Ричард Коннель - Принц болен свинкой
— Да здравствует наш принц!
Высокий оборванный детина растолкал полицейских и взобрался на фонарь.
— Вот он, здесь! — закричал человек. — В каждом дюйме принц! Кто самый красивый и обаятельный принц в мире?
И тысячи глоток ответили:
— Принц Эрнест! Принц Эрнест! Принц Эрнест!
Затем принц увидел, как манекен величественно попятился обратно.
— Да здравствует принц! — вопил человек на фонаре. — Он никогда не поворачивается спиной к своему народу!
«По вполне понятной причине, — подумал принц, — иначе все увидели бы, что Дуффус тянет его за верёвочку».
И принц глубоко задумался. Голос его звучал положительно трагически, когда он сказал:
— Так вот что значит быть принцем! Любой болван может это делать… Никогда больше не надену дурацкий мундир! Если болван может быть принцем, пусть им и остаётся!
Дверь распахнулась, и вошёл король. За ним, пыхтя, переваливался император.
— Его забонийское величество выразил желание видеть вас, принц! — сказал король. — Его величество понимает, что лишь политическая необходимость заставила нас пойти на замену вас манекеном. Не правда ли, ваше величество?
— Угу, — промычал император, — но я бы сам не догадался…
Волнение исказило прелестное лицо принца.
— Я стыжусь, что обманул свой добрый народ!
Его забонийское величество уселось в кресло и расплылось в улыбку.
— Не глупи, Эрни! — нахмурился король.
— Отец, я должен высказать всё! Я решил оставить это занятие!
— Какое занятие?
— Занятие принца! Я лежал здесь и всё видел! Что я собою представляю? Ничто! Ничто, запрятанное в мундир! Принц? Нет, кукла! Я выступаю, кланяюсь, улыбаюсь и отдаю честь. Очень я нужен народу! Он уважает мой мундир! Набейте пёстрый мундир воском или навозом — всё равно, это будет принц! Так пусть кукла займёт моё место, с меня хватит, отец! Мне очень жаль вас огорчать, но ни вы, ни его величество император, вероятно, никогда не задумывались о таких вещах. Но теперь вы видите, что принц и кукла — одно и то же!
Принц был близок к истерике. Но король дружески похлопал его по плечу и подмигнул императору:
— Ему всего двадцать три года, и естественно, что он принимает всё близко к сердцу. Я и сам когда-то собирался идти в монастырь, честное слово!
Император кивнул головой.
— Эрни, — продолжил король ласково, — ты наткнулся на вопрос, который рано или поздно приходится решать каждому монарху. Но теперь ты сможешь успешно надувать свой народ — не правда ли, ваше величество?
— Угу, — промычал император, закуривая сигару.
— Но я не хочу обманывать народ!
— Что же ты будешь делать?
— Что-нибудь честное.
Король засмеялся и опять подмигнул императору.
— Ах, юность, юность! Кстати, Эрни, сколько ты истратил за прошлый год?
— О, не помню точно… Что-нибудь между тремя-четырьмя сотнями тысяч фунтов.
— А сколько у тебя автомобилей, Эрни?
— Одиннадцать, не считая родстеров (родстер — двухместный спортивный автомобиль).
— Прекрасно, не будем считать родстеры. Ну, теперь представь себе, что ты молодой адвокат…
— Ах, я так хотел бы быть адвокатом!..
— Представь, что ты сидишь в конторе и мечтаешь, что, может быть, твои друзья нарушат законы государства и обратятся к тебе за помощью. А может быть, кто-нибудь провалится в люк канализации и поручит тебе предъявить иск к городу. Ты считал бы себя счастливцем, зарабатывая восемьсот фунтов в год… Или ты доктор и, тщетно ощупав пустые карманы, молишь судьбу о ниспослании хорошенькой эпидемии. Ты служишь в канцелярии и всё время дрожишь, чтобы тебя не спихнул с места новый протеже начальника… Ты работаешь на заводе, и если тебе не понравилась кулачная расправа мастера, то завтра ты будешь на улице. Вместо одиннадцати автомобилей, не считая родстеров, ты был бы счастлив иметь деньги на проезд в автобусе… Я снисходительный отец, Эрни, но должен сознаться, что ты совсем не гений. Но ты занимаешь место, которое даёт тебе триста-четыреста тысяч фунтов и одиннадцать машин, не считая родстеров. В самом деле, Эрни, это нелепо. Не правда ли, ваше величество?
Император кивнул и затянулся сигарой.
— Нелепо, — подтвердил он.
