Ирина Скидневская - Самая страшная книга 2014
Что такое фунт для обычного человека? Для того, кто имеет постоянную работу, жилье, семью, кто может позволить себе приличную еду, это треть месячной зарплаты. Для нас с Китти это две трети моего заработка; на верфи, который позволяет нам жить по-человечески. Для нищего это месяц, а то и более, сытной жизни, недорогая, но чистая ночлежка и возможность раздобыть себе теплую одежду, спасающую от ночной сырости.
Девять фунтов ровно в девять раз умножают ценность того, что я перечислил.
Коли нищенка не лгала, то… То это значит, что безумие способно совершить невозможное. Судя по трупным пятнам, девочка умерла не более трех недель назад. Раздобыть за это время подобную сумму исключительно подаянием — невероятно. Впрочем, недавние слова нищенки свидетельствовали о том, что она торгует своим телом, хотя сомнительно, чтобы это принесло ей хоть грош.
И все-таки я понимал, что она не врет, хотя сей факт был выше всякого уразумения.
Боль в ладони стала нестерпимой. Приближался критический момент, когда зажигалка раскалится настолько, что неминуемо случится взрыв.
Мои чувства пришли в полное замешательство. Теперь мне не хотелось бежать отсюда и тем более бить нищенку. Я всей душой хотел увидеть человека, посмевшего обмануть безумную мать, таскавшую труп собственного ребенка в надежде на чудо воскрешения.
Боль стала нестерпимой, но я не позволял себе погасить огонь, иначе темнота сокрушила бы все преграды, стоящие между мной и нищенкой. Отчего-то я был уверен, что женщина пойдет на все, даже на то, чтобы перегрызть мне горло. Пусть шансов совершить убийство с грабежом у нее было меньше, чем воскресить Эверет, я боялся даже вообразить, что это существо коснется меня своими руками-крючьями. Поэтому зажигалка перекочевала в другую ладонь. Тотчас кожу пронзило огнем, и в голове у меня слегка прояснилось.
— Мэм… Боже… Вы что, ничего не видите? Посмотрите на нее… — Мой голос сорвался на визг, настолько пересохло во рту; чтобы избавиться от этого ощущения, я готов был искусать язык до крови. — Она же мертвая. Вы безумны…
Нищенка отпрянула. Теперь полутьма скрывала ее. Из-под темного покрова ночи на меня смотрел дикий, изголодавшийся зверь, ведомый самым сильным инстинктом в природе — инстинктом материнства.
— Не смейте говорить так, сэр! Слышите?! Вы никакой не джентльмен! Тогда вы такой же, как они… Такая же чернь, как эти ублюдки, пытающиеся похитить у меня деньги на лечение Эверет. Господи, да! Я знала, зачем вы гонитесь за мной! Чтобы забрать мои фунты…
Нищенка встрепенулась было, готовая прыгнуть темноту и бежать куда глаза глядят, но я успел остановить ее жестом и словом.
— Стой! Мне не нужны твои деньги! Я богат… — По сравнению с ней я и вправду был богат, пусть даже десять фунтов мне могли лишь присниться. — Просто я ошибся… Ошибся. Ведь каждый имеет право ошибиться, так? У твоей дочери слишком странная болезнь… — Прости. Ты должна пойти в полицию. Мы вместе пойдем, и там ты все расскажешь. Они помогут тебе… Спастись от людей, которые хотят отобрать твои деньги. Я тоже тебе помогу.
— Нет, сэр, нет. Я не верю вам, слышите… — В ее голосе появилась дрожь. Готов поклясться, что она расплакалась бы, но в ее тщедушном теле, иссушенном до костей голодными буднями, не сталось влаги даже для этого. — Вы врете… Все врете. Они желали зла нам с Эверет. И вы тоже. За что это все на наши головы? Господи, если бы моя родная крошка не заболела…
Один Бог видит, что способно было заставить ее пойти со мной. Думаю, легче уговорами совладать с дикой волчицей, нежели с человеком, столь сильно погруженным в омут сумасшествия. Я знал, что она отсюда никуда не двинется. Со мной она не пойдет.
— Нет! Ты слышишь? Нет, и еще раз нет… Ты должна мне поверить. Ради себя. Ради твоей малышки. Скажи мне, хотя бы, как зовут доктора, который исцелит Эверет?
— Идите к дьяволу, сэр! Будьте вы прокляты! Я не скажу вам его имя. Боже, я жалею, что сказала вам, как зовут мою дочь… О, я поняла! Я раскусила вас! Вам не нужно идти к дьяволу, потому что вы и есть дьявол. Вам нужны имена, чтобы забирать невинные души! Господи, зачем я сказала, как зовут мою крошку… Боже, Боже, Боже… Изыди, тварь! Уйди с нашего пути! Слышишь? Слышишь!
Она сорвалась на крик, а из глаз, вопреки моей уверенности в том, что это невозможно, хлынули слезы. Крупные и густые, похожие на слизь, такие бывают, если организм сильно обезвожен. Бедняжка давно не заботилась о собственной еде и питье.
