Софья Ролдугина - Кофейная горечь
— Можно Тони, — с детской непосредственностью ответил он. — Мне четырнадцать. Только мне все время кажется, что одиннадцать. Это потому что когда мы разбились и мама умерла, я стукнулся головой. Только я этого не помню, — солнечно улыбнулся Тони и, прокрутив колеса, подъехал ближе — и замер: — Ой, от вас так вкусно пахнет! — он поймал мою руку и поднес к лицу, прикрывая глаза. Кожу опалило горячее дыхание. — Что это?
Я немного растерялась.
— Духи.
— Вкусно… — повторил Энтони, выпустил мою руку и отклонился. Солнечный свет пятнами лег на его лицо, вызолачивая ресницы. — Пахнет, как в церкви и как в кондитерской лавке. Такое… и ладанное, и десертно-сладкое, и свежее, как воздух утром. А вы, мистер, пахнете кровью, — произнес он просто и в упор посмотрел на Эллиса. — Кто вы?
— Убийца убийц, — зловеще произнес детектив, скорчив жуткую рожу, и тут же рассмеялся, обернувшись к Шилдсу: — А у вашего сына хорошая интуиция. Впрочем, возможно, моя одежда просто пропиталась запахом из морга… Ох, уж это убийство, одно беспокойство от него! Кстати, я надеялся на ваше содействие в этом деле. Такой труп удивительный! Думаю, уж не жертва ли это какого-нибудь культа?
Сэр Шилдс нервно оглянулся на сына и быстро отер выступившую каплю пота на виске.
— Я к вашим услугам, мистер Норманн. Но, прошу, давайте позднее? Чай вот-вот подадут и…
— И не стоит говорить о таких вещах при детях, — понятливо закивал Эллис и добавил задумчиво, стрельнув глазами в меня: — И не при женщинах. Кстати, юноша, — вдруг оживился он. — А чем пахнет вот от этой леди? — и он поманил Эвани.
Видимо, никак не полагающийся мисс Тайлер титул «леди» уравновесил обычное пренебрежение Эллиса, и она не стала противиться, сразу выполнив его просьбу. Энтони неуверенно наклонился — плед начал сползать с его ног — и бережно, как к тончайшему фарфору, прикоснулся к ладони мисс Тайлер.
Склонился.
Вдохнул запах.
И улыбнулся.
— А вы пахнете точь-в-точь, как моя мама, — он погладил кончиками пальцев запястье Эвани. Она вздрогнула, но сумела улыбнуться в ответ. — Розы. И фиалка. Жаль, что я помню только этот запах, а саму ее…
К счастью, именно в это момент двери столовой распахнулись, и на пороге появились странные слуги Шилдса. Они вкатили в комнату две грохочущие сервировочные тележки и принялись накрывать на стол. Запахло ванилью, корицей, миндалем и свежей выпечкой, загремели блюдца и чашечки, зазвякали серебряные приборы… Один из молчаливых слуг подвинул кресло с Энтони к столу. Я улучила момент и тихо спросила у Шилдса:
— И все-таки, что случилось с вашим сыном?
Ученый тяжело вздохнул. На секунду мне померещились — из-за освещения, верно — болезненные тени у него под глазами.
— Это долго объяснять, леди Виржиния. Я виноват, наверное. Не смог поехать с ним и с Ирэн, они отправились за город в одиночестве… Погода была скверная. Экипаж сорвался с обрыва и несколько раз перевернулся, к счастью, не докатившись до Эйвона. Кучер погиб сразу же, Ирэн тоже. А Энтони пролежал несколько часов, прижатый сломанной скамьей. В ту ужасную ночь он потерял память о двух последних годах своей жизни. И свои ноги. Сначала врачи говорили, что у Энтони что-то со спиной, но теперь только отмалчиваются. А кое-кто советует положиться на небеса… Всем нам было бы легче, если бы мы смирились, леди Виржиния, — произнес он вдруг с неизбывной тоской, и у меня на языке стало горько. — Я здесь пытаюсь дать Энтони лучшее образование, какое только можно представить. Ведь профессору не так уж нужны ноги, а значит, он сможет получить признание в обществе, даже если и останется… калекой. Может, проще было бы смириться и опустить руки.
— Ни за что! — с испугавшей меня саму страстностью прошептала я. — Даже не думайте об этом. Сдаваться нельзя никогда!
Шилдс одарил меня странным взглядом.
— Знали бы вы, что стоит за этим «не сдаваться», Виржиния. Сколько крови и слез… Простите. Это слишком личное, — он отвел глаза. — Мне до сих пор снится Ирэн. И Энтони. Такой, каким он был раньше.
— Оте-е-ец! — звонко крикнул мальчишка.
Солнце на ресницах, солнце в глазах, солнце в каждой его улыбке… Внезапно я ощутила острую жалость. Энтони не казался страдальцем, пусть и не мог ходить. Может, потому, что Дуглас Шилдс страдал за двоих?
