Дебора Харкнесс - Манускрипт всевластия
— Чувствуешь что-нибудь, когда я смотрю на тебя?
— Нет, а ты? — Его невинный взгляд тут же пустил мурашки по моей коже.
Я кивнула.
— Опиши свои ощущения. — Он подался вперед, и я почуяла западню.
— Холод, — начала я, не зная, стоит ли говорить все как есть. — Как будто лед нарастает под кожей.
— Весьма неприятно, мне кажется. — Мэтью наморщил лоб.
— Нет, просто немного странно. Хуже всего демоны — их взгляды я ощущаю как поцелуи, — скривилась я.
Мэтью со смехом поставил чашку на стол, уперся локтями в колени.
— Значит, ведьминскими способностями ты все-таки пользуешься.
Западня сработала. Я потупилась, красная до ушей.
— В жизни бы не открывать «Ашмол-782» и не снимать с полки тот чертов журнал! Это было мое пятое колдовство за весь год. Стиральная машина вообще не считается — без моих чар она затопила бы квартиру внизу.
Мэтью поднял руки — сдаюсь, мол.
— Мне все равно, Диана, пользуешься ты магией или нет. Просто я поражен тем, на что ты способна.
— Не пользуюсь я ни магией, ни колдовством — называй как хочешь. Я не такая. — Щеки у меня не переставали пылать.
— Нет, такая. Это сидит у тебя в крови и в костях. Такое же генетическое наследие, как голубые глаза и светлые волосы.
У меня никогда не получалось объяснить, почему я чураюсь магии. Сара и Эм не понимали, где же Мэтью понять? Мой чай остыл, тело сжалось в комок под его изучающим взглядом.
— Не хочу я этого, — в конце концов процедила я. — Никогда не хотела.
— Но почему? Доброта Амиры, которая согрела тебя сегодня — часть ее магии. Ведьминский дар ничем не хуже музыкального или поэтического.
— Мне он не нужен, — взъярилась я. — Хочу жить обыкновенной жизнью, как нормальные люди. — Вот именно. Не опасаясь, что тебя разоблачат и убьют. Я стиснула зубы, чтобы не выпалить это вслух. — Вот тебе разве не хочется быть нормальным?
— Скажу тебе как ученый, Диана: никакой «нормальности» в природе не существует. — Мягкий тон как рукой сняло. — Нормальность — это сказочка, которой люди успокаивают себя, сталкиваясь с чем-нибудь «ненормальным».
Пусть себе говорит, я останусь при своем убеждении. Опасно быть существом иного порядка в управляемом людьми мире.
— Диана, посмотри на меня.
Вопреки всем инстинктам я посмотрела.
— Ты отталкиваешь магию от себя. Точно так же, по-твоему, поступали ученые, о которых ты пишешь. Проблема в том, что у них ничего не вышло. Даже те из них, что были людьми, не сумели полностью изгнать магию из своего мира — это твои собственные слова. Она возвращалась снова и снова.
— Это совсем другое, — шепотом ответила я. — Сейчас я говорила о своей жизни. Ею я могу управлять.
— Не другое, а то же самое, — сказал он с полной уверенностью. — Ты будешь пытаться, но у тебя ничего не выйдет, как не вышло у Роберта Гука и Исаака Ньютона. Они оба знали, что без магии мир не может существовать. Блестящий Гук, умевший мыслить в трех измерениях, изобретавший приборы и ставивший опыты, так и не раскрыл полностью свой потенциал именно из-за страха перед тайнами мироздания. А вот Ньютон… столь бесстрашного ума я никогда не встречал. Он не боялся того, что нельзя увидеть глазами и с легкостью объяснить. Он принимал все как есть. Ты как историк знаешь, что к теории притяжения он пришел через алхимию и веру в невидимые причины роста и перемен.
— Ну, значит, я Гук. У меня нет желания стать легендой наподобие Ньютона. — Или собственной матери.
— Страх сделал Гука желчным завистником. Он вечно оглядывался через плечо и критиковал чужие эксперименты. Так жить не годится.
— Я не буду строить свою работу на магии, — упрямилась я.
— Никакой ты не Гук, — заявил Мэтью. — Он был человеком, которому вражда с магией испортила жизнь, а ты ведьма. Тебя эта вражда уничтожит.
От этих заманчивых речей в меня закрадывался страх. Послушать Мэтью Клермонта, нечеловеком можно быть без всяких тревог и последствий. Но он вампир, ему нельзя доверять. И насчет магии он не прав. Не может быть прав. В противном случае получается, что я сражалась с воображаемым врагом всю свою жизнь.
«Страшно тебе? Сама виновата. Приоткрыла магии дверь, вопреки собственным правилам, а следом пролез вампир со всей прочей компанией». Помня, как погибли мои родители, я начала задыхаться и вся покрылась гусиной кожей.
— Я умею выживать только без магии, Мэтью. — Но призраки отца и матери не слушали моих оправданий.