— У тебя тёплое местечко, сын мой, — продолжал король. — Брось свои средневековые замашки, будь современным принцем. Если народ ещё так неразвит, что позволяет тебе занимать это место, к чему внушать ему социалистические идеи? Ты рубишь сук, на котором сидишь, друг мой!
— Отец, — сказал бледный принц, — простите меня, но вы циник.
— Я этим горжусь, — добродушно ответил король. — Одно из двух: король должен быть или циником, или кое-чем похуже.
— Чем же?
— Круглым дураком, мой милый! Как может умный король уважать свой народ, когда тот дерёт глотки и из себя вон вылезает, приветствуя такого зауряднейшего типа, как ты, скажем? А ещё глупее, когда он ликует при виде твоего красного мундира, набитого воском. Король, претендующий на ум, должен быть циником и считать своих подданных дураками. Иначе может получиться обратное явление: при дураке-короле народ становится циником и обычно даёт ему по шапке.
— Я знаю, — сказал задумчиво принц. — Вы говорите это, чтобы испытать меня. Вы нарочно устроили всю эту историю с куклой. Но это неправда — всё, что вы говорите! Умоляю вас, скажите, что это не так!
Король прикурил у императора и сказал:
— Когда я был в твоём возрасте, Эрни, у меня были прекрасные бакенбарды и набор не менее прекрасных идей о святости монархии и так далее… Отец настоял, чтобы я носил также бородку. «У тебя неважный подбородок, сын мой, — говорил он, — лучше, если бы твой народ не видел его, иначе он может начать задумываться, а это для народа вредно». Сначала я не понял, в чём дело, но позднее уразумел. Тогда я уехал в маленький городок и стал обрастать вдали от людей. Потом я стал скучать и возмущаться, что без меня памятники благополучно открываются и военные парады проходят блестяще. В то время я относился к своему сану так же серьёзно, как ты, Эрни.
Король бросил окурок на подносик и продолжал:
— Ну-с, отец умер, и я должен был короноваться. Накануне я с радости перехватил шампанского и ошибся на пару стаканов старого бренди. Алкоголь не служит к украшению королевского достоинства. Словом, наутро я оказался в состоянии, кратко называемом «ни бэ ни мэ»… К счастью, мой секретарь лорд Крокингхорс выдумал блестящую штуку: раздобыл бородатого парня, вскрывавшего устрицы в кабачке. Он был так дьявольски похож на меня, что я затруднялся сказать, кто же из нас двоих король. Ну, ты догадываешься, что было дальше. Его одели в мой мундир, заставили выучить тронную речь: «Мои славные подданные! (Пауза для оваций.) Я приветствую вас! (Пауза.) Я могу только сказать: спасибо, спасибо, спасибо!» — и предупредили, что повесят, если он скажет хоть одно лишнее слово. Вот. А на следующий день газеты захлёбывались, описывая коронацию: «Его величество провёл всю церемонию с исключительным достоинством и грацией».
Принц застонал. Король откашлялся и продолжал:
— Ты понимаешь, как я себя тогда чувствовал? Но потом… ничего: взял бородача на постоянное жалованье, дал ему комнату на своей половине и гору устриц для забавы! Когда мне надоедали церемонии, я ехал отдыхать в Париж, а бремя королевских обязанностей нёс мой устричный приятель. И, знаешь, в конце концов, он стал справляться с этим делом лучше меня…
— А где он теперь? — дрожащим голосом спросил принц.
— Он и теперь работает. Только на прошлой неделе я его посылал в Виззельборо на закладку нового собора. Да ведь и ты был там, Эрни. Скажи по совести, заметил ты что-нибудь?
Принц поник головой.
— Я заметил только, что от него сильно пахло устрицами… Отец, я подавлен вашим признанием. Я не могу поверить, что так поступают и остальные монархи. Что-то здесь, — он положил руку на то место пижамы, где полагается быть сердцу, — говорит мне, что остались ещё короли, которые высоко держат своё знамя. Я умоляю ваше забонийское величество подтвердить моё мнение и вернуть мне силу, веру в монаршее достоинство.
Император выплюнул окурок.
— Вот что, джентльмены, — сказал он, — ваша откровенность мне по душе. Признание за признание. Я, дети мои, вовсе не император, а актёр императорской труппы, похожий на своего патрона. Он сам слишком робок и ленив, чтобы выступать публично, а тем более разъезжать по чужим странам, а я уже наспециализировался…
Утром принц позвонил. Вошёл камердинер.
— Сегодня, — сказал принц, — я должен, по расписанию, проехаться по городу. Какой-то старинный обычай или что-то в этом роде. Возьмите манекен вон там, в углу, напяльте на него почётную форму вице-адмирала королевского подводного флота, посадите его в автомобиль № 4, белый, и катайте по городу пятнадцать минут.
