветер трепал ее длинное белое платье, и она походила уже не на женщину, а скорее на духа кораблекрушений, играющего на бурном море.
«Где мы?» — беспокойно воскликнул Франц.
«Наш храбрый капитан испугался», — сказала незнакомка с презрительным смехом.
Франц не ответил. Он чувствовал, что в самом деле его охватываёт ужас. Не в силах преодолеть его, Франц хотел по крайней мере скрыть свой страх и решил молчать. Но через некоторое время в каком-то безумии он поднялся и двинулся к незнакомке.
«Вернитесь на свое место!» — крикнула она.
Но Франц уже не владел собою от страха и продолжал идти по гондоле.
«Вернитесь!» — повторила она яростно; и, видя, что он все-таки приближается к ней, топнула ногой с такой силой, что лодка вздрогнула и едва не перевернулась.
Франц был сбит с ног этим толчком, упал на дно лодки и потерял сознание. Придя в себя, он увидел, что незнакомка лежит у его ног и плачет. Растроганный ее горестным видом и забыв о только что происшедшем, он схватил ее в объятия, поднял и усадил рядом с собой. Она не сопротивлялась, но продолжала плакать.
«О, любовь моя, — воскликнул Франц, прижимая ее к своей груди, — зачем эти слезы?»
«Лев! Лев!» — ответила она, подняв к небу свою прекрасную руку.
Франц перевел взгляд на небо, куда она указывала, и увидел созвездие Льва, одиноко сверкавшее среди туч.
«Что нам за дело до этого? Светила не властны над нашими судьбами; а если бы они имели власть, то для защиты от роковых созвездий мы нашли бы покровительство у благоприятных звезд. Венера сияет на небесах так же, как и Лев».
«Увы! Венера закатилась, а Лев восходит. А там! Смотри! Кто может бороться с ним?»
Она произнесла эти слова с какой-то растерянностью и протянула руку к горизонту. Франц посмотрел по направлению ее руки и увидел черное пятно, которое выделялось на волнах в огненном ореоле.
«Что это?» — спросил он в изумлении.
«Это судьба идет за своей жертвой, — ответила она. — За какой, спросишь ты? Жертву должна назвать я! Ты, несомненно, слышал о тех австрийских дворянах, которые садились со мной в гондолу и больше никогда не возвращались».
«Слышал. Но это же выдумки».
«Это правда. Или они должны быть уничтожены, или я. Каждый австриец, который любит меня и которого я не люблю, умирает. И до тех пор, пока я никого из них не полюбила, я буду жить и буду нести им погибель. А если я полюблю одного из них, то умру я. Такова моя судьба».
«О боже мой! Но кто же ты?»
«Как быстро он приближается! Через минуту он настигнет нас. Ты слышишь? Ты слышишь?»
Черное пятно приближалось с непостижимой быстротой и уже приняло форму огромного корабля. Красный свет окружал его ореолом; огромные призраки недвижно стояли на палубе, и несметное число весел согласно поднималось и опускалось, со зловещим шумом рассекая волны, а замогильные голоса пели Dies irae[2], сопровождая пение звоном цепей.
«О жизнь, жизнь! — с отчаянием продолжала незнакомка. — О Франц! Вот он, этот корабль! Ты узнаешь его?»
«Нет, я его не знаю, но это страшное видение ужасает меня!»
«Это «Буцентавр». Он поглотил твоих соотечественников. Они были здесь, на этом самом месте, в этот же час, рядом со мной в этой гондоле. Корабль приближался так же, как и сейчас. Голос с корабля кричал мне: «Кто идет?» Я отвечала: «Австрия». Голос спрашивал: «Ты ненавидишь, или ты любишь?» Я отвечала: «Ненавижу», и голос говорил мне: «Живи». Затем корабль проходил над гондолой и губил твоих соотечественников, а меня триумфально выносил на волнах».
«А сегодня?..»
«Увы! Сейчас послышится голос».
И в самом деле, скорбный и торжественный голос, при звуке которого замолк весь призрачный экипаж «Буцентавра», крикнул:
«Кто идет?»
«Австрия», — ответил дрожащий голос незнакомки.
Хор проклятий раздался на «Буцентавре», приближавшемся со все возраставшей быстротой. Затем снова все стихло, и тот же голос спросил: «Ты ненавидишь или ты любишь?»
Незнакомка поколебалась одно мгновение, затем подобно раскату грома прозвучал ее ответ:
«Я люблю!»
Тогда голос произнес:
«Ты сама решила свою участь. Ты любишь Австрию! Умри же, Венеция!»
Громкий крик, отчаянный, душераздирающий крик пронзил воздух, и Франц исчез под водой. Когда он выплыл ни поверхность, то уже ничего не увидел — ни гондолы, ни «Буцентавра», ни своей возлюбленной. Только на горизонте светились огоньки; это были фонари муранских рыбаков. Он поплыл к их острову и достиг его через час… Бедная Венеция!
Беппа замолчала; из глаз ее катились слезы. Мы безмолвно смотрели, как она плакала, и не пытались ее утешить. Но вдруг она вытерла слезы и сказала со своей шаловливой живостью:
— Ну вот! Что это вы так приуныли? Неужели волшебные сказки оказывают на вас такое действие? Разве вы никогда не слышали про духа Орко — венецианского Трильби? Неужели никогда не встречали его по вечерам в церкви или на лагуне? Это добрый дух, который причиняет зло только изменникам и угнетателям. Можно сказать, что это настоящий добрый гений Венеции. Но вице-король, смутно прослышав что-то об опасном приключении графа фон Лихтенштейна, велел просить нашего патриарха, чтобы тот прочитал на лагуне молитвы и заклинания против духов; и с тех пор Орко больше не появлялся.
Примечания
1
Дорогая (итал.).
2
День гнева (лат.).
