Монтегю Джеймс - Сокровище аббата Фомы
При этих словах Сомертон дословно процитировал уже знакомый нам отрывок из текста.
— В ходе моего повторного визита в часовню, — продолжал он, — я намеревался детально изучить все надписи, возможно, имеющиеся цифры, те или иные штрихи, сделанные алмазом по стеклу, а возможно, и просто какие-то случайные царапины. Первым делом я взялся за то, что было начертано на свитках. Я ничуть не сомневался в том, что на первом из них — том самом, который держал в руках Иов, — где говорилось: «Место сие отдано сокрытому в нем золоту», со всеми умышленно привнесенными в него изменениями по сравнению с каноническим текстом, записано нечто, действительно имеющее отношение к упоминаемому сокровищу.
Поэтому я с некоторой долей уверенности перешел к следующему свитку — тому, который держал Иоанн: «На одеждах их начертаны письмена, ведать которые не дано никому из живущих». Вы можете, вполне естественно, спросить меня: а были ли в действительности какие-либо надписи на одеждах этих фигур? Я лично ничего не заметил. У каждого из трех святых мантия была оторочена широкой каймой, которая сразу же бросалась в глаза и, на мой взгляд, довольно непривлекательно смотрелась на фоне окна. Должен признаться, что это вызвало у меня определенное замешательство, и я уже начал было подумывать, что если удача не улыбнется мне, я так и останусь в своих поисках на том самом месте, откуда начал их по наущению стейнфилдского каноника.
Однако так получилось, что стекло, на котором были изображены фигуры святых, ко времени моего приезда сильно запылилось, и лорд Д., случайно зашедший однажды в часовню, обратил внимание на то, как почернели от грязи мои пальцы. Он любезно предложил мне прислать слугу, чтобы тот протер стекла. Не знаю, что именно этот служка избрал в качестве протирочного материала, однако это оказалась какая-то довольно жесткая материя; как бы то ни было, когда он протирал кайму на мантиях, то я обратил внимание на образовавшуюся под тряпкой узкую длинную царапину, под которой мелькнул слой желтой краски. Я попросил этого человека на время прервать свою работу, а сам побежал за лестницей, чтобы повнимательнее осмотреть заинтересовавшее меня место.
Там действительно обнаружилась желтая краска, сверху замазанная толстым слоем черного пигмента. Я понял, что стекло зачернили уже после того, как оно прошло обжиг, а потому наружный слой краски можно было легко соскрести, не рискуя причинить изображению ни малейшего вреда.
Так я и сделал, и можете ли поверить — пожалуй, нет, я несправедлив к вам, ибо вы не только поверили, но уже и сами догадались, — что я обнаружил под черным пигментом две или три отчетливо проступившие заглавные буквы, написанные желтой краской. Разумеется, восторгу моему не было границ.
Я сказал лорду Д., что обнаружил на стекле некоторые надписи, которые, как мне казалось, могли представить определенный интерес, и попросил его разрешения снять весь черный слой. С его стороны не последовало никаких возражений, он сказал, что я могу действовать исключительно по собственному усмотрению, после чего, к немалому моему облегчению, покинул меня.
Я немедленно приступил к работе и вскоре обнаружил, что задача моя довольно проста. Иссушенный временем пигмент отслаивался довольно легко, можно сказать, при малейшем моем прикосновении, а потому вся работа заняла у меня, пожалуй, не более нескольких часов. Таким образом, я удалил черную кайму с мантий, облачавших все три фигуры. Каждая из них, как и гласила одна из надписей на свитках, имела на себе «письмена, ведать которые не дано никому из живущих».
Это открытие, естественно, сделало для меня совершенно очевидным, что я нахожусь на верном пути… Теперь, что касается самих надписей. Занимаясь очисткой стекла, я все время испытывал сильный соблазн немедленно приступить к прочтению текстов, однако мне все же удалось устоять перед искушением, и потому я прежде закончил всю предварительную работу. Затем, когда все было завершено, уверяю вас, мой дорогой Грегори, я пережил жесточайшее разочарование. Все, что я смог прочитать, представляло из себя лишь беспорядочный набор букв, как если бы литеры свалили в чью-то шляпу и основательно встряхнули. Вот что там было написано:
Иов: DREVICIOPEDMOOMSMVIVUSLCAVIBASBATAOVT
Святой Иоанн: RDIIEAMRLESIPVSPODSEEIRSETTAAESGIAVNNR
Захария: FTEEAILNQDPVAIVMTLEEATTOHIOONVMCAAT. H.Q.E.
