Ева Соулу - Вестник
Пришелец не стал подходить близко, Дэн тоже. Слова в Дельге не имели силы, единственным способом общения были мыслеобразы, похожие на телепатию. Всё, что видели глаза, могло оказаться обманом. Можно было говорить со зверем в образе человека, с человеком, похожим на туман, или с чем-то совсем иным с лицом самого себя, и никогда не узнать правды. Только если удастся вновь встретиться в плотном мире, подмена станет явной — выдаст «спектр». Дельг не прятал истинных цветов. Дэн вгляделся в своего Вестника: вокруг балахона медленно вилось темно-синее пламя, широко охваченное по краям серым. Плохой знак — это существо умирало.
Пришелец шевельнулся, и туман взвился, раскинув над ним белые крылья. Тьма под капюшоном блеснула чем-то холодным:
Пыльный каменный пол. Неподвижный человек лежит лицом вверх, прижимая руки к груди; это Райн, но у него белые волосы.
Дэн спешит привыкнуть к ранящей близости чужого сознания. В надежде, что пришелец всё-таки из своих, спрашивает напрямую:
Белая стена, четкие черные буквы на английском, французском, немецком, китайском… — «Кто это сделал?»
Вестник молчит. Дэн поспешно гасит разочарование, делает новую попытку:
На тело лежащего в подвале Райна падает чья-то тень. Оборот…
Вестник сжался, обхватив себя руками, словно внутри него что-то болело.
Снова не отвечает. Дэн настойчиво показывает картинку снова и снова, но Вестник не откликается. Времени не так много. Дэн меняет вопрос:
Две белокурых девушки с неестественно красивыми лицами и бледный насупленный мужчина. Они смотрят друг на друга, будто указывая на виновного.
Вестник жестко отталкивает видение. Колеблется, затем:
Райн. Вокруг темно — лишь немного освещено лицо и стена позади, поперек нее огромная картина. На смазанном полотне белым выведено по-английски «Помоги. Имя».
Дэн переборол раздражение:
Черные буквы — «Говори со мной».
Вестник низко опускает голову:
«Райн будет вне опасности, если ты поможешь». Перед Дэном полыхнуло незнакомое женское лицо. «Защити ее, и он не будет страдать».
Дэн пытается вернуть Вестника к разговору о нападавшем, но тот упрямо игнорирует его старания. В конце концов, Дэн сдается:
«От чего я должен защищать ее?»
Казалось, Вестник тихо вздохнул; по его «спектру» пронесся стремительный белый смерч:
«Ее убьют. Кто-то придет. Ты должен знать, кто. Скажи мне».
Дэн замер в замешательстве:
«Я не прорицатель».
Лица Вестника не видно, но чувствуется его взгляд; он смотрит в упор:
«У тебя Ключ».
Дэн сжимает камень:
«Я лишь Страж. Ключ помогает, но я…»
Вестник сметает черные буквы, не дав Дэну закончить фразу:
«Неправда. Этот Ключ твой. Ты можешь увидеть. Скажи мне имя ее убийцы». Снова лицо незнакомой женщины — оно застыло мраморной маской.
Дэн вглядывается до изнеможения, пытаясь запомнить каждую черту. Внезапно что-то вспыхивает перед глазами — это имя, но не убийцы, а жертвы: Эмили. На секунду Дэн теряет контроль над собой. Он понимает, что значит эта вспышка. Осознание захлестывает его.
От Вестника доносится едва ощутимая волна горечи:
«Мы оба ошиблись. Ты думал, что с ответом приду я. Значит, слишком рано».
Туман начинает опадать на его плечи. Дэн делает шаг вперед:
«Не уходи».
Вестник молчит какое-то время:
«Я приду снова, если не будет выбора. Не зови меня, пока не узнаешь имя».
Очертания деревьев начинают мерцать, словно кто-то включил рождественскую гирлянду. Туман почти слился с Вестником. Дельг содрогнулся, Дэн почувствовал, как змеей рванулась из-под ног тропа. Видение рухнуло, погребая его под осколками…
Он очнулся посреди гостиной, с жадно открытыми глазами. Тихо дымился выжженный ковер. Раскаленный камень валялся на полу, безжизненно раскинув, будто руки, обрывки платиновой цепи.
Наступала ночь.
Дэн медленно нагнулся и провел ладонью над остывающим Ключом. Жар спадал. Багровое пламя сворачивалось в спираль, последняя стайка искорок доплясывала извилистый танец. Всё.
Наконец он выдохнул.
Память влилась в сознание, немного повозилась, расталкивая сбившиеся в кучу мысли. На последней Дэн споткнулся, словно его ударили под колени.
Шорох. Шаги в коридоре.
Кто-то остановился перед дверью его квартиры. Послышался легкий стук.
