Галина Гончарова - Крест и крыло
Нету.
На том и порешили.
***
Дома меня встретили родственники. Я не поняла, они что - спать так и не ложились?
Во всяком случае, когда мы с Шарлем открывали дверь, она внезапно распахнулась - и перед нами возникла Леля, облаченная в одну лишь трикотажную ночнушку со слониками. М-да.
Слоники были шикарные. Голубенькие и розовые. И Лёля тоже. Этакая валькирия. Только вот...
- А ты чего не спишь? - поинтересовалась я.
Лёля скорчила такую гримасу, что я чуть не забеспокоилась. Судя по глубоко трагическому выраже-нию лица - у нее проблемы с пищеварением? С дороги, что ли? Посоветовать ей употребить внутрь пол-кило чернослива я не успела, потому что кузина закатила глаза:
- И ты еще спрашиваешь! Как у тебя только язык поворачивается?!
- Да он и не поворачивается, - отмахнулась я снимая туфли. - Ты не обращала внимания? Язык в плоскости рта ходит сверху вниз и вправо - влево. Но не по кругу. Факт. И вокруг своей оси он не вер-тится.
Леля запнулась. Видимо я сбила ее с настроя. Но потом она опомнилась и завелась заново.
- Ты где-то пропадаешь! Уходишь ночью! Я уже звонила твоей матери! Я же за тебя волнуюсь!!!
- А мать что сказала? - резко спросила я.
- Неужели ты не понимаешь, что подобная безответственность...
Все. Мое терпение сдохло, не родившись. Я кивнула Шарлю, который стоял с кислым выражением на лице. Мол, понаехали тут, как без вас хорошо было...
Дракоша мерзко улыбнулся, ухватил правдорубку за воротник и слега тряхнул.
- Молчать! Отвечать на вопрос.
Леля ухнула и замолкла. Она бы продолжила, но стянутая рукой Шарля ночнушка намертво пере-крыла ей доступ воздуха.
- Что сказала моя мать? - раздельно повторила я.
Шарль подержал кузину еще пару минут, пока та не начала задыхаться и выпустил.
Леля свалилась на пол слоновьей кучкой и засипела, пытаясь загнать в легкие побольше кислоро-да.
Я потыкала ее ногой.
- Что сказала моя мать? Не слышу ответа. Алексу продолжить?
Леля сверкнула на меня глазами. Она явно была готова продолжить скандал, но у меня не было ника-кого настроения. Шарль состроил грозную гримасу.
- Ну!?
- Да не звонила я никуда! - дала задний ход родственница - С ума сошла, что ли!?
- а брат где?
Леля покосилась на дверь гостиной. Оттуда доносился громкий храп. Я ухмыльнулась. Ага. Оно и яс-но. Заснуть под такое сопровождение нереально, спальню занять нельзя, вот она и взбесилась. Но это - их трудности.
- Если моя мать хоть на каплю из-за тебя побеспокоится - голову оторву, - коротко пообещала я. - Алекс, пошли спать?
Шарль кивнул.
- Чур, я первый в душ.
- Я уже там была. Так что я пошла спать. Присоединяйся.
- разврат, - прошипела Леля.
- Завидуй молча, - отшила я.
А ведь это она еще Мечислава не видела.
***
- У вас все готово?
- Да. Через два дня...
- Отлично. Они не подведут?
- Не должны.
- До связи. Следующий сеанс завтра в это же время.
Вампир положил трубку и задумался. Время уходило. И надо было делать решительный рывок. Но... получится ли?
Обязательно получится. Он - лучший. Он достоин быть Князем города. И все же... пару раз уже все повисало на краю.
Нет! Не стоит паниковать! Он должен справиться в этот раз. Уничтожить Мечислава. Выбить точки опоры из-под Юли. И она упадет к нему в руки. А вместе с ней - её сила. А где сила - там и власть. Все готово. Осталось действовать. И можно будет списать все разборки на ИПФ. Как они во-время активизировались, эти... библией пришибленные!
Надо еще раз сесть и все проверить. Главное в его плане - согласованность.
***
Просторный зал. Сводчатые потолки, великолепная акустика, вентиляция, мозаичный пол...
Обагренный кровью. А к потолкам раз за разом взлетает страдальческий вопль. И стены дробят его и усиливают, заставляя палача жмуриться от удовольствия. Хорошая работа.
В центре зала стоит пыточный стол. Фактически - крестовина, положенная горизонтально. Пятико-нечный крест, удобный, чтобы разводить руки и ноги пытаемого под нужным углом. Пластиковый, конечно. Раньше был металлический, но слишком быстро ржавел. Кровь, пот... а заказать такую иг-рушку из нержавки - хозяйка решила не рисковать. Да и незачем. Пластик ничуть не хуже.
Рядом - стол с хирургическими инструментами. Блестящие, начищенные...
