Алексей Оутерицкий - Немцы в городе
– Веревкой? – переспросила тетка и сделала знак кому-то еще, опять за моей спиной, только где-то левее.
Я опять словно невзначай обернулся и увидел, что на меня пялятся две тетки из молочного отдела.
– Я вам это… ну, возмещу. Вот вам, короче, за хлопоты.
Опять порывшись в карманах, я выудил несколько купюр и, отделив два мятых рубля, положил их на прилавок, в пластмассовое блюдце.
– Хорошо, поищу что-нибудь, – сказала тетка, спрятав рубли в карман.
Тем временем из подсобки появился алкоголик. Он пыхтел от натуги, лицо было красным, а на лбу вздувались вены.
– Вот… – он брякнул последнюю коробку и протер лоб рукавом синего застиранного халата. – Все, что ли?
– Тащи какую-нибудь веревку, – сказала ему тетка, не глядя. Она взвешивала то, что лежало в витрине. – Надо связать коробки попарно, чтобы молодому человеку было удобно их нести.
– Да с какого черта я еще буду ему… – начал было доходяга, но продавщица повернула голову и он моментально заткнулся. Недовольно бурча себе под нос, мужичонка удалился обратно в подсобку. Кажется, продавщица держала парня в строгости…
– Все, – сказала, разогнувшись, продавщица. С десяток секунд она тяжело дышала и смотрела на меня, затем перевела взгляд на кого-то сзади.
Я обернулся и обнаружил, что за моей спиной столпилось человек пять. Двое сразу отвели глаза, шагнули к мясной витрине и стали с преувеличенным вниманием разглядывать кости; остальные, не стесняясь, открыто глазели на происходящее.
– Только я вам их не подниму, – сказала продавщица.
– Я тоже, – быстро предупредил стоящий рядом алкоголик.
– Да я сам могу, – сказал я, кое-как засовывая сдачу в карман. – Можно, я к вам зайду?
Продавщица молча кивнула.
Я обогнул прилавок, зашел сбоку вовнутрь и протопал к своим коробкам. Продавщица связала их на совесть, очень удобно. Теперь между каждой из двух пар коробок, по центру, появилась как бы свитая из веревок ручка, соединяющая их, толстая и надежная. К одной связке еще был прикреплен отдельный пакет с тем, что было в витрине.
Когда я приблизился к своему сокровищу, мужичонка опасливо попятился, а я с трудом справился с желанием сорвать этот пакет с довеском и сожрать зельц прямо здесь. Там и было-то всего килограмма три, не больше.
– Спасибо, – сглотнув, сказал я.
«Прощай и ничего не обещай, и ничего не говори; а чтоб понять мою печаль, в пустое небо па-а-асма-а-атри-и-и»…
Затем нагнулся, без малейших усилий подхватил коробки и направился обратно. Выйдя в зал, я обнаружил, что полмагазина пялится на меня, но это ни в малейшей степени меня не смутило. Я вообще заметил, что за неделю работы на фабрике стал каким-то спокойным, уравновешенным и уверенным в себе. Наверное, правильно я где-то вычитал, что когда человек начинает самостоятельно зарабатывать, у него значительно повышается самооценка.
Я прошел пару десятков метров и оглянулся. На крыльцо магазина высыпала целая толпа. Стояла продавщица мясного со своим мужичком-подсобником, другие тетки из разных отделов и с десяток покупателей. Все они молча пялились мне вслед…
Я проснулся от звонка и побрел к телефону на ощупь, с закрытыми глазами. Выспался я опять плохо, потому что вскакивал каждые два часа и шел на кухню, где сжирал пару килограммов зельца и выпивал с пяток стаканов кипятка, а потом отправлялся в туалет.
– Санчес! – заорал Виталь так, что я отодвинул трубку от уха и открыл глаза. Из зеркала на меня смотрело симпатичное лицо уверенного в себе молодого человека лет двадцати пяти, которое мне понравилось. Еще подумалось, что неплохо бы к настоящим двадцати пяти выглядеть так, тогда все девки были бы мои. – Короче, через полчаса ты на остановке и мы едем на озеро.
– Но…
– Возражения не принимаются! – крикнул Виталь. – Наши хотят тебя видеть. Ты уже сто лет на люди не показывался. Деньги есть?
– Да я это…
– Возьми все, что есть, – сказал Виталь. – Надеюсь, ты там на своей фабрике хоть что-то заработал… Все, отбой.
Не успел я возразить что-нибудь еще, как послышались короткие гудки. Я еще около минуты стоял, поигрывая мышцами и любуясь своим отражением, затем поплелся в ванную. Там отражение было обычным, мне опять было восемнадцать. Только вот мышцы остались, и ими я опять с минуту любовался, пока не спохватился и не стал чистить зубы.
