Редьярд Киплинг - Новый мост
Никто лучше Перу не умел связывать, развязывать и оттягивать канаты, управлять маленькими паровиками, вытащить из ямы свалившийся туда локомотив, раздеться и нырнуть в воду, чтобы посмотреть, насколько бетонные загороди вокруг быков противостоят гневу матушки Гунги, или проплыть бурною ночью вверх по реке и доложить о состоянии насыпей. Во время самых серьезных совещаний Финдлейсона и Гичкока он, ни мало не смущаясь, врывался к ним и начинал толковать им что-нибудь на своем удивительном английском языке или еще более удивительном lingua-franca, смеси португальского с малайским; он говорил и говорил, пока, наконец, у него не хватало слов; тогда он брал веревку и показывал, какого рода узел советовал бы сделать. Он сам наблюдал за своей партией рабочих, состоявших с ним в каком-то таинственном родстве, менявшихся каждый месяц и работавших страшно много. Никакие соображения родства или дружбы не могли заставить Перу держать в числе рабочих человека слабосильного или легкомысленного. «Моя честь — это честь моста, — говорил он, давая рассчет удаляемому. — До твоей чести мне нет дела. Иди и работай на пароходе. Ты ни на что другое не способен».
Группа хижин, в которых жил он и его партия рабочих, ютилась вокруг полуразвалившегося домика священника; этот священник никогда не бывал на море, но его избрали своим духовным руководителем два поколения матросов, ни мало не затронутых учениями миссионеров разных сект, которые с берегов Темзы разъезжаются по портовым городам всего света, с целью улавливать души моряков. Священник ласкарцев не имел ничего общего ни с их сектой, ни вообще с какой-либо сектой. Он ел то, что приносила ему его паства, спал, курил и снова спал. «Это потому, что он очень святой человек, — говорил Перу, который привез его за тысячу миль из глубины страны. — Ему все равно, что вы едите, только не ешьте мяса, и это очень хорошо, потому что у себя дома мы, карвасы, поклоняемся Шиве; а на море, на компанейских пароходах, мы должны строго исполнять приказания бурра малума (шкипера). Здесь же, на мосту, мы слушаемся Финлинсона сагиба».
Финдлейсон сагиб велел в этот день снять леса со сторожевой башни на правом берегу, и Перу со своими товарищами отколачивал и спускал вниз бамбуковые бревна и доски с тою же быстротою, с какою он в прежнее время разгружал каботажное судно.
С своего места Финдлейсон мог слышать серебряный свисток приказчика, скрип и визг блоков. Перу стоял на самой верхушке башни в своей старой, форменной куртке моряка, и, когда Финдлейсон заметил ему, чтобы он был осторожнее, не рисковал своею полезною жизнию, он схватил последний шест и, приложив руку к глазам, как делают на корабле, прокричал, передразнивая вахтенного: «Хам декхта хаи!» (Гляжу вперед!). Финдлейсон засмеялся, а потом вздохнул. Как давно не видал он парохода и как стосковался по родине! Когда его дрезина проезжала под башней, Перу спустился вниз по веревке, точно обезьяна, и закричал:
— Что, красиво теперь, сагиб? Наш мост почти готов. Как вы думаете, что скажет матушка Гунга, когда по нем покатят поезда?
— До сих пор она почти ничего не говорила. Наши работы задерживала совсем не матушка Гунга.
— Она свое время найдет; все-таки иногда и от нее бывали задержки. Разве сагиб забыл наводнение прошлою осенью, когда потопило лодки с камнем? Беда вдруг налетела, за полдня все было спокойно.
— Да, но теперь нужно слишком большое наводнение, чтобы повредить нам. На западном берегу обложка крепко держится.
— Матушка Гунга много может съесть. Следовало бы еще прибавить камней. Я это говорил Чота сагибу, — он подразумевал Гичкока, — а он смеется.
— Ничего, Перу. На будущий год вы сами в состоянии будете построить мост, по собственному плану.
Ласканец засмеялся.
— Уж я построю не так, как этот, у меня не будет каменных столбов под водой. Мне больше нравятся… висящие мосты, переброшенные с одного берега на другой, одним смелым взмахом, точно дощечка для перехода. Такие мосты вода не может разрушить. Когда приедет лорд сагиб открывать мост?
— Через три месяца, когда будет не так жарко.
— Го! го! Он совсем такой же, как бурра малум. Он спит себе в каюте, пока делается работа, потом является на палубу, трогает пальцем и говорит: «Это не чисто! Проклятый jiboonwallah!»
— Но ведь лорд сагиб не называет меня проклятым jiboonwallah'ом, Пору.
— Конечно, нет, сагиб; но он не выходит на палубу, пока работа не кончена. Даже сам бурра малум с «Нербудды» сказал один раз в Тутикарине….
— Ну, хорошо, проходите! мне некогда.
