Алексей Оутерицкий - Немцы в городе
Я опять пожал плечами. Потом постоял и сказал:
– Ладно.
И вышел.
Цеховое собрание устроили у слесарей-ремонтников, по-свойски, без официоза в виде стульев – работяги, не мудрствуя, просто расселись на верстаках. Я тоже запрыгнул на свободное место и сидел, прислонившись спиной к прозрачной плексигласовой перегородке между двумя верстаками.
Смирнов стоял метрах в трех от моего места, в дверях, ведущих в покореженный зал с ручным прессом. Ругался он не особо, потому что ругать, получалось, было некого.
– Так мы-то тут при чем, если это складской автопогрузчик дел натворил, – сказал кузнец, выражая общее настроение. Я уже знал, что его прозвали Вакулой, как кузнеца из какой-то книги какого-то классика – Толстого или кого-то вроде него.
– А одежда, – сказал Смирнов. – Рабочую одежду вам тоже складские попортили?
У работяг эта реплика только вызвала раздражение.
– Вот вы бы, Иван Сергеевич, и выяснили, кто этим балуется, – хмуро сказал мужик лет пятидесяти, в очках с треснутыми стеклами и перемотанной черной изолентой дужкой. Он сидел на соседнем, через проход, двойном верстаке, и мне потребовалось податься вперед и повернуть голову, чтобы увидеть его. – Я утром в шкафчик свой полез, так меня чуть наизнанку не вывернуло. Все в каком-то… какой-то… даже не знаю, как это назвать. Кровь, не кровь… Да еще изодрали все в клочья.
Зал загудел.
– Точно! – громко сказал кто-то за моей спиной, но мне уже было лень повернуться, чтобы посмотреть, кто это. Да и незачем.
– И не в первый раз уже такое, – поддакнул еще кто-то сзади.
Видимо, Смирнов, наконец, получил зацепку для небольшого разноса, потому что заметно оживился и повысил голос.
– Кстати, насчет изнанки, – многозначительно сказал он, глядя на очкарика. – А может, наших работников выворачивает совсем по другой причине? – Работяги перестали переговариваться, наступила полная тишина. – Вот взять хотя бы вас, Степан Константинович… Вы при каких обстоятельствах очки повредили? Кажется, вчера они были у вас целы.
– А при чем здесь мои… – мужик машинально снял очки и принялся протирать их несвежим носовым платком, один из уголков которого был перепачкан отработанным машинным маслом.
– А при том. – Начальник прошел пару метров, остановился в проходе между нашими верстаками и повернулся к мужику, встав ко мне спиной. – Сегодня в мой кабинет звонила некая женщина, интересовалась, вышел ли ее муж на работу. Догадываетесь, чья это была жена? – Мужик промолчал. – Жаловалась, что ее супруг не ночевал дома, – сказал Смирнов, – и что она хотела бы знать, где он в данный момент находится… – Не дождавшись ответа, он удовлетворенно хмыкнул и с видом победителя вернулся назад, на свое первоначальное место.
– Да я просто это… ну… – наконец пробормотал покрасневший как бурак мужик и опять нацепил битые очки на нос, а по залу пронеслись негромкие смешки.
– Сдается мне, некоторые просто изволят приходить на работу с похмелья, оттого их и выворачивает по утрам наизнанку, – сказал начальник. Мужик опять раскрыл было рот, но Смирнов остановил его взмахом ладони. – Все, помолчи, Степа… Это многих касается! – повысил он голос и обвел взглядом опять притихших работяг. – Звонила, между прочим, не только жена Васильева… Что, ребятки, опять имела место массовая попойка?
Кто-то сзади начал что-то говорить, но начальник опять вскинул руку.
– Нет, я все понимаю, – сказал он. – Мы тут все люди взрослые, можем говорить откровенно. Ну, решили выпить после смены по сто грамм, ну, скинулись, зашли в магазин… Напиваться-то зачем. Надеюсь, хоть в вытрезвитель попасть никого не угораздило?
Никто не ответил.
– Он, между прочим, сам дома не ночевал, – прошептал сидящий слева от меня мужик с блестящими залысинами другому мужику, по правую мою сторону.
– А ты откуда знаешь? – прошептал тот.
– Да я утром по поводу зарплаты спросить к нему пошел, слышу, он в кабинете по телефону говорит. Ну, я перед дверью постоял, чтобы не мешать, слышал, как он перед женой оправдывается.
Они так и шептались через меня, на меня не обращая внимания. Лысоватый хотел сказать что-то еще, но тут Смирнов посмотрел на него и многозначительно кашлянул.
– Потом расскажу, – шепнул мужик.
– Ладно, давайте решать, как будем приводить все в порядок, – вздохнув, сказал Смирнов.
