Александр Дюма - Обед у Россини, или Два студента из Болоньи
Какую-то минуту оба молодых человека, стоя друг против друга, пребывали в задумчивости.
Затем, первым подняв голову, Беппо спросил:
— О чем ты думаешь?
— Увы! — ответил Гаэтано. — Меня не покидает одна страшная мысль: то, что случилось сегодня вечером с бедным Антонио, могло бы случиться с одним из нас и мы разлучились бы навеки.
— Странно, — откликнулся Беппо, — но мне не дает покоя эта же мысль.
— И тогда разрушилась бы самая заветная моя мечта, — продолжил Гаэтано, протягивая руку другу.
— О какой мечте ты говоришь?
— Я не раз тебе говорил о ней: она должна сделать нас не только друзьями, но и братьями.
— О да, — меланхолически отозвался Беппо, — Беттина!
— Знал бы ты, Беппо, как она хороша! И если бы ты знал, как она тебя любит…
— Сумасшедший! Каким это образом она могла бы меня полюбить? Ведь она меня никогда не видела!
— Разве она не видела тебя моими глазами? Разве она не знает тебя по моим письмам?
Беппо пожал плечами.
— Послушай, — сказал Гаэтано, — я готов заключить с тобой пари.
— Какое?
— Она никогда тебя не видела, это правда.
— И что из этого?
— Так вот, я иду на пари, что, если по воле случая Беттина встретит тебя, она тебя узнает.
— Согласен на твое пари! Впрочем, зачем строить все эти прекрасные планы? Ты хорошо знаешь, что твой отец выдаст Беттину замуж только за торговца!
— Ты намного лучше любого торговца: ты дворянин.
— Хорош дворянин с левой перевязью на гербовом щите, — сказал Беппо, покачав головой. — Нет, дорогой Гаэтано, — поверь мне, лелеять надо только те мечты, что можно осуществить.
— Какие же?
— Прежде всего, мечту никогда не расставаться. О, будь спокоен, эта мечта ни в чем не повредит твоей жизни, если только продлится наша дружба. Я могу повсюду следовать за тобой; у меня нет семьи, едва ли у меня есть родина. Что значат для меня те люди, с кем я общаюсь, и места, где я живу? Если ты перестанешь меня любить, если я окажусь тебе в тягость, ты мне об этом скажешь. И тогда мы расстанемся, поскольку сердца наши не будут больше биться вместе.
— Ах вот оно что! Но где ты только, черт возьми, находишь все те печали, о которых говоришь? — воскликнул Гаэтано. — Друг мой, поверь, только одно может разлучить нас, если ты считаешь так же, как я.
— Что же это?
— Смерть!
— Друг мой, если ты считаешь так же, как я, — ответил Беппо, — даже сама смерть не сможет нас разлучить.
— Объясни.
— Веришь ли ты, что какая-то часть нашего существа переживет нас?
— Религия нам это обещает, и сердце нам это говорит.
— Действительно ли ты веришь в бессмертие души?
— Я верю в него.
— Тогда, дорогой мой, нам остается связать себя клятвой, одной их тех клятв, каким повинуются и душа и тело, и, если один из нас умрет, расстанутся только наши тела, а души будут верны своей дружбе, поскольку любят друг друга только души.
— Как ты думаешь, не святотатство ли то, что ты мне предлагаешь? — спросил Гаэтано.
— Не думаю, что мы оскорбили Всевышнего, стремясь избавить от смерти чувство самое чистое, какое только может быть у человека, — дружбу!
— Пусть будет так, Беппо, — согласился Гаэтано, протягивая руку другу, — и в этом мире, и в загробном!
— Подожди, — сказал Беппо.
Он поднялся, взял распятие, висевшее в изголовье кровати, и положил его на стол.
Потом, простирая руки над священным изображением, произнес:
— Кровью Господа нашего клянусь моему брату Гаэтано Романоли: если я умру первым — угаснет мое дыхание и прекратится моя жизнь, — на каком бы месте ни упало мое тело, душа моя вернется на землю, чтобы найти его и сказать ему все, что только дозволено сказать о великом таинстве, именуемом смертью… И эту клятву, — добавил Беппо, подымая к небу взгляд, полный веры и благочестия, — я даю в убеждении, что она ни в чем не оскорбит догматы католической религии, апостолической и римской, в которой я рожден и в которой надеюсь умереть.
Гаэтано в свою очередь простер руку над распятием и повторил ту же клятву в тех же самых словах.
В миг, когда он произносил последнее слово клятвы, составленной Беппо, в дверь постучали.
Молодые люди обнялись, затем в один голос сказали:
— Входите!
III
ДВА СТУДЕНТА ИЗ БОЛОНЬИ
Вошел человек с письмом в руке.
То был слуга начальника легкой почты.