— Мне тоже некогда, — отвечал Перу, не смущаясь. — Можно мне теперь взять маленькую лодочку и проехать вдоль заграждений?
— Попробовать поддержать их руками? Они, кажется, достаточно тяжелы.
— Нет, сагиб. Дело в том, что на море нас трепало ветром на полном просторе. А здесь простора нет. Посмотрите, мы ввели реку в доки и засадили ее между каменными стенами.
Финдлейсон улыбнулся при этом: «мы»!
— Мы ее взнуздали и оседлали. Она теперь не то, что море, которое может биться сколько хочет по мягкому берегу. Матушка Гунга закована в цепи.
При этих словах голос его понизился до шопота.
— Перу, вы, пожалуй, еще больше моего видали свет. Скажите мне, только правду: в глубине души верите вы в матушку Гунгу?
— Я верю всему, что говорят наши священники. Лондон есть Лондон, сагиб; Сидней есть Сидней, и порт Дарвин — порт Дарвин. Так и матушка Гунга есть матушка Гунга, и, когда я возвращаюсь на ее берега, я это помню и поклоняюсь ей. В Лондоне я кланялся большому храму на берегу реки, потому что в нем живет Бог… Нет, я не возьму подушек в лодку.
Финдлейсон сел на лошадь и поехал к тому бунгало, которое он занимал вместе со своим помощником. Это помещение стало его родным домом за последние три года. Под его грубою тростниковою крышею жарился он знойным летом, мок во время дождей, дрожал от приступов лихорадки. Выбеленная стена за дверью была покрыта его небрежно набросанными рисунками и математическими выкладками, а следы, протоптанные на циновках веранды, указывали то место, по которому он одиноко расхаживал взад и вперед.
Для инженеров нет 8-часового рабочего дня, и они с Гичкоком даже ужинали не иначе, как готовые по первому призыву отправиться к исполнению своих обязанностей. Отдыхая с сигарами во рту, они прислушивались к жужжанию голосов в поселке, возраставшему по мере того, как партии рабочих уходили с берега и огоньки зажигались в домах.
— Перу поехал в вашей лодке вверх по реке. Он взял с собою своих двух племянников, сидит на руле и командует, точно капитан парохода, — сказал Гичкок.
— Это хорошо. Он последнее время что-то не спокоен. По-видимому, десять лет службы на британских и индийских судах должны бы выбить из него большую часть его религиозных представлений.
— Да так оно и есть, — смеясь, сказал Гичкок. — На днях я слышал, как он высказывал своему толстому гуру весьма атеистические взгляды. Перу отрицал действительность молитвы, он приглашал гуру прокатиться с собой по морю в бурю и посмотреть, сможет ли он остановить муссон.
— А между тем, попробуйте прогнать его гуру, и он тотчас же уйдет от нас. Он сейчас рассказывал мне, что, когда был в Лондоне, то молился собору св. Павла.
— А мне он рассказывал, что, когда был мальчиком и первый раз вошел в машинное отделение парохода, то стал молиться цилиндру низкого давления.
— Не дурной предмет для поклонения во всяком случае. Теперь он молится своим родным богам и все беспокоится, что подумает матушка Гунга, когда увидит перекинутый через нее мост. Кто там? — Темная фигура появилась в дверях и передала Гичкоку телеграмму.
— Она, я думаю, уже привыкла смотреть на ваш мост. Всего один листок. Это верно ответ Ралли по поводу новых заклепок… Господи, Боже! — Гичкок быстро вскочил.
— Что такое? — спросил Финдлейсон и взял листок. — Да, так вот что думает матушка Гунга, — сказал он, прочитав телеграмму. — Успокойтесь, юноша. Подумаем, что нам делать. Линия Муир, полчаса тому назад. «Наводнение в Рамгунге. Примите меры». Ну-с… час, два… в девять с половиной наводнение дойдет до Мелипур Гхоута и еше через семь, значит через шестнадцать с половиной, до Латоди, часов через пятнадцать оно будет у нас.
— Проклятие этой Рамгунге. В нее, как в водосточную трубу, вечно льется вода с гор! Финдлейсон, этого можно было ждать не раньше, как через два месяца, а левый берег еще не укреплен камнями. На целых два месяца раньше времени!
— Да и отчего это случилось, скажите пожалуйста? Я всего только 25 лет знаком с индийскими реками и ничего не понимаю. Вот другая телеграмма. — Финдлейсон развернул телеграмму. — Кокрен, канал Ганга. «Здесь сильные дожди. Плохо». Мог бы и не прибавлять последнего слова! Ну, больше нам ничего не нужно знать. Мы должны заставить рабочих работать всю ночь и очистить реку. Возьмите на себя восточный берег, а на середине мы встретимся. Все, что волны могут унести, надобно поставить ниже моста. По течению к нам и без того принесет много мелких судов, беда, если барки с камнями навалятся на быки моста. Что надобно убрать у вас на восточном берегу?
