Александр Бруссуев - Радуга 2
Где-то за плавным поворотом, как бы его назвали гонщики — «ноликом», что-то засветилось. Светлячки и прочие грибы-гнилушки у метро не живут — электричество их отпугивает. Значит — слабая лампа аварийного освещения, свечей в пять — не больше. Куда ведет это техническое ответвление путей — знать не следует. Может — в тупик, а может — соединяет с другой веткой.
Иван, и без того «бесшумный, как коростель» поудобнее перехватился за арбалет. Вокруг было все также пустынно. За одной еле теплившейся лампочкой виднелась другая, где-то дальше — третья. И так до основного тоннеля. Там на электричестве тоже экономят, но не так уж радикально.
Вдруг, сбоку обрисовалась вполне приличная с виду дверь. Железная, конечно, но не запущенная до ржи. И замка на ней не висело. Против кого? Чужие здесь не ходят.
Петли, конечно же, скрипнули. Не настолько уж работники метрополитена опустились, чтобы смазывать удаленные от основных маршрутов двери. А внутри горел достаточно сильный свет.
Иван, отчаянно заморгав, не торопился войти — глаза привыкли к темноте, поэтому приходилось выдерживать паузу, чтоб не ввалиться внутрь слепым кутенком.
— Кто там? — донесся из помещения испуганный мужской- голос.
Хотелось, конечно, ответить: «Это ты — там, а мы — здесь», но не до шуток. Как с таможенниками, погранцами и прочими ментами — забыть, что такое чувство юмора.
— Путевой обходчик метрополитена, — ответил Иван. — Васька, ты, что ли, сидишь?
Ему не ответили, но и шагов, даже самых осторожных различить было нельзя. Или тот, кто прячется в комнате, весит, как пушинка, или — не предпринял никакой попытки приблизиться к открытой двери.
Иван на всякий случай резко промелькнул на фоне темноты, преодолев одним прыжком освещенный участок. Если бы его ждали с оружием, непременно бы выстрелили. Не спецназовец же там засел.
Глаза, наконец, обрели способность нормально видеть, и он вошел внутрь, готовый при первом же подозрении на агрессию вскинуть свой арбалет. У видавшего виды стола сидел крупный мужик с крайне беспомощным видом. Он вроде бы даже не очень отдавал отчет происходящему. Напротив него стояли мутные стаканы, кое-где с остатками засохшей заварки и даже маленький литровый электрический чайник марки «Витёк».
— Ого, — порадовался Иван. — Чайком не угостите? — Двести рублей, — ответил тот, даже не глядя на- него.
— Крутой ценник, — удивился диггер. — Ладно, я уж- как-нибудь обойдусь простой водичкой.
— Не, ну ты посмотри! — сказал, вдруг, ни к кому не- обращаясь, мужик. — Как кинули! Все забрали — ничего не оставили. И не выйти отсюда!
— Почему не выйти? — Так там на выходе этих мешков полно. Лежат, караулят. — Бесцветные. Эти самые опасные. Те, что коричневые, просто валяются. Не прыгают.
Иван оглядел помещение, но ничего полезного не обнаружил. Бытовка, заросшая производственной грязью. Кривые табуретки и стол — вот и все богатство. Рабочая необходимость рабочей бригады.
— Сам-то кто? — спросил он, обращаясь к незнакомому- мужику. Почему-то явное чувство антипатии преобладало над сочувствием и состраданием. Было очевидно, человек попал в беду, плохо ему и неспокойно. Но утешать и, тем более, предлагать помощь не хотелось.
— А тебе что за дело? — тот опять уставился перед собой. — Только остановился, вещи вытащил из багажника. Знал бы, что такая гадина попадется — уехал бы сразу же. Заплатила, тварь, не торгуясь. Чем там брызнула? Или укол какой? Все пропало. Стоял у машины — и вот уже в подземелье. И мешки шевелятся. Не, ну ты посмотри, как кинули?
— Так ты таксист что ли? — понял, наконец-то, Иван. — Таксист, — согласился мужик. — Был. Где теперь моя- машина? Кинула, тварь. Из Москвы шмыгнет — и ищи потом. И ведь ни один мент заявление не примет. Придется платить. Да, здесь тридцаткой не отделаться.
