Александр Бушков - Лесная легенда
Не видел я смысла тащиться слишком далеко. Отойдя метров на десять, вошел в лес, подсвечивая себе свободной рукой фонариком, прошел метров пять, переложил фонарик в левую руку, а банку взял в правую, размахнулся как следует и запулил цветики-лютики в чащобу. Далеко банка не улетела, влепилась в замшелый ствол сосны неподалеку. Стекло посыпалось, вода брызнула, цветы разлетелись…
Сулин без команды запустил в лес свою. То ли он специально, то ли вышло такое совпадение — вторая банка вмазалась в ту же сосну, только чуточку пониже. С теми же последствиями.
— Вот так, — сказал я ободряюще. — Пусть себе тут распевают арии ежикам и белочкам, если им охота… Пошли досыпать.
И спали мы до подъема нормально, без всяких песен и прочих посторонних звуков, которым и быть-то не полагается…
Второе прочесывание тоже не дало ни малейших результатов — хотя они и успели прихватить еще кусочек леса сверх предписанного. Разве что на сей раз собаки с начала и до конца вели себя без всяких капризов, как хорошим служебно-розыскным собакам и положено. Майор выглядел еще более сокрушенным, а вот я по-прежнему никакого разочарования не ощущал: как-то незаметно свыкся с мыслью, что ничего мы не найдем и никого. Мысль эта мне не нравилась оттого, что соотносилась с одной фразочкой Томшика из рассказа о Боруте (уведенные им девушки всегда пропадали бесследно) — но она, подлая, сидела в мозгу, и я с ней свыкся. В конце концов, при чем тут Томшик с его Борутой? Мы прочесали лишь небольшой участок окружающего лесного массива, и к черту мистику…
На ночлег майор со своими людьми оставаться не стал, сказал, что у него приказ: по завершении операции возвращаться немедленно, пусть по темну. Благо на дорогах здесь не шалят. Распрощались мы, в общем, равнодушно: оба понимали, что таких вот мимолетных встреч-знакомств на военных дорогах не перечесть, какие тут эмоции?
А назавтра мне — да и всем — вышел нешуточный сюрприз.
У нашей крайней машины остановился «виллис», где рядом с водителем сидел Первый, полковник Крутых. На заднем сиденье — два автоматчики охраны. Места тут были в некотором смысле чистые, но никто не отменял приказ по фронту о том, что определенная категория лиц, старших командиров и начальников (в которую полковник как раз входил), обязана в любую загородную поездку выезжать исключительно с охраной.
Я подошел, вытянулся, отдал честь, по всем правилам отрапортовал: то, сё, и ещё это, во вверенном мне подразделении произошло ЧП — пропала без вести старший лейтенант Камышева… Из ощущений присутствовало лишь легкое, смутное опасение, знакомое каждому послужившему офицеру: вроде бы ни в чем не виноват, но мало ли что означает внезапный приезд непосредственного начальства. К тому же, как ни крути, ЧП у меня произошло…
Полковник вылез из машины, потянулся, сделал несколько энергичных движений, разминая затекшие суставы, спросил преспокойно:
— Ребят моих накормишь? Выехали с рассветом, позавтракать не успели. А у тебя, я отсюда вижу, кухня еще дымит…
Невозможно было определить по тону, в каком он настроении, — но с ним всегда так… Я повернулся к сидевшим в машине:
— Бойцы, ступайте во-он туда и скажите, что и распорядился. Товарищ полковник, может, и вы…
— Потом, — отмахнулся он. — Есть у тебя местечко, где мы могли бы побеседовать с глазу на глаз? Вот и отлично. Веди.
Я прямиком повел его к своей палатке, прекрасно знал, что она пуста: Ружицкий, прихватив верного Санчо Пансу, уехал в деревню по каким-то своим делам, предупредив, что вернется поздно, может, даже к завтрашнему утру. Походило на то, что и у него что-то резко сдвинулось с мертвой точки.
Полковник, с сомнением покосившись на хлипкий раскладной стульчик, — скорее уж табуреточку, не по его комплекции сделанную, — присел на мою раскладушку. Выглядел он, как всегда, внушительно: метр восемьдесят, сложение соответствующее, холодные серые глаза, лобастый, голова брита наголо, если широко улыбнется во весь рот, видно, что добрая половина зубов справа, и в верхней, и в нижней челюсти — сплошные стальные фиксы. Еще до войны, на дальневосточной границе, замешкался однажды на пару секунд, и ему прилетело по зубам прикладом карабина. Хорошо еще, успел уклониться — приклад с самого начала в висок шел…
Молчание подзатянулось, но я, понятно, дисциплинированно молчал — а он меня разглядывал с непонятным выражением лица.
