Наталия Ломовская - Лик избавителя
– Ивантеева, шевелись! Журавкина, не раскорячивайся! Живее, девчата, сделаем красиво!
«Красиво» – вот главный стержень эстетических взглядов Анны Матвеевны, а самым большим впечатлением в своей двадцатидевятилетней жизни она считала фильм «Шоу гелз». Вспышки и блестки, кристаллы льда и жидкий огонь, сказочной красоты дивы, предающиеся танцам и греху, – едва заполучив собственное «заведение», Анна Матвеевна принялась воплощать мечту в жизнь. Теперь ее девочкам мало было выйти на сцену и под музыку снять с себя лишнее, теперь шоу маст гоу! От присутствия Анны Матвеевны на «уроке» Стася уставала куда больше, чем от самого урока, ведь хозяйка была криклива, неумна и неуёмна. Зато потом они с Алиной шли в кафе по соседству и отводили душу над чашкой кофе. Жизнерадостный нрав новой подруги на Стасю действовал самым благотворным образом, – та во всем умела найти хорошую сторону и любила помечтать о своем, несложном.
– Клинику я уже нашла, – поделилась Алина. – И даже на консультации была. Доктор там – просто красавчик! Кстати, держи визитку, пригодится. Дорого там, но оно того стоит. На здоровье нельзя экономить, правда ведь? Мне осталось чуть-чуть подкопить. Собственно, я могу прямо сейчас идти и ложиться на операцию, так ведь после нее я какое-то время работать не смогу, вот и надо себя обеспечить.
Юрий теперь приезжал раз в два-три дня, привозил цветы, конфеты. Люся доставала для него антикварный сервиз, парадный, и столовое серебро. Накрывала на стол, потчевала и занимала беседой. Стася предпочитала отмалчиваться. В присутствии Юрия у нее начинало так сильно биться сердце, что голосок получался совсем детский, тоненький да еще с дрожью. Потом Люся отпрашивалась отдохнуть, уходила к себе, включала проигрыватель. Стася с Юрием оставались в столовой вдвоем, света не зажигали. По углам сгущалась тьма, последний солнечный луч зажигал блик в выпуклой крышке сахарницы. Из комнаты Люси лилась музыка – то исполненные голубиного воркования мексиканские песни, то восточные затейливые напевы – нестерпимо банальные, нестерпимо волнующие мотивы. Как-то они с Юрием танцевали, хоть в столовой было и тесновато, и в горке нервно звенела посуда. Как-то она, неловко приняв цветы, задела его рукой по лицу и страшно испугалась. А он взял ее руку и прижал к своей щеке, и в этом жесте Стасе почудилась такая сиротская, бесприютная нежность, что она чуть не заплакала…
– Мне кажется, он одинок, – призналась она Люсе. – Мне его жалко.
Она уже знала, каковы на вкус его губы, знала, что он укладывает волосы каким-то гелем или воском. Стася сама дивилась своей трезвой, спокойной на этот счет мысли: мол, надо будет отучить его от этой вульгарной привычки, – потом, когда они поженятся.
Однажды Юрий приехал, а у них переполох. Кефирчик заболел. У пса с утра сухой нос и тоска в глазах, но на это не обратили внимания, потому что вчера гадкий собачонок украл и сожрал то, что строго запрещалось, – целый ломоть острого сыра, по небрежности оставленный Стасей на столе. Кефира бранили, но к вечеру было уже не до чтения моралей – песик совсем сомлел, только вздыхал, лежа в корзинке.
– Его надо к ветеринару, – решил Юрий. – Поехали.
– Я, пожалуй, останусь. Боюсь врачей до паники, – сказала Люся.
Поехали вдвоем. То есть втроем, если считать запеленатого в старый Стасин свитер Кефирчика.
Ветеринар был строг, но справедлив.
– Перекормили. Клизму ему надо хорошую. Мне самому поставить или вы станете руки марать?
– Лучше вы, – выдохнула Стася.
Пока над Кефирчиком производили малоприятную процедуру, они с Юрием сидели в приемной. От пережитого волнения на Стасю напал смех, а Юрий, как нарочно, рассказывал ей на ухо бесконечные анекдоты.
– «Стреляйте, сударь! Это Фердинанд! Мсье всегда в него стреляет!» Стася, ты выйдешь за меня замуж?
Смех оборвался.
– А когда наши дети спросят у меня, как мы поженились, я скажу им: ваш папа сделал мне предложение, пока моей собаке делали клизму…
– Это значит – да?
Стася заплакала. Домой они вернулись женихом и невестой.
– Вот видишь, а ты хотела сделать пластическую операцию, – попрекнула внучку Люся, когда Юрий уехал. – Настоящий мужчина всматривается в душу женщины, ценит ее суть… Красота – что красота! Она пройдет, и не заметишь! Что тогда? Да и потом, ты все равно красивая, красивее всех!