Курьер из Рима прибыл в Болонью вечером, а письма, по обыкновению, разносили только утром. Но почтовый служащий, заранее раскладывая письма по ячейкам, где они должны были ожидать тех, кому предназначены, заметил одно, отправленное на его имя; он вскрыл письмо и нашел в нем другое, где его умоляли без промедления передать это послание Гаэтано Романоли, студенту Болонского университета.
Этот молодой человек был знако́м почтовому служащему, и тот поспешил передать адресату послание, по всей видимости весьма срочное.
Гаэтано взял его из рук посыльного, отблагодарив того монетой; затем, пошатываясь, подошел к лампе.
— Что с тобой? — встревожился Беппо. — Ты побледнел!
— Письмо от сестры, — пробормотал Гаэтано, вытирая пот, бисером блестевший на лбу.
— И что же? Есть там от чего бледнеть, от чего дрожать?
— Дома случилась беда, — ответил Гаэтано.
— Почему ты так думаешь?
— Я так хорошо знаю Беттину, — объяснил Гаэтано, — что мне достаточно всмотреться в ее почерк, чтобы угадать, под воздействием какого чувства она писала. Мне не нужно даже вскрывать письмо, чтобы узнать, была ли она тогда грустной, радостной или спокойной: написанный ее рукою адрес скажет мне все.
— А о чем говорит тебе адрес на этот раз? — вновь спросил Бегаю, бросив встревоженный взгляд на письмо.
— На этот раз адрес говорит, что Беттина писала мне в слезах. Взгляни-ка на первые две буквы моей фамилии — их оборвало рыдание.
— Ну, ты ошибаешься, — возразил Беппо.
— Читай сам, — ответил Гаэтано, протягивая другу письмо, сел и со вздохом уронил голову в ладони.
Беппо вскрыл письмо; как только он прочел первые строки, рука его задрожала и он устремил опечаленный взгляд на Гаэтано.
Он увидел, что его друг плачет, не отрывая ладоней от лица.
— Мужайся, друг, — мягко сказал Беппо, положив руку ему на плечо.
Гаэтано поднял голову. По его щекам текли слезы.
— Я буду мужествен, — произнес он. — Что случилось?
— Твой отец очень плох и хочет видеть тебя перед смертью.
— Так он еще жив? — воскликнул Гаэтано, и словно молния радости промелькнула в его голосе.
— Жив.
— Ты меня не обманываешь?
— Читай сам.
Гаэтано взял письмо и стал читать.
— Когда мы отправляемся? — спросил Беппо.
— То есть ты спрашиваешь, мой друг, когда отправляюсь я: ты ведь остаешься.
— Зачем мне оставаться, если ты уезжаешь?
— Ты остаешься, потому что через три дня у тебя экзамен на степень доктора, потому что диссертация твоя уже отпечатана, потому что уведомления о твоей защите уже посланы профессорам.
— Ну и что? Все это мы отложим до нашего возвращения.
— Нет, поскольку, если Господу будет угодно, ты, Беппо, уже не возвратишься сюда.
— Значит, ты хочешь, чтобы я позволил тебе уехать одному?
— Как только ты защитишь диссертацию, ты поедешь вслед за мной и присоединишься ко мне. Если нам выпадет счастье спасать моего бедного отца, ты поможешь нам его спасти и он после выздоровления будет считать тебя членом нашей семьи; если он умрет, ты станешь членом семьи. Посмотри-ка! Разве в конце письма Беттина не передает тысячу нежных приветов нашему дорогому брату Беппо?!
— Я поступлю, Гаэтано, так, как ты хочешь. И все же подумай!
— Я уже подумал. Что касается меня, я отправляюсь тотчас, а вот ты поедешь через три дня. Только помоги мне найти карету, чтобы нам побыть вместе как можно дольше.
— Идем! — согласился Беппо.
Гаэтано бросил белье и одежду в дорожную сумку, взял все деньги, какие у него были, сунул в карманы пистолеты и студенческую карточку, служившую паспортом, и отправился на поиски кареты.
Молодой человек нашел, что искал, на почтовой станции. В Риме Гаэтано должен был оставить экипаж у хозяина почтовой станции, родственника его болонского коллеги.
Через десять минут лошади были запряжены.
Видя, что его друг садится в карету, Беппо вновь стал настаивать на совместной поездке, но Гаэтано был непоколебим: он напомнил о диссертации, десять раз повторил Беппо, что речь идет всего лишь о трехдневной разлуке, ведь на третий вечер Беппо, в свою очередь, тоже отправится в путь.
И Беппо смирился.
Карета тронулась, кучер щелкнул кнутом, лошади побежали, и друзья еще раз обменялись прощальными приветствиями.
Беппо оставался на месте, пока карета не исчезла из виду, и когда стих стук колес, словно продлевавший присутствие Гаэтано рядом с ним, молодой человек вздохнул и, склонив голову, безвольно опустив руки, вернулся домой.