По-видимому, разносы закончились, не начавшись, и пошло обсуждение рабочих вопросов. Мужики расслабились.
– А чего тут решать, – сказал парень с длинным шнобелем, с верстака сзади моего, через проход. – Пусть складские и ремонтируют. Они ведь уже не первый раз нам такую подляну устраивают.
– Все сказал? – сказал Смирнов. Он погонял челюстные желваки туда-сюда. – Хорошо. Засчитаем эту реплику как шутку… Александр Николаевич?
– Не-е-ет, Сергеич, извини, – сказали сзади и я на сей раз оглянулся, чтобы посмотреть. Это был бригадир, хмурый сорокалетний мужик, который давал мне задание наточить прутки. – Сам прекрасно знаешь, мы до конца смены станок в первом ткацком запустить должны, кровь из носу. Иначе весь их план накроется, а крайними мы окажемся.
– Хорошо… Инструментальщики, – сказал Смирнов.
– А у нас как будто работы меньше, – отозвался тоже сзади второй бригадир, полная противоположность первого – низенький крепыш с тяжелыми надбровными дугами.
Начальник нахмурился.
– В ваше распоряжение поступит дополнительный работник, – подумав секунду, сказал он.
Крепыш скептически хмыкнул и наигранно бодряческим тоном сказал:
– Ну, тогда я спокоен. Считайте, ворота уже стоят.
Многие засмеялись, а я вдруг понял, что речь идет обо мне.
– Ладно, хватит из пустого в порожнее гонять, – подытожил Смирнов. – Будет так, как я сказал. – Он вскинул руку, посмотрел на часы. – Так, кузница… Волков, бросаешь все и помогаешь сегодня слесарям разобраться с воротами. И один из сварщиков – туда же. Викентьев все контролирует… Все, собрание закончено. Вольно, разойдись.
Народ начал разбредаться по курилкам. Ремонтники повалили под лестницу, токаря и инструментальщики пошли к себе, в тамбур перед сортиром. Я подумал и пристроился к первым, потому что с ними пошел Викентьич.
– Нет, все же это полная фигня, – сказал в курилке неприметный мужичок примерно тридцати пяти лет. – Как можно напиться и не помнить, как.
– Да запросто, – сказал кто-то.
– Может, пойло некачественное? – предположил еще кто-то, и я понял, что мужики, наверное, вернулись к теме, которую обсуждали с утра.
– Да чепуха, – сказал мужичок. – Вот скажите. Кто помнит, чтобы мы вчера собирались после смены выпить?
– Никто не помнит, – сказал бригадир. – Говорили уже об этом. Только вот дома из наших никто не ночевал, это тоже факт. И где были, никто вспомнить не может. Очнулись кто в трамвае, кто на улице, кто еще где. Я вот, к примеру, прямо здесь, в раздевалке утром очухался… А как сюда доехал и откуда – напрочь отрезало. Просто стою перед раскрытым шкафчиком с ключом в руке и пытаюсь сообразить – это я уже отпахал смену или только что пришел.
– Может, пойло виновато, – повторил кто-то. – Так врезало по мозгам, что всю память отрубило. Такое бывает.
– А я все помню, – сказал Викентьич и посмотрел на меня. – И дома ночевал.
– И я помню, – сказал я.
Все стали таращиться на меня, а я, смутившись, подался вперед и погасил сигарету о край высокого жестяного сосуда для сигаретных бычков и мусора, типа вазы с раструбом на горлышке.
– Вот так, – сказал Викентьич. – Закончили смену и разошлись. Все как всегда и никакой мистики. Короче, пить меньше надо, вот что я вам скажу.
– Ну-ну, – сказал неприметный мужичок.
– Ладно, пошли пахать, – сказал Викентьич. Он тоже погасил сигарету и встал. – До конца смены ворота должны стоять… Тезка, дуй в кузницу за Вакулой и сварщиком, поторопи их. Скажи, пусть берут инструмент и подтягиваются к воротам.
– Ага, – сказал я.
И поплелся в кузницу, размышляя, понравилось бы мне, если бы меня прозвали Вакулой…
Я стоял в прозрачной с двух сторон плексигласовой комнате, у наждака, и затачивал прутки. За вчерашний день нам удалось навести в угловом зале полный порядок. Мы поставили ворота, выровняли покосившиеся станки, вставили выпавшую прозрачную стену наждачной и сделали еще кучу всяких мелочей. Даже у аппарата газированной воды был отрихтован бок и теперь он нуждался лишь в легкой подкраске, а плафон в наждачной был опять, как положено, закреплен на потолке.
Я прикладывал конец прутка к вертящемуся каменному диску, раздавался скрежет, на меня густым разноцветным потоком летели искры, а я думал, где бы достать денег, чтобы купить зельца. Попробовать, что ли, как-то пробить аванс…