Обнаружив, что вчерашние штаны стали мне малы, я вздохнул и потащился в большую комнату, в очередной раз перерывать общий платяной шкаф.
Единственное, во что я смог влезть, оказался старый костюм отца. Отец был плотным, с начавшим расти животом, но пониже меня ростом, поэтому брюки были коротковаты, зато оказались впору в поясе, а пиджак вообще был словно сшит на меня, если не считать тоже коротковатых рукавов. На всякий случай я рассовал по карманам часть своей зарплаты. С деньгами мне попросту не хотелось расставаться, они напоминали, что я стал самостоятельным человеком, настоящим мужиком. К тому же следовало учитывать, что я в любой момент мог наткнуться в каком-нибудь магазине на зельц и деньги были нужны, чтобы иметь возможность пополнить запасы.
Стоило мне подумать о зельце, ноги сами собой понесли меня на кухню, перехватить перед дорогой пару вкусных шматков. И тут опять зазвонил телефон.
– Сашенька, здравствуй, как ты без нас?
– Нормально, мам, – сказал я. – Здравствуй.
– Ты там не голодаешь?
– Да что ты, – сказал я и почувствовал, что после вопроса матери желание пожрать возросло вдесятеро.
– То есть, тех денег, которые мы тебе оставили, хватает?
– Я еще и на работу устроился, – похвастался я. – Мне этот, как его… Семен Валентинович помог.
– Вот и отлично, – сказала мать. – Хорошо, что ты ему позвонил… Вернемся, все нам расскажешь.
– А когда вы…
– Где-то через неделю. Очень по тебе соскучились. Ну все, целую. Не могу больше говорить… Папа передает тебе привет.
– Я тоже… привет и это… ну, целую вас, в общем…
Свою компашку я увидел возле трамвайной остановки еще издалека, едва вышел из-за угла своего дома. И сразу понял, что они успели хватануть пивка или чего покрепче.
Виталь был в своей коронной майке, обнажающей подкачанные бицепсы, остальные тоже были в майках, и я на миг почувствовал к ним зависть, оттого что мне приходится париться в костюме. Но моя любимая майка с красивой иностранной надписью на груди на меня не налезла, просто элементарно лопнула по швам при всей своей эластичности, которую обеспечивало вкрапление какого-то процента синтетики.
Серега Мороз изображал боксера, наседая на обороняющегося Коляна, Виталь с Вованом цеплялись к проходящим мимо девчонкам, Саня травил какие-то байки, размахивая руками, и все беспрерывно ржали, словно им только что рассказали бородатый анекдот.
В какой-то момент Саня посмотрел в мою сторону, сказал что-то пацанам и все притихли. Потом Виталь звонко засмеялся и к нему присоединились остальные. Я оглянулся, посмотрел назад, но за спиной никого не оказалось.
– Эй, дядя, ты, случайно, не из магазина модной одежды? – крикнул Вован.
Я опять оглянулся и опять никого не увидел. Только вдалеке брела какая-то старушка.
Последний десяток метров я прошагал под дружное ржание пацанов. Потом смех утих, настала тишина, и я вдруг понял, что только что звучавшие шуточки адресовались именно мне.
– Это же Санчес, – неуверенно, скорее спрашивая, сказал Мороз.
Пацаны переглянулись.
– С тобой все в порядке? – спросил Виталь. Перед тем как протянуть руку, он на мгновение заколебался.
– Да нормально… – Я пожал его кисть, перевел взгляд на таращащихся на меня пацанов. – А че.
– Ты это… – сказал Колян, – ну, вырядился как-то так…
– Как?
Я опустил глаза и чертыхнулся, увидев, что забыл надеть носки. Штаны темного костюма не доходили до кроссовок примерно на десяток сантиметров, и в глаза бросалась не загорелая кожа. А еще я не надел под пиджак рубашку или что-то подобное, так и остался в костюме на голое тело после примерки.
– Слушай, с чего тебя так разнесло? – спросил Вован.
– Разнесло?
– Ну, килограммов на девяносто ты точно потянешь. Ты чего, накачался, что ли?
– Ага, за неделю, – растерянно сказал Виталь. – Мы же его неделю назад видели. Вроде нормальным был.
– А че, – сказал Колян, – с анаболиками, говорят, можно.
– Но не за неделю же, – сказал Серега.
Все ждали ответа, но я молчал. Просто не знал, что сказать.
– А сколько ты вообще весил? – спросил Колян.
– Килограммов семьдесят с чем-то, – подумав, сказал я. – Семьдесят два или три.
– Ни хрена себе, – сказал Серега. – За неделю кило двадцать нагнал, верняк.