— Я не дьявол! Понимаешь? Не дьявол! Дьявол забирает по грехам, но не по именам. Кому ты хочешь отнести девочку, говори? Если скажешь, я дам тебе фунт. — Я должен был узнать, кто этот негодяй. Узнать и рассказать все в полиции.
— Не могу! Он не велел! Он единственный джентльмен в этом проклятом мире, и я прекрасно его понимаю. Вы все охотитесь за ним, потому что он способен совершить чудо. Какие же вы твари… Я вас всех ненавижу! Ну почему? Почему вы не даете нам с Эверет покоя? Будьте вы прокляты… Будьте прокляты небом, землей, всем, чем только можно! Пусть Бог проклянет вас, твари!
Ее трясло. Тело трепетало от мелкой дрожи, которая была вызвана отнюдь не холодом. Между словами она неуловимо быстро покусывала губы, и красные капельки стекали по подбородку, ныряя в черноту лохмотьев, закрывающих грудь. Видимо, у нищенки начиналось что-то вроде эпилептического припадка. Вскоре вместе с кровью ее рот стал источать пену, вздувавшуюся липкими красными пузырями.
— Твари, твари, твари! Проклянет вас! Проклянет, проклянет, проклянет! Бог! Твари, твари… — Нищенка без остановки повторяла ругательства, перемежая их проклятиями. Она не способна была остановиться.
Эверет смотрела на меня своим открытым глазом. Возможно, она погибла из-за подобного припадка матери. Я встретился с ней взглядом и понял, что тоже схожу с ума.
Дитя мне подмигнуло. Боль в ладони доползла до костей и теперь, будто крот сквозь землю, пыталась выйти с другой, тыльной, стороны. Послышалось шипение. Это поджаривалась кожа. Вместе с ней, будто шкварки на противне, шипели и плавились линии моей судьбы.
Малышка в руках матери ухмылялась, и дело было не в вывихнутой челюсти. Все это время Эверет смеялась над чужим дядей, который дрожал от боли и страха. Думаю, никогда в жизни, ни до, ни после того случая, я не пугался так сильно.
Второй глаз Эверет открылся. Возможно, причиной тому стала одна из личинок в голове девочки, а вероятнее всего, это была галлюцинация, вызванная пляской теней на детском личике. Как бы там ни было, дитя взглянуло на меня и рухнуло лицом вниз, потому что нищенка разжала руки. Дочка вывалилась из них, будто набитый куль. И слава Богу. Если бы труп смотрел на меня и дальше, я потерял бы сознание.
— Проклянет, проклянет, проклянет, проклянет, проклянет! — Женщина опустилась на колени. Медленно, будто кобра, уползающая в горшок факира, она подобралась к трупу и обмякла. Она легла на дочь, укрыв Эверет костлявым одеялом своего тела. Не прекращая бормотать проклятия, нищенка корчилась в судорогах, истекая красной пеной. В давние времена ее сочли бы одержимой и сожгли бы.
Я уже не разбирал слов. Голова разрывалась от гула, а зрение расплывалось тучей красных пятен. Они в точности походили на круги алых пузырьков, усеивающих губы босячки.
Тут руку объяла острая, обжигающая боль. Вспышка и оглушительный хлопок швырнули мир в омут сырой ночи. Зажигалка взорвалась прямо в моей ладони, и это частично привело меня в чувство.
Темнота вокруг была жирной и тягучей, словно масло, которым на заводах обрабатывают станочные детали. Казалось, ее можно коснуться рукой, испачкавшись, будто в дегте. У нее был свой вкус и запах. Приторно-сладкий аромат гнили, несвежего мяса и живых личинок. Аромат Эверет.
У темноты также был голос. Он принадлежал нищенке, которая билась в припадке, источая проклятия. Тьма надежно маскировала происходящее, но мне хватало и того, что я слышал. Нет ничего страшнее безумия; той ночью я навсегда уверился в этой мысли.
Понятия не имею, чем я руководствовался, когда стал рыться в карманах брюк, пытаясь выудить оттуда… Нет, не английский фунт стерлингов. Подобная сумма была слишком велика, чтобы таскать ее по ночному Лондону. Я достал отцовы часы. Золоченый кругляш на платиновой цепочке, который я всегда носил с собой. Они шли в точнейшей согласованности с циферблатом на главной башне Сент-Панкрасс и стоили почти фунт. Самая дорогая вещь у нас с Китти.
«Деньги, сэр. Прошу вас, очень нужны деньги. Иначе он не будет ее лечить… Ему нужны деньги. А все остальное он умеет. Прошу вас, будьте добры… Сэр! Сэр! Куда вы?»
Мне стало плевать, как зовут того мерзавца, который обязался вылечить Эверет. Все равно, что будет с нищенкой, когда она поймет, что ее надули. В тот миг я был чужд всему, будто египетский сфинкс, и меня не волновала дальнейшая судьба часов. Я бросил их в содрогающуюся гору тряпья и что есть сил кинулся в темноту.
