Алексей Иванов - Комьюнити
— А в вампиров веришь?
— Ты серьёзно или как? — не выдержал Борька.
— Конечно серьёзно, зуб даю. — Глеб цокнул ногтем себе по зубу. — Мне интересно, во что верит продвинутый сисадмин.
— Я верю в то, что можно сгенерить, — заявил Борька. — Вампира можно сгенерить. Машину времени — нет.
— А в оборотней?
— Отъебись.
— То есть ты, человек двадцать первого века, веришь в то, что подчиняется формальной логике, так?
— Формальной, но многовекторно непротиворечивой. То есть такой, чтобы в ней могли участвовать сразу несколько пользователей.
— Ребзя, вы чё тут концептуалите? — обиделась Мариша, которая перестала понимать разговор.
— Переведи, — потребовал Глеб.
— Представь, например, «Варкрафт». Если я в нём построю себе машину времени и вернусь в общее позавчера, переиграю там свою игру, то окажусь на ветке, в которой я один. Персонажи без игроков не действуют, а игроки — все в сегодня. Значит, в машине времени нет смысла, поэтому в «Варкрафте» нет такой опции. Хотя её несложно сделать, ведь прошедший статус в онлайне подлежит восстановлению.
— Понимаю, — сказал Глеб. — То есть если ты добавишь такую опцию, как, например, вампиры, то твоё комьюнити не пострадает: все останутся в игре. Сохранение комьюнити — критерий реальности.
Человек — это его айфон, вспомнил Глеб.
— Ну вас в шахту, гандилы! — обиделась Мариша, вставая. — Вы уже тут кубатурить пошли, а по мне так переджазили! Я сваливаю! Когда вы поедете в «Артефаку», Глеба?
— Да сейчас и поедем.
— Тогда пока.
Мариша повернулась, и Борька тотчас ловко хлопнул её по заду.
— А если по еблищу? — оглянувшись, злобно спросила Мариша.
Борька довольно заржал.
Глеб подождал, пока Борька допьёт кофе, и они пошли вниз, во двор комплекса, где разрешили ставить автомобили сотрудников.
В «лексусе» Глеба Бобс тотчас же принялся настраивать переднее кресло под себя: сдвинул его назад, изменил наклон спинки и высоту подголовника, перенаправил потоки тепла из кондишна.
— Слушай, я спросить хотел, — Борька всё елозил, устраиваясь, — а Кабуча у тебя чё делала?
— В смысле? — не понял Глеб.
— Ну, в ёбле.
— Проблемы появились? — позлорадствовал Глеб.
Ему тоже было отчасти досадно, что Мариша так легко заменила его противным и хамским Бобсом.
— Это не проблемы, но всё равно прикольно знать, как она. У меня пока чё-то вяло, не заводная какая-то. Я думал, круче будет.
Похоже, Борька воспринимал Маришу как компьютерную игрушку, где все технологии заработают, когда найдёшь способ активировать.
— Подожди, и будет круто, — сказал Глеб. — Марише ведь надо привыкнуть к тебе. Это программы не привыкают к пользователям, сразу включаются, а человек с человеком сходится не в один миг.
— Пока она привыкает, я отвыкну, — цинично заметил Бобс.
— Ты, Бориска, шибко прыткий. Есть правила общения, и нельзя их нарушать, если хочешь иметь результат.
— На хера эти правила нужны? А то не ясно, чего мне от неё надо, чего ей от меня? Фиг ли изображать целочек?
Что Бобсу от Кабучи надо, Глеб знал.
— А чего Марише надо от тебя? — спросил он.
— Чтобы я вокруг неё скакал, а она от этого себя молодой считала, будто первый раз даёт.
Бобс бил не в бровь, а в глаз. В Маришину фичу.
— Короче, Борька, ты Маришу не обижай, — сурово заговорил Глеб. — Я её тебе уступил, конечно, но не для того, чтобы ты изгалялся.
— Да иди ты, — хмыкнул Борька. — Жалеешь — не отдавай, вот и всё. Свою эту чёрненькую жалей. Её-то небось хорошо пежить, молодая ещё, не то что Кабуча. Такая классная тёлочка… Сисечки, бля, жопка, симпотная такая, с кудрявками. Всегда тебе лучшее достаётся…
— Борька, я тебя сейчас выброшу из машины, — пообещал Глеб.
— Боишься, что отожму тебя? — самоуверенно спросил Борька.
— Противно слушать.
— Ни фига тебе не противно. Тебе приятно: я же завидую дяденьке начальнику, который всех секретарш переёб, — нагло ответил Борька. — Так что не выбросишь ты меня. Смотри сам не выпади.
23
— Может, мы чего-то не поняли? — озираясь, спросил Бобс.
— Пробки же, — пояснил Глеб. — Придут ещё люди, не дёргайся.
Они вдвоём сидели за большим круглым столом, застеленным красной скатертью. Стол был рассчитан человек на восемь. Пока что, кроме Глеба и Борьки, никто из участников комьюнити не явился.
