Луи Бриньон - Кифа, или Святой Пётр
— Прибавьте к этому слова о том, что «господь плакал, видя раздор своих детей», а также слова «найди и сожги» и тогда мы все точно поймем, что речь идёт именно об апостолах.
Оба профессора некоторое время смотрели на него с некоторой обидой, но очень скоро до них дошло, что логика Боуда слишком очевидна. Им пришлось смириться.
— Жаль. Мы всю ночь не спали. Думали, именно в апостолах и лежит разгадка. Идея была хорошая.
— Не очень, — вяло отозвалась Александрова, и тут же, кинув на Боуда хмурый взгляд, добавила. — Во всяком случае, рядом с нами всегда найдётся человек, который всё испортит.
Несмотря на серьёзность положения, Боуд не выдержал и рассмеялся. Профессор Коэл прибодрилась, услышав его смех.
— У тебя есть мысли по поводу этих слов? — с надеждой спросила она.
— Мыслей много. Но стоящих нет ни одной, — ответил Боуд. — Я пока и на шаг ни приблизился к разгадке этой истории. И чем больше думаю я об этих словах, тем больше они кажутся мне совершенно абсурдными.
— И почему? — поинтересовалась Александрова.
— Посудите сами, Ольга. Какую бы версию мы ни придумали, её сведут на нет последние слова «найди и сожги». Они являются полной противоположностью первым. Вслушайтесь сами в них. Итак, — Боуд сделал свойственную ему выразительную паузу и уж потом продолжил, — «Господь зарыдал, видя раздор своих детей», а в конце — «найди и сожги их». Спрашивается, если Господь так расстроился, видя этот раздор, то почему нужно найти и сжечь? Правильнее было бы сказать,…ну я не знаю…найти и примирить. Эти слова имеют хоть какую–то логику в отличие от настоящих.
— Верно, — не могла не согласиться Александрова. — И что вы думаете по этому поводу, Джеймс?
— Абсолютно ничего. Сплошной туман! Сплошные предположения. И все они разбиваются о два последних слова. Даже не знаю, Ольга…мне начинает казаться, что всё это полная чушь, и нам пора прекратить всем этим заниматься.
— Джеймс, это говорите не вы!
— Именно я, Ольга, — Боуд выглядел слегка раздражённым, — я уже два дня думаю над этими словами и прихожу к одному и тому же выводу. Они бессмысленны просто–напросто.
— Насчёт смысла ничего не могу сказать, — ответила Александрова, — но по поводу всего остального с уверенностью можно сказать только одно.
— И что же?
— В любом случае эта надпись связана с церковью!
— Ну, это понятно, — с некоторой долей иронии ответил Боуд, — не надо долго думать, чтобы понять это. Двенадцать апостолов, двенадцать архангелов, ещё чего–то там двенадцать. В церкви всё по двенадцать. Или уж, на худой конец, делится на три. Все об этом знают. Вопрос в другом. Что это за цифры? Кого или что они подразумевают?
В этот момент в дверь вошла Метсон. Боуд насторожился, увидев её.
— Мы получаем новые сигналы от четвёртого уровня! — коротко сообщила Метсон.
— Откуда? — коротко осведомился Боуд.
— Из Румынии! А конкретно, сигналы поступают из горных районов Трансильвании!
— Дайте команду группам. Пусть немедленно готовятся к выезду. — Боуд встал из–за стола. — Я только зайду к Джонатану на минутку, а потом приду в центр управления.
Метсон, по обыкновению, кивнула и без единого слова покинула кабинет. Извинившись перед профессорами, Боуд вышел вслед за ней.
Отца Джонатана он застал по обыкновению читающим книгу. Священник был в очках. Увидев Боуда, он снял очки и направился ему навстречу. Пожимая руку Боуду, отец Джонатан негромко произнёс:
— Не теряй надежду, Джеймс. Мы никогда не должны расставаться с этим прекрасным чувством.
Боуд с благодарностью посмотрел на священника.
— Ты всегда всё знаешь обо мне. И как никто другой, одним словом можешь успокоить.
