Владимир Васильев - Душа освобожденная, или Бессильные мира иного
— Благодарю вас, любезный хозяин, — решительно отказался я. — Мне этого развлечения и в том мире хватило. Успеха вам в вашем благородном деле очищения и удовлетворения! Позвольте откланяться…
Я стал подозревать, что если не исчезну тотчас в тумане, то и сам на сковороде окажусь.
— У нас не неволят, — гордо ответил козлокентавр. — Свобода и демократия! И права человека!
— Вы бы еще на Киотский протокол внимание обратили, — посоветовал я, удаляясь. — А то чадно тут у вас, вредные выбросы в атмосферу…
— Увольте, батенька, — засмеялся мне вслед распорядитель аттракциона. — Где ж вы тут атмосферу обнаружили?
— Ноосферу, — пробормотал я себе под нос, — ноосферу я имел в виду… Ч-черт! Надо под ноги смотреть, а то угодишь с разбегу в озеро нечистот! Уж их-то ассенизаторы человеческих душ нарыли изрядно…
— Вас проводить? — выскочил из тумана помянутый, утирая с морды черный чадный пот.
— Да нет уж, спасибо, — отказался я от помощи. — Предпочитаю сам мир исследовать.
Остановил меня крепкий удар лбом. В виртуальных глазах потемнело. Очнулся уткнутый лицом в шершавую кору дерева. Кора была более чем натуральная — на ней засыхала кровь с соплями из моего разбитого носа. Утерся, повернулся к миру лицом, а к дереву задом… и тут же сполз этим задом на землю, стараясь провалиться под нее. Не вышло. Наверное, корни не пустили. Или грехи?.. Дело в том, что на толстенной нижней ветке, свесив ноги, сидел страшный, совершенно бандитского вида одноглазый мужик в рогатом шлеме. А перед ним на другой толстой ветке висели в петлях три висельника, раскачивавшиеся на холодном ветру. Разной свежести висельники: у одного уже были выклеваны воронами глаза и пощипаны щеки, у другого вовсе лица не просматривалось, а третий — совсем свеженький, даже гримаса ужаса с лица не сползла и штаны не просохли.
Одноглазый хихикал и приборматывал:
— Ах вы, красавчики мои!.. Листья жизни на древе бытия… Я вот тоже когда-то эдак висел… Хорошо думалось о судьбах мира… И вы подумайте — потом обсудим…
— Эй, папаня! Посторонись! — раздался сверху звонкий мужской голос.
Любитель висельников задрал голову и нацелился на крикуна единственным глазом — на тороидальном облаке восседал здоровенный детина и раскручивал над головой огненный шар.
— Опять ты со своим дурацким молотом, — проворчал отец. — Не надоело?
— Не-а, — засмеялся сынок. — В метании молота тренироваться надо, чтоб отца родного не зашибить.
— Я тебе зашибу! — погрозил пальцем папаня, но отодвинулся от вероятной траектории молота.
Молотометатель гикнул, свистнул и метнул шаровую молнию в несчастных висельников. Только пепел от бедняг просыпался наземь.
Спортсмен довольно засмеялся и притянул молнию за плазменный шнур обратно, а любитель висельников, поморщившись, стряхнул пепел с бороды и посетовал:
— Мог бы и оставить отцу для приятной беседы.
— Да ладно, папаня! — засмеялся легкомысленно сын. — Они тебе их еще немерено-несчитано навешают… А это кто там у корней распластался?.. Повесь-ка его, папаня, а я молотом сшибу, пока еще дрыгаться будет… Так интересней.
Тут я и провалился сквозь землю — получилось, когда приспичило.
И стала мне земля пухом… Туманом то есть.
— У-у-х! — выдохнул я спазм страха. Казалось бы, чего бояться тому, кто умер, да только неизвестно, как здешнее бытие развиваться станет после того, как сумасшедший бог шаровой молнией тебя на кванты разнесет?.. Трансформирует полевую структуру к чертовой бабушке — сам себя потом не узнаешь.
От моего «У-у-х!» туман разбросало по сторонам, и мимо меня с похожим уханьем пролетела струя огнемета. Я шарахнулся в сторону, но жаром меня слегка опалило. Бросился бежать, но путь мне преградила новая огненная струя. Глянул туда, откуда в меня плевали пламенем — наполовину высунувшись из тумана, на меня выпучил буркалы Змей Горыныч. Зелененький он был. На крайних длиннющих шеях покачивались две попыхивавшие огоньком и дымом страшенные головы с громадными, надо понимать, огнестойкими зубами с металлическим отблеском. Третьей головы не было. Вместо нее слепо раскачивалась шейная культя, вполне зарубцевавшаяся.
Я начал выбирать направление отступления. Горыныч явно разгадал мои потуги, потому что разом пыхнул двумя струями огня, не очень мощными, оставив меня внутри пламенного сектора.
Я повернулся лицом к Змею и спросил:
— Ну, чего тебе, уважаемый?
— Третьим будешь? — поинтересовались головы дуэтом.
— А буду! — от души согласился я, чувствуя, что созрел. Астрал достал.
Горыныч спрятал огненные языки и облизнулся обыкновенными. Тоже луженые, что ли — как они его полымя выдерживают? Или куда-то их проглатывает, когда полыхает? Змей полностью вышел из тумана, волоча за собой хвост и сложенные поверх него крылья. Две его рожи выражали полнейшее благорасположение. Но мои виртуальные поджилки тряслись так, что я и забыл, что они виртуальные. Хотя краешком сознания надеялся, что так не бывает, однако кто их знает — вдруг эвереттика права и все мыслимые миры существуют, а я вляпался в один из них? Намысленный большим тиражом…
Шейная культя Горыныча склонилась ко мне приглашающе, а змеиный дуэт предложил:
— Залезай!