Ваня никогда не любил таксистов. Подлая и наглая когорта бездельников, спекулирующая наличием автомобильных прав. Их цель всегда была и всегда будет — нажива. Заработки любой ценой. Моральных норм никаких. Надо перевезти деньги от престарелой бабушки, все ее накопление за жизнь, все ее «гробовые» деньги — с превеликой радостью. На чувствах старого человека решили нагреться нелюди, позвонили, что сын (дочь, внук, внучка) попал в милицию и та, неподкупная и честная, теперь требует сто пятьдесят тысяч, чтобы «отмазать» от тюрьмы. Принимает таксист деньги от шатающейся, дрожащей и плачущей бабульки и преспокойно уходит. За десять тысяч комиссионных отправляет оставшуюся сумму куда-нибудь в Анапу банковским переводом и ни о чем не беспокоится. Какая, нахрен, совесть? Деньги! Взорвали чурки людей в поезде или аэропорту — таксисты тут как тут. За «сто счетчиков» вывезут к ближайшей станции метро или в окрестности. Горе у вас? А нам по барабану. Заплатишь — помогу. Нет денег — подыхай. У аэропортов и вокзалов, у гостиниц и ночных клубов рубят «капусту» пузатые дядьки с ноликами вместо глаз. Какое государство — такое и такси. Но разве не бывает исключений? Разве нет честных, работающих за счетчик, не общающихся с бандитами, не наживающихся на горе? Есть, но Иван таких не встречал. Это исключения, которые только подтверждают правило. Таксист, как и мент — это образ жизни.
— Так что же ты сидишь тут, в стенку смотришь? Иди к- метро, там нет твоих «мешков», — предложил Ваня. — Москва, знаешь ли, слезам не верит.
— А ты мне заплатишь? — ответил тот, резко подымаясь. — Глаза его, тем не менее, оставались какими-то бешеными.
— Заплачу, заплачу, — ответил Иван, на всякий случай- отодвигаясь подальше и подымая свой арбалет.
— Не, ну ты посмотри, как кинули! — сказал мужик и вышел- из бытовки. Он двинулся в правильном направлении, по своим следам, наверно.
Иван на некотором расстоянии двинулся следом. Вдруг, таксист, закричал, как резаный: «Мешки! Мешки! Опять кинули!» и заметался из стороны в сторону, как заяц в лучах фар. Что-то сейчас же сбило его с ног, Ваня с арбалетом бросился на помощь.
Это что-то действительно напоминало обесцвеченный мешок, деловито и стремительно обволакивающий замершего на земле с выпученными глазами таксиста, как чулок ногу. Пока Иван в некоторой доле смущения пытался придумать, как бы, не повредив мужика, снять с него эту напасть, на него тоже кто-то прыгнул. Он стрельнул, болт легко пронзил летевший мешок и воткнулся в стену. Странная тварь сморщилась, как резиновый матрас, проткнутый гвоздем, и опала вниз. Ваня сразу же вытащил верный альпеншток и, примерившись, несколько раз ударил поглотивший мужика мешок, стараясь попасть в районе ступней человека. Из образовавшихся дырок вытекла некая желто-коричневая жижа, а сама тварь, похоже на то, не перенесла вентиляции в своем теле и испустила дух. Иван хотел, было, уже вызволять таксиста, как бросил взгляд на молоток: в местах соприкосновения с жижей дерево рукояти почернело, словно обуглилось.
— Хороший желудочный сок! — сказал он, отходя от тела в- «мешке». — Как кровь у «Чужого».
Ваня несколько раз воткнул альпеншток в стену, пытаясь вытереть капли едкой, как кислота субстанции, выдернул обнаруженный болт и пошел обратно. Вот, оказывается, какие «мешки» имел ввиду спятивший таксист. Бесцветные, пустые, охотятся; коричневые, полные, уже наохотились.
Сзади ощутилось движение: это гигантскими прыжками мчались на дичь другие мешки, поздно прочухавшие. Бросив взгляд за спину, Иван отметил, что на сдутых тварей бросились их соплеменники. Одна вывернулась на мешке с таксистом, другая — на пустом неудачнике. Дальше наблюдать было некогда, он закрыл за собой дверь бытовки, решив переждать. Несколько влажных шлепков по двери, открывающейся наружу, никак не могли повлиять на доступ внутрь. Судя по всему, интеллект у прыгающих желудков был никакой, так что можно было вскипятить себе чаю.
Иван просидел в бытовке совсем недолго. Мешки, потыкавшись по стенам, ускакали обратно на промысел, то есть к ближайшей ветке метро. Невско-Василеостровской, пожалуй. Он попил благополучно заваренный чай с шоколадкой и двинулся дальше.
Где-то наверху тоннеля обнаружился лаз с железными скобами. До них дотянуться было непросто, но и не невозможно. Здесь начиналась другая вотчина, катакомбная: ход сделался узким и ветвистым. Ничего более не придумав, Ваня пошел вслед за слабым сквозняком, что в конечном итоге должен был привести к выходу на свежий воздух.
Пришел он к новым пластиковым трубам, по которым, возможно, передвигалась вода, или прятались провода.
Сверху стукнула дверь, и чей-то не самый радостный голос проговорил про исправительную колонию номер 3 в Скопинском районе Рязанской области, где, как известно, сидят несчастные менты. Иван поднял свой арбалет и по вполне цивильным ступеням поднялся на уровень выше. Вовремя поднялся, потому как злобный дядька в мундире поднял руку на окровавленного человека на полу. В этой руке был зажат отнюдь не веер.