У нас его серьезно уважали — правильный был начальник. Любимчиков не заводил, наушников не терпел (штатные осведомители — это другое), заслуги подчиненных, в отличие от некоторых, себе не приписывал, в полном соответствии с фамилией — случаются же совпадения! — бывал не просто крут, лют, но никогда не лютовал понапрасну. Все у него разложено по полочкам: заслужил — поощрит так или иначе, за мелкую провинность или упущение по службе пропесочит так, что иные от него после разноса выходили с мокрой от пота на спине гимнастеркой, а уж за серьезные мог устроить так, чтобы небо с овчинку показалось. В отличие от некоторых других, под чьим началом мне приходилось служить, с ним служилось, в общем, легко. Он никогда таких вещей вслух не высказывал, но я по некоторым признакам давно понял, что числюсь у него на хорошем счету, а это тоже весьма немаловажно на военной службе.
— Ну что? — спросил он наконец с ухмылочкой. — Дожился? Доспекулировался керосином и сольцой?
Я молчал. Началом разноса это никак не могло оказаться — ни за что не стал бы он устраивать разнос из-за нашей мелкой торговлишки, которую сам же и санкционировал. Опять-таки в отличие от иных начальников, которые в сложной ситуации порой открещиваются от данных устно распоряжений…
— Радистки у него пропадают… Средь бела дня и в безопасных местах… — продолжал он чуть сварливо.
Воспользовавшись паузой, я сказал:
— Товарищ полковник, вот, кстати, о радиоигре…
Он ухмыльнулся во все свои фиксы:
— Переключить меня хочешь? Ну ладно, можно, только ненадолго. С функельшпилем, тьфу-тьфу-тьфу, все идет, как по маслу, и разговаривать о нем особенно нечего. Есть, правда, новости, которые тебе по отведенной роли положено знать. Прогалину, полностью отвечающую требованиям «заказчика», ребята Петренко отыскали еще вчера. Размеры даже чуть побольше нужных, нет ни поваленных стволов, ни пней, ни рытвин. Хоть пляши. Вот, посмотри.
Он достал из планшетки две карты и сунул мне. На одной, крупномасштабной (польское военное ведомство), нужное место было обозначено лишь маленьким красным крестиком. Зато на второй (совершенно такой же «двухверстке» повятового лесничества, что у меня и комбата, только места другие) прогалина выделялась четко среди обозначавших лес значков и для наглядности была обведена синим карандашом.
— Вот так, — сказал полковник. — Решено, там решено, — ткнул он в потолок пальцем, — не спешить, не передавать координаты сразу, несколько дней подержать немцев в напряжении, пусть сучат ножонками от нетерпения, как мы столько дней сучили. Дело, конечно, не в мелкой мести — кто бы в серьезных играх таким детством заморачивался? Тут другое. Они считают — и я с ними полностью согласен — что излишняя поспешность может абвер насторожить. Отыскать за сутки требуемую площадку для группы окруженцев не вполне и реально — в конце концов, тот лесной массив им плохо знаком, да и поиски надо вести с большой оглядкой, в любой момент можно наткнуться на наших. Одним словом, неделю тянуть не будем, но дней несколько выждем. После того, как немцам понадобилась площадка, учитывая, что за это время возле объекта «Хутор» так и не появился их высмотрень, — есть все основания полагать, что немцы клюнули, и выброска будет. Карты я оставлю тебе, изучишь как следует, потому что брать их тебе придется — ты чуть ли не с самого начала в игре, к чему расширять круг посвященных… вот, кстати, — продолжал он с прищуром: — Как полагаешь, парашютисты это будут, или планер?
Не особенно и раздумывая, я ответил:
— Полагаю, все-таки планер. Для парашютистов больше подошла бы площадка, близкая контурами к квадрату или кругу. А здесь — ярко выраженный овал, пусть и не вполне правильный. Длина относится к ширине примерно как пять к одному. Это больше подходит для планера.
— Вот именно, — кивнул он. — И большинство планировщиков, в том числе столичных, того же мнения. Видимо, решили, чтобы два раза не ездить, прихватить еще и полезного багажа, — он сменил тон. — На этом все с радиоигрой. Поговорим о твоем ЧП, то есть пропавшей без вести радистке. В других обстоятельствах меня бы вполне устроил твой доклад Ульяшову — подробно, четко, обстоятельно.
Но не в обстоятельствах нынешних. Объясни-ка ты мне, сокол ясный, почему намеренно утаил часть имевшейся у тебя информации? Я имею в виду всю ту историю с лесным чертом, ворующим девушек, и прочей чертовщиной?