Волнистая линия шейных позвонков образовывала нечто вроде седла, и я, не желая раздражать Драконище, резво заскочил в седло, свесив ноги. Культя, распрямившись, вознесла меня на несколько метров, заставив ухватиться руками за нее, дабы не улететь по траектории. Переведя дух, извиняюсь, дыхание переведя, я оглянулся — страшенные головы почти с любовью, ну, во всяком случае, с благодарностью взирали на меня.
— Спасибо, добрый человек! — поблагодарила одна голова.
— Смел ты, добрый молодец, и умен, — добавила вторая. — А то эти богатырчики да рыцарьки от страха начинают мечами размахивать с закрытыми глазами… Испепелять их приходится, чтобы не нервничали. А один дурень прихватил с собой лазерный резак. Мы и опомниться не успели, как одну голову потеряли… Э-эх… Тоже испепелили, но с тех пор тоска — выпить не с кем, а вдвоем — в глотку не лезет. Генетика у нас такая — на троих соображать.
В этот момент крылья горынычевы раскрылись, как-то хитро крутанувшись, и сошлись перед мордами и передо мной подобием стола необъятного. На «столе» красовались три хрустальных кружки с бочонок размером, в которых посверкивала пламенеющая жидкость.
— Изволь отведать, гость дорогой! — указали морды на среднюю кружку, а сами резво ухватили лапищами две крайние. Поднесли к пастям, вдохнули пары и зажмурились от удовольствия.
Я тоже ухватился за рукоять кружки и с трудом стал подвигать ее к себе. Крылья услужливо наклонились, и кружка сползла ко мне, а шея изогнулась таким образом, что я смог сунуть нос вместе с головой в хрустальный бочонок. Пахло, действительно, очень приятно. Я-то был уверен, что мне предлагают самогон, в лучшем случае, спирт подкрашенный, в худшем — бензин-керосин, которым они потом полыхают… Но из кружищи несло свежестью, цветами, травой, березовым соком — сразу всем!
— Что это?! — удивленно возопил я.
— Ты еще не понял? — удивились они дуэтом. — Это ж эликсир вечной жизни! Без него дальше ходу нет. Твое вечное здоровье, добрый молодец! — пожелали они и принялись заглатывать напиток.
Я вздохнул, решаясь, и, сунув голову в кружку, принялся лакать почти по-собачьи, хотя плохо получалось.
Горынычевы морды благодушно рассмеялись, и шейная культя извлекла меня из кружки, опустила чуть пониже, придвинула кружку к краю, а крыло наклонило сосуд аккуратненько, и мне в рот потекла слабенькая струйка, от которой я чуть не захлебнулся. Закашлялся, замахал руками, мне дали передохнуть. Но недолго.
— Я ж лопну! — честно предупредил я.
— Не пиво, не лопнешь! — добродушно рассмеялись страшно симпатичные морды.
И, правда, не лопнул. Не знаю, сколько продолжался процесс пития, но по глоточку-по капельке с горыньей помощью одолел я бочонок. Живот, конечно, раздулся, но не больше, чем от пары-тройки кружек пива. Вот что значит — виртуальное пойло!
— Ну, спасибо за компанию! — поблагодарили головы. — И себе помог, и нас поддержал…
Культя наклонилась, и я скатился с нее, аки Колобок. Выпитое все-таки сказывалось на габаритах.
Змей Горыныч взмахнул громадными зелеными крыльями, удивительно легко взлетел, заложив крутой вираж, и, гогоча в две глотки, скрылся в тумане, ошметья которого тут же залепили мне весь окоем. Меня слегка пошатывало. Эликсир эликсиром, а в голову шибает дай бог, да ноги подкашивает…
Довольно долго я блуждал в тумане, плохо представляя, куда несет меня нелегкая. Хмель понемногу отпускал.
Вдруг послышались патетические раскаты органа. Бах… тиби-да-ах… Наслушался я его и в соборах, и в записях. Нравилось нам с женой воспарять этак… Пошел на звук. Недолго шел — расступился туман, образовалось громадное светящееся пространство вроде внутренней поверхности шара, по которому под музыку воспаряли или парили на облакоподобных крыльях белоснежные человекообразные летуны без одежд и первичных половых признаков. То ли андрогинны в бесполом варианте, то ли андроиды летучие, то ли ангелы. Облачка без штанов… Красиво у них получалось под музыку. Не как стрижи шастали «вжик-вжик», а в соответствии с гармонией и вдохновением. Залюбовался я пространственным балетом. А в центре сферы за большим пультом, как у органа, сидел крупный седовласый и седобородый мужчина атлетического сложения в белом фраке и, неотрывно глядя на пюпитр, непрерывно перебирал клавиши и педали органа. Со всех сторон сферы летели белые листочки и друг за дружкой ложились на пюпитр. Сначала я думал, что это снег идет или белые перышки с ангелов осыпаются, но, подойдя поближе, обнаружил, что это нотные страницы. Их извлекали из пространства летающие существа и направляли по адресу. А Органист исполнял музыку, на них написанную. Выходит, не танец это был, а работа… Красиво работали летуны!..