Дэн взвился на ноги, прижимая к рубашке камень, бросился в кабинет. Спрятал Ключ, сгреб ковер и выкинул в чулан. Последним ударом распахнул окно, надеясь, что сквозняк успеет выветрить дух прелой листвы и паленого ворса. В дверь снова постучали. Теперь Дэн был совсем без сил.
Когда он подкрался к входу и прислушался, сердце лишь слегка частило. Он почувствовал, что бояться нечего, и открыл дверь. На пороге стояла молодая женщина. Она посмотрела ему в глаза так, словно Дэн был окном, в которое она собиралась прыгнуть.
Глава четвертая
Клиника св. Иоанна
23:07
Под фонарями маршировала пурга, возводившая фосфоресцирующие замки и срывавшаяся с крыш длинноволосыми женщинами. Ночь проглатывала их, но вскоре всё возвращалось. Тени танцевали на стенах, перепрыгивая через кресла и кровати, сходились вокруг человека, спящего на больничной койке. Он лежал скованно, бледный, как лед, — будто в его теле вовсе не осталось тепла. Ни единого движения за несколько часов, только под веками бешено мечутся зрачки.
Ему снится один и тот же сон. Сну тесно внутри, он напирает — из-за этого раны открываются и болят сильнее, дыхание стихает. Но у Алекса сильное сердце — оно не позволяет сорваться по кривой монитора до самой черты. Однако и сон не сдается: накатывает волна за волной, каждый раз что-то унося, что-то оставляя взамен…
Дверь в палату приоткрылась, осторожно вошла медсестра. Опасливо покосилась на спящего человека. Она запомнила взгляд Райна на всю жизнь — в нем было нечто, приводившее людей в отчаянье. Если он проснется и снова уставится на нее, как вчера, наутро она ни за что сюда не вернется. У него был взгляд привидения, разглядывающего кошку.
Девушка поежилась, не решаясь сделать следующий шаг. Вслед за ней вошел лечащий врач, и она на радостях едва не вцепилась в его рукав.
Доктор остановился возле кровати Райна. Он не был таким впечатлительным, однако странности пациента складывались во всё более неприятную картину, которую он пока не мог прочесть и уже не был уверен, что хотел бы. Вторые сутки всех знобило от недосыпа. Люди — врачи, медсестры — чаще жаловались на бессонницу, словно их заражало исходящее от Райна напряжение. Не беда, что большую часть времени тот пребывал без сознания, это не мешало распространению слухов. «У нас нечасто случаются серьезные преступления, это объясняет всеобщий мандраж», думал замученный Джереми Кранц. «Но, черт возьми, господин Райн, вы окажете нам большую услугу, если хотя бы этой ночью не поднимете всех на уши».
Каждый раз под утро пациент дезертировал из сна в кому, теряя пульс и давление; его в спешке подключали к аппаратам и ждали, когда минует загадочный приступ. К обеду ситуация в корне менялась: Райн приходил в себя, но оживлялся лишь ради обсуждения собственной выписки. Его речь всегда была связной, он мгновенно заучил имена персонала, но общением не злоупотреблял. Вытянуть из него хотя бы слово было одинаково нелегко и полицейским, и докторам.
Кранц постоял, разглядывая показатели на мониторе. Поманил медсестру. Девушка подала ему карту, надеясь, что доктор скажет что-нибудь утешительное (например, «мы переводим его в другое отделение»); но врач лишь устало перечитал записи и осел на стоявший рядом с кроватью табурет.
— Не спускайте с него глаз, — наконец шепотом распорядился он. — Если что — зовите. У дверей поставили полицейского, но вы тоже не зевайте. Да не зевайте же вы… — шикнул он. — С любыми изменениями немедленно ко мне.
— Хорошо, доктор Кранц.
— Я буду в ординаторской.
Врач еще несколько минут просидел неподвижно, шаря подслеповатым от усталости взглядом по цифрам на графике. Цифры молчали.
То, что творилось с Райном, ставило его в тупик. Коллеги предположили наличие психического недуга, но пока это не спешили обсуждать всерьез. После стремительной ремиссии состояние пациента то и дело ухудшалось, он апатично отказывался от всего, кроме сна. Как будто решил заживо похоронить себя в собственном теле. Не было объяснения и его седине: даже самый жестокий шок не заставит побелеть за неделю — на это нужны месяцы. Единственное, что приходило на ум: дело было не в недавних травмах, и даже не в том, что кто-то покушался на жизнь Райна; всё началось гораздо раньше, задолго до инцидента в Астоуне. Но, увы, установить, каково было душевное состояние пациента до приезда в Англию, Кранц не смог: в сведениях, которые он получил из клиники в Брисбене, не было нужной информации. Джулия Грант развела руками, с отцом Райна связаться так и не удалось.
