Любовь Овсянникова - Нептуну на алтарь
Возвратившись в Славгород, Оксана Афанасьевна заняла прежнюю должность в сельсовете. Председательствовала долго, а потом перешла в колхоз, где возглавила партийную организацию. Перед выходом на пенсию работала на заводе «Прогресс» — выдавала рабочим газированную воду, так как автоматов тогда еще не было. На пенсии нянчила внуков.
Умерла Оксана Афанасьевна Топоркова 6 апреля 1994 года в Славгороде, где и похоронена.
…Припомнился Николаю, идущему на срочную службу в ряды Советской Армии, и дядя Яков. О том, что он был главным агрономом колхоза, они с матерью узнали позже. А сначала, овдовев после трагической гибели на рабочем месте Николая Васильевича Сидоренко, первого мужа Анны Александровны и отца Николая, семья решила оставить хутор и переехать в Славгород, где по случайному совпадению купила сякое-такое жилье — времянку именно у этого человека. Как часто бывает, старые и новые хозяева усадьбы познакомились ближе и подружились. Тем более что семья Якова Алексеевича Бараненко поселилась неподалеку — в новом доме на улице Степной.
Свое первое свое родовое гнездо Яков Алексеевич очень любил, а особенно сад вокруг него, который сам посадил и вырастил. Поэтому часто наведывался к его новым хозяевам, помогал вдове ухаживать за деревьями. Весной обрезал их, брызгал, защищая от вредителей. Экспериментировал с сортами, на некоторых деревьях делал прищепы. Николаю, когда мальчик подрос, главный агроном колхоза охотно передал свои знания о деревьях, постепенно переложил на него уход за своим первым садом.
Часто можно было видеть их вдвоем. Николай следовал за Яковом Алексеевичем еще и из-за пасеки. Интерес к пчелам и пчеловодству проснулся в нем рано. Как завороженный, он мог часами наблюдать за жизнью этих полезных насекомых, бегал в степь изучать, с каких цветов пчелы берут больше взятка.
Однажды, когда дяди Яши не было рядом, Николай полез посмотреть соты, и пчелы его беспощадно искусали. Мальчишка попытался спастись вернейшим детским способом — слезами, но облегчение не пришло, и он изо всех сил побежал до Евлампии Пантелеевны, жены Якова Алексеевича. Тетка Евлампия снисходительностью к непослушным детям не отличалась и, прежде всего, угостила несчастного затрещиной, а потом уж разрезала пополам помидор и потерла им ужаленные места.
По сей день Николай Николаевич держит добрую пасеку, собирает мед, которым спасается от болезней и от безденежья. И лечит пчелиные укусы, когда случаются, тем самым средством, которое показала ему Евлампия Пантелеевна, — свежим томатным соком.
Яков Алексеевич, сколько помнит Николай, имел нрав спокойный, неторопливый, а характер ровный и дружелюбный. Он носил роскошные усы, был молчуном и казался знатоком во всех науках. Растущему без отца мальчишке находиться рядом с дядей Яковом было интересно, надежно, и он хотел во всем на него походить. В семье дяди Якова росли двое сынов чуть старше Николая — Алексей и Петр. Но это не мешало ему чувствовать себя рядом с ними своим. А те, наверное под влиянием отца, воспринимали тихого белокурого сироту как родного. Братья-подростки много работали дома по хозяйству, Николай же крутился рядом и перенимал все, что замечал. А замечал он у них старание, трудолюбие, любознательность, уважение к старшим и умение находить выход из сложных ситуаций. А мало ли их случается в детстве? Одни купания в пруду, где настигают разные неожиданности и досадные приключения, чего стоят. А ночные выпасы коней с костром и печенным картофелем, с рассказами о далеких странствиях и рыцарских поединках! А сенокосы, когда идешь в степь до восхода солнца и возвращаешься на вечерней заре!
Можно сказать, Николай вырос и воспитался в семье Якова Алексеевича. Здесь он мужал, получил первые представления о жизни, воспитал в себе первые привычки. И когда мать, как только он пошел в школу, вышла замуж вторично, воспринял это событие с почти взрослым благоразумием:
— Теперь и у меня будет брат, — хвалился друзьям.
В самом деле, в 1939 году родился Алим, и счастьем для малыша стало то, что он имел старшего брата, целиком подготовленного для его воспитания.