Люся развернула неслыханную деятельность – они с Юрием решили устроить свадьбу века. Старинный особняк, струнный квартет, платье из настоящих кружев. Люся достала свои драгоценности, украсила ими внучку, как рождественскую елку, потребовала немедля выбрать подвенечный убор. Сапфиры? Или жемчуг? Стася смеялась, роняла с рук тяжелые браслеты. Она была счастлива и так. Ей хотелось замуж, хотелось детей.
– Счастливая ты, – завидовала ей Алина. – Ну, и у меня все в шоколаде. Завтра ложусь в клинику, выйду красоткой, тоже кого-нибудь подцеплю. Тра-ла-ла!
С работы Стася решила уйти. Ей не хотелось обманывать Юрия и надоело врать Люсе. Бабушка и жених не одобрили бы ее занятий со стриптизершами. Кроме того, Юра вообще не хотел, чтобы она работала. У него свой небольшой бизнес, о котором он говорил мало, а Стася и не расспрашивала. Попыталась было, но Люся сказала ей, что это не женского ума дело. После свадьбы решили поселиться у Стаси – Юрий обитал в съемной квартире, жил по-холостяцки. Стася приезжала к нему один раз, когда понадобилось заехать за какими-то документами. Юра едва позволил ей подняться, смущался чего-то.
Однокомнатная квартира была обставлена в шестидесятых годах – ветхая тахта, низкие кресла, треугольные столики с паучьими ножками, – и напрочь лишена индивидуальности. Ни книг, ни фильмов, никаких примет личности, только стопка газет в прихожей. Бесплатные газеты, наполненные рекламой и объявлениями. Стасе нестерпимо жалко Юрия. Недаром, решила она, он так тянется к их домашнему уюту, к семейному очагу. К слову, он мало говорил о своих родных и говорил путано. Один раз сказал, что отец его умер, в другой раз – что оставил мать давно, и Стася догадалась о какой-то драме в семье Юрия.
Уже назначили день, когда подавать заявление в ЗАГС, и Стася пошла увольняться с работы. Анна Матвеевна не хотела ее отпускать, фыркала носом:
– Замуж? Работать не будешь? Какие глупости! Все современные женщины работают. Я вот, как вышла за своего толстика, могла вообще с дивана не вставать! Но самостоятельная женщина – это шикарно. В общем, возвращайся. Погуляй, конечно. Медовый месяц, то да се… А потом приходи. За это время мои девочки всю танцевальную науку забудут, да и программу менять придется.
Но все же отпустила под честное слово и зарплату выдала в конвертике. Много. Стася решила пригласить Алину в кафе, устроить что-то вроде девичника, проститься… Но Алины в заведении не оказалось.
– Пошла на пластику, – пояснила Стасе высоченная, мосластая деваха по прозвищу Ленка Дом.
Что ж, одной исполненной мечтой больше.
Вернувшись домой, Стася застала Люсю в смятении чувств.
– Деточка, меня приглашают во Францию на фестиваль! Что делать?
Люсю часто звали в поездки, которые она шутя называла «культпоходами» и никогда не отказывалась, несмотря на слабое здоровье.
– По старой памяти, – объяснила она Стасе. – Раньше культпоходы уважительно именовали выездами за рубеж, и они считались великим счастьем, неслыханной удачей. Это сейчас любой первокурсник может зайти в туристическое бюро, приобрести за наличный расчет путевку и через несколько дней уже поджаривать спину где-нибудь в районе экватора. А в былые времена за эти поездки рвали глотки, интриговали, предавали друзей, мужей и жен… Не могу отказаться! Жаба задушит!
Конечно, Стася повсюду ездила с ней. Ввиду опять же Люсиного слабого здоровья. Организаторы поездок крутили носами, но возражать не решались. Стася подозревала, что Люся соглашалась на утомительные поездки вовсе не из-за жабы-душительницы, а из-за внучки. Чтобы показать ей мир, чтобы рассказать как можно больше, дать все, что можно…
– Давно хотела побывать в Париже, – заверила ее Стася. – Когда мы едем?
– Детка, но твоя свадьба…
– Мы же не на год уезжаем. Вернусь – подадим заявление. А Юра присмотрит за квартирой. И Кефирчика не придется сдавать на передержку. Он, бедный, каждый раз так страдает!
– Спасибо тебе, – серьезно ответила Люся. – Ты не представляешь, как для меня это важно.
Юра, конечно же, согласился провести десять дней в компании Кефирчика, тщательно законспектировал инструкции по его кормлению, получил ключи и код охраны. Со Стасей он был особенно печально-нежен, и она что-то вдруг загрустила. В день перед отъездом долго сумерничали в столовой, вдвоем – Люся легла пораньше спать. Даже музыку не включила.
– Я знаю, этого не надо говорить. Но ты еще ни разу не сказал, что любишь меня…