Я боялась, что Эллис вновь начнет вести себя, как тогда в Управлении: станет говорить о трупах, убийствах и отпускать циничные шутки. Но он словно бы ощутил витающее в воздухе трагическое чувство и был исключительно сдержан. Даже вопросы задавал благопристойные. Как давно Шилдсы переехали в здешние места, как нравится мальчику тутошний климат, подружился ли он с кем-нибудь из соседей, чем занимается сам Дуглас в свободное от обучения сына время… Вскоре я потеряла нить разговора, и лишь светские навыки позволяли мне время от времени вставлять подобающие реплики, не особенно отвлекаясь от собственных мыслей. Эвани быстро нашла общий язык с мальчиком, и отчего-то смотреть, как они смеются вместе, было тяжело. Поэтому когда наступило время уходить, я ощутила приступ постыдной радости.
— Энтони — это какое-то чудо. Такой чистый и светлый мальчик, — с изрядной долей благоговения произнесла Эвани, когда мы отъехали от поместья. Тихо позвякивала сбруя, вгонял в сон ритмичный перестук копыт, фыркали негромко лошади, словно переговариваясь — все звуки, даже самые простые, казались сейчас исполненными тайного смысла, будто складывались в грустную мелодию. — Глядя на него, я впервые подумала, какое это счастье — быть матерью… Если когда-нибудь небеса пошлют мне сына, то пусть он будет похож на Энтони!
— Главное, чтоб он безногим не был, а там пусть хоть маленьким чертенком растет, — пробормотал Эллис себе под нос и нахмурился, словно что-то вспоминая.
К счастью, Эвани его не услышала.
— А вы, Эллис? — обратилась я к нему. — Для вас эта поездка была полезна?
— О, да! — расцвел он. — Исключительно полезна. Во-первых, я обзавелся личным консультантам по ритуальным убийствам. Во-вторых, убедился, что у Дугласа Шилдса были все возможности совершить убийство. Вы слышали, что он преподавал вместе с историей? Астрономию и, внимание, медицину! — Эллис торжествующе воздел палец к небу. — Конечно, чтобы разобраться во всех этих культах и обрядах нужно и то, и другое, и еще математика не помешает — расчеты все-таки… Но так или иначе, это дает нам возможность.
Эвани гневно стиснула поводья:
— Вы подозреваете безутешного отца…
— Я знаю, на что бывают способны безутешные отцы, — насмешливо перебил ее Эллис. — Боюсь, мисс Тайлер, я видел слишком много людских пороков, чтобы верить исключительно в свет.
— Думаю, священник на исповеди тоже слышит всякое и знает о многих грехах. Но я не представляю, чтобы отец Марк сказал то, что сказали вы, — холодно заметила Эвани. В глазах ее появился металлический блеск.
— Марк просто наивный дурак, — в сердцах произнес детектив.
Эвани поджала губы, отвернулась и хлестнула лошадь, посылая ее рысью.
— Я не буду извиняться. И не надо смотреть на меня этим своим фирменным взглядом «вы-еще-пожалеете-об-этом», Виржиния. Я всего лишь делаю свою работу, — Эллис цинично развел руками. — Если бы я не подозревал каждого, находясь при исполнении, то в половине случаев преступники уходили бы от правосудия.
В памяти моей воскресло лицо Дугласа Шилдса, искаженное от горя.
А потом — образ Бесси Доусон. Мертвой.
— Понимаю, — кивнула я осторожно. — Но, не обессудьте, сейчас я не стану составлять компанию вам, а лучше нагоню Эвани. Я-то как раз не при исполнении, а потому имею право на чувства, — я помолчала. — А перед Эвани все же извинитесь.
— Я не виноват ни в чем, — буркнул обиженно детектив и взъерошил волосы, и без того пребывающие в беспорядке.
— Извиняются не всегда те, кто виноват, Эллис. Увидимся за ужином.
Эвани я догнала быстро. Но до самого дома мы так и не обменялись ни единым словом.
А Эллис к ужину не явился.
— Мистер Джонс, будьте так любезны, напомните мистеру Норманну, что трапезничать в этом доме принято всем вместе, за одним столом.
Дворецкий склонился, прижав руку к груди. На воротнике у него темнели влажные пятна — жаркий день перешел в не менее душный вечер. Точнее сказать, в летнем платье было очень даже удобно, а вот в униформе — нет; ее бы сменить на что-нибудь полегче, тем более приемов в особняке пока не намечалось, но Джонс оказался на редкость педантичным.
— Я бы с радостью, леди, — прокряхтел он. — Однако мистер Норманн соизволил уйти из поместья сразу же после того, как с прогулки вернулся.
— Мистер Брэдфорд? — обернулась я к доктору, почитывающему позавчерашнюю газету.
— Сожалею, леди, но не имею ни малейшего понятия, где может быть Эллис, — улыбнулся он тонко и, свернув газету, отложил ее в сторону. — Могу лишь предположить, что он направился в деревню, чтобы еще раз потребовать доступ в архивы.