…Николай отстранился от картин прошлого — не до них сейчас, в дороге будет вдоволь времени на воспоминания. Но они не отступали. Перед глазами явилось детство. Показалось, что не так уж и тяжело им с матерью жилось в те черные годы, как-то отступало печальное и горькое, а на его место приходило отрадное. Он понял — бывает, что такая иллюзия спасает душу от безмерных страданий, которых он успел натерпеться, и высвобождает в ней место для счастья.
Признателен Николай был и заводчанам за то, что пригрели его, когда пришел к ним учеником плотника, дали возможность ощутить себя частью сильного, трудолюбивого коллектива. Припомнилось, как в конце августа его вызвали в контору.
— Ты, мальчик, числишься у нас на временной работе, — сказал начальник отдела кадров. — Так вот завтра у тебя будет последний рабочий день.
— А почему?
— Учиться тебе надо, а не работать. Сентябрь уже на носу, в школу пора идти.
Анна Александровна, опять овдовевшая в войну, когда Николай передал ей этот разговор, воскликнула в отчаянии:
— А что же мы будем есть?! Сиротки мои… — заплакала, обняв младших детей.
Так и оставило Николая детство, ибо назавтра он попросил заводское начальство о переводе на постоянную работу. Спасибо, что ему пошли навстречу.
С этого времени он остался там навсегда. И потянулись взрослые заботы — накормить, одеть, защитить, починить крышу над головой, вывести в люди малышей. Денег не хватало, поэтому пришлось перейти в литейный цех формовщиком — там больше платили, была добавка за вредность. Опять ему разрешили, несмотря на то что детям работать на вредном производстве запрещалось. А что было делать?
И вот только хлеба вволю наелись, начали на ноги подниматься, а тут — армия. Брали Николая в Севастополь, на Черноморский флот, где служба длилась пять лет. Мать плакала: было ей страшно оставаться без кормильца. Тосковала и о том, что сын еще не видел жизни, а уже должен был нести трудную мужскую повинность, да еще так долго.
Угощать гостей, приходивших на проводы, чтобы пожелать новобранцу счастливой морской службы, особенно было нечем. На стол поставили варенный картофель, пирожки с тыквой и вишневым вареньем — местный деликатес. Был, конечно, и самогон, а на закуску — сало. Разжились на такой случай. Да и люди приносили у кого что было, приходили, спасибо им, не с пустыми руками, так как знали, куда идут.
Николай не пил хмельного — не полагалось. Был в белой сорочке, перевязанный рушниками, растроганный и торжественный. Так бывает, когда внешне человек вроде является причиной торжества, массового праздника, а внутренне весь уже где-то далеко, всеми мыслями и душой уже находится в пути к новому или при деле, к которому призван. И тут для начала очень важно получить от массы людей, причастившихся к тому великому, значительному, что ждет человека, положительный заряд, энергетический импульс, духовное благословение и побуждение. По сути для того ведь люди и приходят, поддержать товарища!
И вот перед тем, как отправляться на вокзал и ехать в райвоенкомат, где собирали призывников, Николай пошел по дворам прощаться с дедами, которые сами не смогли к нему пожаловать. В том акте поклонения мудрости его гуртом сопровождали друзья-товарищи из литейного цеха: Тищенко Василий Степанович (Хахак), Тищенко Борис Гаврилович (Борис Заборнивский), Ермак Пантелей Григорьевич (Панько Грицкивский), наставник Тищенко Александр Васильевич. Щебетали девчата, туда-сюда сновала детвора, а Анна стояла за воротами, смотрела издали на сына и вытирала слезы.
Зашли во двор к соседу Тищенко Дмитрию Васильевичу. Жителей с фамилией Тищенко в Славгороде было много, поэтому деда Митьку, местного парикмахера, называли Бэмом.
— Служи честно, предано, чтобы не осрамить родной поселок, наших земляков, — наставлял Бэм.
Слушая его искренние слова, вспомнил Николай, как этот человек едва не оставил его круглым сиротой в 1947 году. И сразу подумалось, что тогда он тоже вел себя искренне. Значит, дело не только в этом, но и в справедливости, которая, как известно, величина относительная касаемо обстоятельств.
А было так. Мать Николая работала на сеялке, стояла на задней ступени и присматривала, чтобы не забился шланг, по которому поступает зерно на высев. В тот раз сеяли просо, нехитрый харч, но тогда и такого не было. Не выдержала бедная женщина, в конце дня выгребла из сошников остатки проса, собрала в узелок и тайком принесла домой. А минут через сорок к ней во двор явилась группа активистов во главе с участковым милиционером Люблянским и местным представителем НКВД.
— Куда спрятала посевной материал?