На крестовине бьется нечто окровавленное и истерзанное до такой степени, что даже неясно - муж-чина это или женщина. Но палач не собирается останавливаться.
Это женщина. Очаровательная, в алом платье, грива шикарных волос падает ей на плечи и черным шелком льется почти до земли... Тонкие черты лица светятся от удовольствия. Ей явно нравится ее труд.
И она собирается продолжать его еще очень, ОЧЕНЬ долго...
Вампиры - практически бессмертны. А вот боль они способны чувствовать. И это с ее точки зрения восхитительно.
Сзади щелкнула дверь.
Кто посмел прервать ее развлечения!? Ну, если это что-то неважное... но надо выслушать, она все-таки Княгиня...
- Госпожа, вы позволите?
Вампирша развернулась. Черные волосы разлетелись вокруг нее тяжелым плащом. Но слуга шарах-нулся в сторону. На миг ему показалось, что это - змеи. И сейчас они вопьются ему в горло...
- что тебе нужно!?
- Звонила ваша агентесса. Гризли. Она просила доложить, что рыбка клюнула. Основная операция назначена через два дня.
- Отлично. Передайте ей, что в первую очередь должны быть уничтожены все Леоверенские. И в пер-вую очередь - эта маленькая заносчивая сучка. Ясно?
- Да, госпожа.
- пошел вон!
Оставшись в одиночестве - замученное тело не считаем, оно слишком радо передышке, Елизавета прошлась по комнате. Задумчиво облизнула кровь со скальпеля.
Все складывалось неплохо.
Ее шпионы держали все под контролем. Если никто ничего не напортачит, через пару дней у соседей будет новый князь. Вместо выскочки Мечислава. А еще через неделю, она получит все его ресурсы. Право поединка еще никто не отменял. Это с Мечиславом она не могла справиться, а с этим ничтоже-ством...
Ха!
Особенно если уничтожить Леоверенскую... сучка!!!
Елизавета зашипела от ярости. Юлию Евгеньевну Леоверенскую она ненавидела чистой багровой не-навистью. Как только одна женщина может ненавидеть другую.
Менее удачливая соперница - более удачливую.
Елизавета не призналась бы в этом даже господу Богу. Но!
Одним из мужчин, которые всегда смотрели на нее с брезгливостью, был Мечислав. На него не дей-ствовало ничего. Ни обаяние, ни вампирские силы... вообще ничего. Наоборот, Елизавету какое-то время тянуло к нему. Если бы она знала, что такое любовь, она бы сказала, что была даже немного влюблена в Мечислава. Но...
Даже если бы любовь свалилась ей на голову, Елизавета не узнала бы это чувство. Вот ревность, зависть, чувство собственника - это ей было хорошо знакомо. И именно по ним прошелся острыми каблуками Мечислав. Ему не нужна была Елизавета. Вообще не нужна. Ни ее красота, от которой и теряли голову и валялись у нее в ногах, и продавали и жизнь и честь. Ни ее власть, которой могли по-завидовать многие.
Мечислав всегда смотрел на нее, как на забавную зверушку. Забавную и смертельно ядовитую. Лю-бопытство плюс омерзение. И - все. Уж это-то Елизавета могла понять.
Очаровать его не выходило. Подчинить или убить - тоже.
Впрочем, бывали и другие. И она бы смирилась с этим, рано или поздно. Были ведь вампиры, на ко-торых не действовало ее обаяние...
Такие, как Даниэль.
Елизавета тряхнула шикарной гривой волос.
Настоящей ее болью, настоящей яростью оставался один и тот же мужчина.
Даниэль.
Она не любила его, нет. Тут было совсем другое.
Она не смогла его подчинить или сломать.
И это грызло хуже всякой кислоты.
Самой большой страстью Елизаветы была - ВЛАСТЬ. Истинная власть над телами и душами людей и нелюдей. Она наслаждалась своим положением княгини, наслаждалась своей силой, она могла в лю-бой миг приказать своим птенцам что угодно. Убить, отравить, ограбить, отдаться... - неважно!
Важно было другое.
Никто не смел противостоять ей.
Да, были и те, кто сильнее. Но это Елизавета могла принять. Те же, кто слабее, становились песком под изящными каблучками ее туфелек. Песком, способным принять любую форму по ее желанию.
Не Даниэль.
Елизавета помнила, когда она впервые увидела этого художника, она едва не рассмеялась. И не та-кие ломались в опытных ручках. Ан нет!
Слабый, трусливый, иногда откровенно подловатый, этот вампир оказался неожиданно устойчивым к любому воздействию. На него не действовали пытки. Ни физические, ни психологические.
Его можно было превратить в кусок мяса, корчащегося и воющего от боли.
Его нельзя было подчинить.
То есть внешне он подчинялся охотно и старался не вызвать ее гнева, но только не там, где дело ка-салось его творчества. В единый миг на месте мягкой глины ей представала стальная пружина.