Клуб ArteFAQ представлял собою очередной московский аттракцион, когда, что называется, ни слова в простоте. Тесноватый лабиринт низких залов с выгнутыми потолками, кирпичных переходов, лестниц с перилами, внутренних балконов и террас был превращён в сплошное приключение бесконечным креативом с каждой мелочью. Плотное узорочье и яркое пестроцветье напоминало не столько двадцать первый век, сколько стрелецкую Москву времён Алексея Михайловича.
— Бля, надо вон туда пересесть, — заволновался Борька. — Смотри, там на балконе в полу стёкла вделаны! Под юбки будем смотреть!
— Борька, всё равно зима, — поморщился Глеб. — Чего ты под юбками увидишь? Штаны с начёсом?
В проёме входа показалась Орли. Она была всё в том же белом свитере и в джинсах, теперь в чёрных. Глеб помахал рукой.
— Забавный кабачок, — подходя, сказала Орли. — Привет, Боря.
Бобс широко заулыбался, будто Орли пришла к нему.
— Ты сделал мне флешку, которую обещал?
— Ну, попозже перетрем, ладно? — завертелся Борька.
— А мы что, втроём?
— Пока да, — кивнул Глеб. — Как-то странно. Даже этого нету, Нан-Мадола, который сам же всех и пригласил.
— Слышу, про меня говорят?..
К столу пробирался высокий и моложавый старик.
— Нан-Мадол — это я, — дружелюбно сообщил он и протянул руку Глебу. — Генрих Иванович Дорн.
— Глеб Тяженко. Борис Крохин. Оля Телегина, — представил всех Глеб, пожимая крепкую руку Дорна.
— Присаживаемся? — спросил Дорн, потому что Глеб ещё стоял.
— Да, конечно, — спохватился Глеб.
Они расселись. Подошёл официант и долго записывал несложный заказ — кому какой кофе. Глеб старался не рассматривать Генриха Дорна напрямую, это невежливо. На стенах ресторана висели короба вентиляции, пеналы кондишнов, длинные деревянные футляры часов с маятниками и картинки. Подоконники были заставлены кальянами, стопками книг и всяким хламом. Кирпичные арки, рогатые вешалки, фисгармония, этажерки, настольные лампы, диваны, вентиляторы под потолком, длинноногие стулья, горшки с тропическими деревцами… На полу возле стойки бара было нарисовано женское лицо.
— По образованию я историк, МГУ, по профессии искусствовед, — сообщил Дорн. — Ныне работаю научным консультантом в московской лаборатории Континентального музейного фонда. Фонд — одно из многих подразделений ЮНЕСКО. Людей моего рода деятельности в быту иногда называют дэнжерологами. Мы, э-э… занимаемся поиском и спасением культурных ценностей от населения — а иногда и спасением населения от культурных ценностей. — Генрих Иванович Дорн искренне рассмеялся.
— Никогда не слышал о таком, — сказал Глеб.
Он подумал, что эти дэнжерологи, видимо, ищут раритеты, что-то вывозят в музеи, а что-то берут себе для реставрации и дальнейшей продажи. Деятельность вполне коммерчески благородная.
— А вы, господа, кто?
— Я сисадмин, — буркнул Борька и поглядел на Орли.
— Я журналист, — сказала Орли. — Фриланс.
— А я…
— А вас я знаю, Глеб Сергеевич, — мягко перебил Дорн, — Я клиент «ДиКСи» и в курсе, кто входит в топ-менеджмент компании.
— Как-то нас мало для шестнадцати членов комьюнити, — хмыкнул Глеб. — Никого вы не напугали своей чумой, Генрих Иванович.
— Чума там не моя, — улыбнулся Дорн.
Он был приятным стариканом. В его манере одеваться было что-то филармоническое: клетчато-серый пиджак Marc O’Polo, синие джинсы и бордовая рубашка. Круглые весёлые глаза, нос крючком и копна седых волос делали его похожим на старого мудрого попугая.
— Боюсь, что сейчас даже для участников нашего комьюнити есть вещи поинтереснее, чем чума.
— То есть? — удивился Глеб.
Дорн поглядывал то на Орли, то на Бобса, но разговаривал только с Глебом. Он сразу считал расстановку персонажей: Борька — никто, Орли — тёмная лошадка. За всех тут говорит Глеб.
— Предполагаю, что новости вы смотрите в «ДиКСи-ньюсе»?
— Конечно, — согласился Глеб. — Сапожник заодно должен быть ещё и ходячей рекламой своих сапог.
— Что нам не интересно, того в мире не существует, — усмехнулся Дорн. — Солипсизм общества потребления. Уважаемый Глеб, Москва уже неделю живёт митингами. Сейчас это всем интересно и занимает с головой всех: и правозащитников, и простых граждан, и бизнес-элиту, и власть, и даже богему. «Богема на баррикадах» — такое не снилось и Делакруа. А чума никому не интересна. Даже тем, кто болен чумой.