— Должен признать, что несколько минут я смотрел на эти ряды букв в полном недоумении, однако вскоре начал кое-что соображать. Я почти сразу же смекнул, что имею дело с каким-то шифром или криптограммой. При этом я понимал, что это не может быть слишком уж сложная зашифровка, если принять во внимание ее относительную древность. Тогда я самым тщательным образом переписал все буквы себе в тетрадь. В ходе последующей работы я утвердился в своей догадке, что имею дело с шифром.
Переписав все буквы с одежд Иова, я пересчитал их — получилось тридцать восемь букв. Скользнув взглядом по всему ряду, я обнаружил, что в самом конце его стояло написанное римскими цифрами то же число — XXХYIII. Чтобы не отнимать у вас слишком много времени, скажу, что аналогичные цифровые пометки были сделаны также на двух остальных одеждах. Таким образом, я пришел к выводу, что непосредственный исполнитель рисунков получил от аббата Фомы самые строгие инструкции насчет характера своей работы и постарался сделать все, чтобы выполнить данные предписания.
Что ж, можете себе представить, сколь скрупулезно после подобного открытия я прошелся взглядом по всей поверхности стекла в поисках малейшего намека или знака, который мог бы помочь мне в дальнейших поисках. Разумеется, я не обошел вниманием запись, сделанную на свитке Захарии — «На камне том семь глаз», однако очень скоро пришел к выводу, что скорее всего эта фраза имеет отношение к какой-то отметине на том камне, который расположен в непосредственной близости от тайника с сокровищем. Короче говоря, я сделал все необходимые пометки, выписки, зарисовки, после чего вернулся в Пасбэри, чтобы на досуге поразмышлять над шифром.
Если бы вы знали, какие мучения мне пришлось пережить! Поначалу мне казалось, что я и в самом деле очень умный, поскольку предположил, что ключ к шифру должен находиться в какой-то старинной книге или тайном писании. При этом я очень рассчитывал на труд, именуемый «Steganographia» и принадлежащий перу Иоахима Тритемиуса, который жил примерно в то же время, что и аббат Фома, разве что был чуть постарше его. В общем, я запасся этой книгой, раздобыл «Cryptographia» Селениуса и ещё кое-какими научными трактатами по данному вопросу. Однако ничего полезного для себя так в них и не нашел.
Тогда я решил испробовать на практике принцип «наиболее часто встречающихся букв», взяв за основу для начала латынь, а потом немецкий язык. Но и это мне ничего не дало. Мне пришлось снова вернуться к тому самому окну и в очередной раз перечитать все свои записи, надеясь на то, что вопреки всем терзавшим меня сомнением аббат сам предоставит мне столь желанный ключ к своему шифру.
Цвет одежд святых или рисунок на них ничего не проясняли; фон, на котором стояли их фигуры, не содержал в себе сколько-нибудь интересных для меня объектов; не было ничего существенного и в изображении неба. Значит, подумал я, единственный источник интересовавшей меня информации может находиться в позах фигур святых. Я взял лист бумаги и прочитал — в какой уже раз! — собственные записи. Итак, «Иов. Свиток в левой руке, указательный палец поднят вверх. Иоанн. Держит надписанную книгу в левой руке, правая рука как бы благословляет двумя сложенными пальцами. Захария. Свиток в левой руке; правая поднята вверх, как и у Иова, но уже с тремя сложенными пальцами.» Иными словами, у Иова был разогнут один палец, у Иоанна два, у Захарии — три. А может, подумал я, здесь сокрыт числовой ключ к шифру?
— Мой дорогой Грегори, — проговорил Сомертон, опуская ладонь на колено друга, — именно это и оказалось ключом. Поначалу эта мысль как-то не пришла мне в голову, но после двух или трех попыток я наконец понял, что все это значит. После первой буквы в надписи нужно сделать пропуск также в одну букву, после следующей буквы вы делаете пропуск в две буквы, а затем пропускаете три буквы. Посмотрите, что у меня получилось. Все выделенные таким образом буквы я подчеркнул, и они сложились в слова: «Decern millia auri reposita sunt in puteo in at…»
— Ну что, видите: «Десять тысяч частей золота лежат в колодце в…», после чего идет незавершенное слово, начинающееся с латинских букв «at;». Ну что ж, как говорится, лиха беда начало. Я проделал всю эту процедуру с оставшимися буквами, но на сей раз у меня ничего не получилось.
Тогда я предположил, что точки, отделявшие три последние буквы друг от друга, могут указывать на какое-то изменение в процедуре расшифровки текста. Я спросил себя: а не может ли здесь идти речь о том самом колодце, о котором писал аббат Фома в своей книге «Serturm»? Да, так оно и оказалось: «Он построил колодец во дворе» — «puteus in atrio». «at» оказывалось началом слова «atrio», именно это слово было мне так необходимо.