— Это твое выживание — ложь, к тому же неубедительная. Ты думаешь, что хорошо притворяешься, но обманываешь только себя. — Он точно диагноз ставил. — Я видел, как люди на тебя смотрят. Они знают, что ты другая.
— Чепуха.
— Шон теряет дар речи, стоит тебе поглядеть.
— Он был неравнодушен ко мне в бытность мою аспиранткой.
— И до сих пор неравнодушен, но дело не в этом. Мистер Джонсон, надеюсь, не твой поклонник? Однако он вкупе с Шоном трепещет при малейшей перемене твоего настроения и боится, когда не может посадить тебя на привычное место. И добро бы речь только о людях: дона Берно ты перепугала чуть ли не до смерти.
— Того монаха? — не поверила я. — Он тебя испугался, а не меня!
— Мы с доном Берно знаем друг друга с 1718 года, — сухо сообщил Мэтью. — С какой стати он будет меня бояться? Мы познакомились на вечере у герцога Чандоса, где он пел Дамона в «Ацисе и Галатее» Генделя. Могу заверить, что испугала его именно ты.
— Мы живем не в волшебной сказке, Мэтью, а в человеческом мире. Людей намного больше, и они действительно нас боятся. Человеческий страх сильнее и магии, и вампиров.
— Страх и отречение — человеческий путь. Ведьме он заказан, Диана.
— Этого я как раз не боюсь.
— Еще как боишься. Пошли, я отвезу тебя в Оксфорд.
— Послушай. — Желание получить нужную информацию пересилило все остальное. — Мы оба интересуемся «Ашмолом-782». Между вампиром и ведьмой не может быть дружбы, но работать-то вместе мы можем?
— Не уверен.
Всю дорогу до Оксфорда мы молчали. Люди ошибаются, думая, что вампиров делает страшными жажда крови — в Мэтью меня больше всего пугало это его отчуждение и внезапные вспышки гнева.
У ворот Нью-колледжа он достал мой коврик из багажника, сказав без всякого выражения:
— Хороших тебе выходных.
— Спокойной ночи, Мэтью. Спасибо, что на йогу сводил, — сказала я столь же бесстрастно. И не оглянулась ни разу, хотя чувствовала, что он смотрит мне вслед.
ГЛАВА 9
Мэтью пересек Эвон[22] по горбатому арочному мосту. Крутые утесы и темное небо Ланарка успокаивали его — суровая красота этой части Шотландии соответствовала его настроению. Липовая аллея, остаток былой роскоши, некогда вела ко дворцу. Мэтью, сбросив скорость, подъехал по ней к черному ходу в бывший охотничий домик. Необработанный камень задней стены контрастировал с кремовой штукатуркой фасада. Путник вылез из «ягуара», достал из багажника чемоданы.
Белая дверь гостеприимно распахнулась.
— Паршиво выглядишь. — Поджарый крючконосый демон, темноволосый и кареглазый, смерил взглядом закадычного друга.
Хэмиш Осборн познакомился с Мэтью Клермонтом в Оксфорде лет двадцать назад. Их, как многих иных, учили бояться представителей чуждого вида. Поначалу они не знали, как держаться друг с другом, но сходное чувство юмора и нестандартное мышление со временем сделали их неразлучными.
Гнев, отразившийся было на лице Мэтью, тут же угас.
— Я тоже рад тебя видеть. — От дома пахло старой штукатуркой и деревом, от Хэмиша — лавандой и мятой. Вампир жадно вдохнул, силясь избавиться от запаха ведьмы.
Дворецкий Хэмиша Джордан (человек) принес с собой запахи лимонной политуры и накрахмаленного белья. Они не до конца побороли Дианины жимолость и белокудренник, но все-таки помогли.
— Рад видеть вас, сэр. — Джордан унес наверх багаж Мэтью. Дворецкий принадлежал к старой школе: ему хорошо платили за хранение хозяйских секретов, но он и без этого никому бы не выдал, что Осборн — демон, у которого временами гостят вампиры. Или что его, скажем, иногда просят подать на завтрак арахисовое масло и сандвичи с бананом.
— Спасибо, Джордан. — Мэтью, избегая смотреть на Хэмиша, обвел взглядом холл. — Ты, я вижу, приобрел нового Гамильтона, — сказал он, разглядев на стене незнакомый пейзаж.
— Ты не часто замечаешь мои покупки. — Акцент у него, как и у Мэтью, был оксбриджский с оттенком чего-то другого — в данном случае улиц Глазго.
— Кстати о новых приобретениях: как там Душка Уильям? — Уильям (человек) был новым любовником Хэмиша, таким красивым и милым, что Мэтью дал ему имя цветка.[23] Прозвище прижилось: Уильям скупал и дарил друзьям все горшки с гвоздикой, которые только были в цветочных лавках.
— Ворчит, — хмыкнул Хэмиш. — Я обещал ему тихие домашние выходные.