Боуд огляделся по сторонам в поисках чего–то. Понимая, что именно он ищет, священник взял его за руку и подвёл к усыпальнице. Вслед за этим он открыл дверцу. Глазам Боуда в свете мерцающих свечей предстала коленопреклоненная фигура Олеси с молитвенно сложенными руками. Взгляд девушки был направлен на тело Святого Генриха. У Боуда появилось то же чувство, что и тогда у пропасти. Он подумал о том, что весь её облик, осанка, поведение слишком величественны для понимания. В эту минуту он и не сомневался в том, что эта девушка знает много больше того, чем показывает. Оставив Олесю наедине с телом Святого Генриха, Боуд с отцом Джонатаном затеяли вполголоса беседу. Но разговор с самого начала не клеился. Мысли Боуда были заняты чем–то другим. У него вдруг появилось ощущение, что он упустил из виду нечто очень значительное. И это чувство усилилось. Видя рассеянность Боуда, отец Джонатан прекратил разговор и вернулся за стол, оставив Боуда стоять в одиночестве. Тот даже не заметил этого действия. Мозг Боуда выполнял напряжённую работу. Лица, обрывки разговоров с огромной скоростью начали мелькать в голове у Боуда. Он пытался зацепиться, уловить «это» значительное. Он знал, что оно было, но никак не мог нащупать…. В таком состоянии Боуд покинул отца Джонатана. Он совершенно забыл, что должен был пойти в центр управления и инстинктивно направился в сторону своего кабинета. По пути Боуд сотни раз задавал себе один и тот же вопрос: Что? Что это было? Он чувствовал, что очень близок к пониманию загадочных слов. Оставалось лишь понять…что? Какое именно слово он подсознательно ищет в своей голове?
Оба профессора были заняты оживлённой беседой и не обратили внимания на вошедшего Боуда. Но они обратили на него очень пристальное внимание, когда он, усевшись в кресло, неожиданно хлопнул себя по лбу и громко воскликнул:
— Ах, я болван,…конечно же,…в любом случае вопрос связан с церковью…
Глаза Боуда лихорадочно заблестели. Он откуда–то вытащил свой блокнот, и раскрыв его, начал что–то пристально рассматривать, затем расхохотался и снова обозвал себя болваном, приложив к нему слово «полный».
Оба профессора были заинтригованы его поведением. Зная достаточно хорошо Боуда, обе подозревали, что ему удалось напасть на нужный след. Это подозрение усилилось, как только Боуд заговорил с ними несколько возбуждённым голосом.
— Я что–то слышал о расколе церкви…это правда?
— Джеймс, об этом знает, по меньшей мере, один миллиард человек! — укорила его профессор Коэл.
— Я не вхожу в это число, — с излишним нетерпением ответил Боуд, — так что будь добра, Энн, просвети меня по этому вопросу.
Профессор Коэл пожала плечами.
— А что тут рассказывать? Вера в Христа вначале была единой. Но после раскола церкви разделились на две части…
— Подробнее, Энн!
— Хорошо! — было заметно, что тон Боуда разозлил профессора Коэл. — Вот тебе самые подробные сведения. Шестнадцатого июля тысяча пятьдесят четвёртого года легат Папы Римского кардинал Гумберт вручил отлучительную грамоту Константинопольскому патриарху Михаилу Керулларию. С этого момента церковь разделилась на две. Католическую и православную. Такой ответ тебя устраивает?
— Не совсем. Где это произошло?
— Как где? — удивлённо переспросила профессор Коэл, в то время как Александрова переводила взгляд с одной на другого. — В Константинополе.
— Константинополь большой, Энн. Мне необходимо знать, где именно это произошло?
— В Софийском соборе! — коротко ответила профессор Коэл.
— А этот собор сейчас…существует? — последнее слово далось Боуду с огромным трудом.
— Что вы говорите, Джеймс? — возмутилась Александрова. — Конечно, существует. Я сама там бывала. И не раз. Это один из величайших соборов в истории человечества. Его построил император Юстиниан. Это произошло в начале шестого века. Известно, что войдя в собор, Юстиниан воскликнул «Я превзошёл тебя, Соломон». Когда Константинополь захватили турки, они превратили собор в мечеть. И лишь сравнительно недавно турецкие власти придали Софийскому собору статус государственного музея. — Александрова была довольна, что сумела в очередной раз блеснуть своими знаниями. Профессор Коэл еле дождалась, пока она закончит. Едва это произошло, как она потребовала у Боуда объяснить смысл всех вопросов. В ответ Боуд загадочно улыбнулся и произнёс:
— «Господь возрыдал, видя раздор детей своих»! Согласитесь, раскол церкви на две части, как нельзя лучше подходит к этим словам. Католическая церковь отвергает инакомыслие и в результате появляется православная. Я никогда не бывал в Софийском соборе, но думаю, не ошибусь, если предположу, что там находятся портреты или скульптуры…двенадцати Византийских митрополитов. Двенадцати опальных митрополитов.
— Они изображены в виде настенных фресок, — подала голос Александрова. Боуд устремил на неё пристальный взгляд.
— И расположены группами,…не так ли? Шесть с одной стороны и шесть с другой?
Александрова с немым изумлением на лице только и могла кивнуть. Профессор Коэл…та вообще сидела с открытым ртом и, не мигая, смотрела на Боуда. Тот поднялся с места.
