Игорь Тумаш - По совместительству экзорцист
— Что за самоуправство! — визгливо закричал лжесын божий. — Кто позволил ломать потолок?! Я сейчас в отдел архитектуры горисполкома позвоню! Милицию вызову! Поставлю в известность директора ДЮСШа!
Ловко, словно акробаты, вслед за кроватью спустились и четыре джигита. Падая перед павианом на колени, стали вразнобой, однако очень требовательно, даже агрессивно просить:
— Брат Иисусов, умолаем тэбя снызойты к просьбэ — исцели нашего паарализованного друга.
Патрик О'Грегори метнулся к двери.
— Дэржи Праарока! К стэнэ, в угол его даавай!
«Преподобного» схватили. Он яростно отбивался.
— Праарок мэня уукусыл! — похвастался один из джигитов.
— Счаастливэц! — позавидовали ему остальные.
Павиану закрутили руки за спину и, в полусогнутом состоянии, подвели к больному. Надавили на затылок. Лоб «преподобного» коснулся бедра парализованного. Синюшное лицо того сразу порозовело, он отбросил одеяло и сел.
— Я исцелен! — с благоговением заявил он.
— Не ври, сволочь! — брызжа слюной, прошипел лжесын и злорадно добавил: — А ноги–то все равно прежние!
— Нэ хлюзди, праарок–марок, пожалуста! Ии нооги я чувствую! Ну–ка папробую.
Встал на пол! Неуверенно прошел несколько шагов. И вдруг пустился отплясывать лезгинку. На кончиках пальцев! Друзья тотчас образовали круг. Откуда–то появились инструменты.
На Кавказе есть гора — самая высокая,
А под ней течет Кура — самая глубокая!
Асса!
«Преподобный», зажав уши, бросился из офиса вон.
Уронив голову на стол среди опорожненных водочных бутылок, павиан пьяно рыдал. Повернул голову и заметил, что по стене ползет таракан. Словил, внимательно осмотрел со всех сторон, оторвал лапки. Дотронулся тараканом до лба.
— Тебе говорю, встань и иди в дом свой!.. Ну, падла, глухой что ли! Тебе говорю, встань и иди в дом, то есть в щель свою!..
Шлепает по таракану селединой. Достает еще бутылку, срывает пробку и хлещет прямо из горла. Вновь роняет голову и хрипло, лающе рыдает. Хлопнула дверь. Это Маргарита, с работы.
— Что случилось?
— Парализованного исцелил, — выдавил «преподобный».
— Я же тебе говорила: бросай все, и уедем! — переполошилась она. — В какую–нибудь глухомань, где нас никто не найдет!
— Дура–баба, разве от Бога спрячешься?! Он пока играет со мной, а потом — хлоп! Как я этого таракана. — И вдруг лжесын божий взорвался и завопил дурным голосом: — Змея! Это из–за тебя я братана и мать в тюрьму отправил! Все из–за тебя! Вон из моего дома! Чтоб ноги твоей здесь больше не было!
И запустил в подругу бутылкой, но промахнулся, залепил в стену. Маргарита развернулась и выскочила из дома, хлопнув дверью.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Как павиан единственного сына вдовы воскресил
Детектив догнал на улице кассира ураловского фонда:
— Митрофан Сергеевич, нам нужно поговорить.
— О чем?.. Вообще, кто вы такой? — удивился старый холостяк.
Прищепкин протянул удостоверение. У кассира — душа в пятки.
— А что, собственно, случилось? — спросил он перепуганно, тщетно пытаясь сохранить достоинство.
— Насколько мне известно, фондом заинтересовалась милиция. Ваш директор — бежавший из заполярного лагеря рецидивист, цель которого вовсе не строительство храма, а обогащение. Не сегодня так завтра счета заморозят, вас и «преподобного» арестуют…
— Ой! — схватился за сердце кассир. — Готов сделать чистосердечное признанье. Чем могу помочь лично вам, милиции? Понимаете, у меня язва. Вы уж, пожалуйста…
— Замолвлю словечко, не переживайте, — улыбнулся Прищепкин. — Если я верно информирован, вы — единственный сын вдовы? — уже сухо, по–деловому спросил он.
— Да, мой папа погиб при кораблекрушении, — со вздохом рвущей душу печали, словно его родителем по меньшей мере был Леонардо Ди Каприо, подтвердил Митрофан Сергеевич.
— Вот я уже и ваш должник: хочу попросить сыграть в спектакле, которым рассчитываю немного расшевелить «преподобного». Сначала придется изображать покойника, затем его воскрешение.
— Что за странный спектакль и почему играть в нем должен непременно я? — еще больше удивился, чем испугался кассир.
— Потому что вы — единственный сын вдовы.
— …
— Читайте Вечную книгу.
Смерчи бывают не только в кино и Майами, которое «бич». Не только в далекой Республике Сальвадор. Смерчи случаются и в людских душах — это еще наш всенародный Федор Михайлович заметил. Если такое происходит, очень страдают также посуда и мебель…
Жалко импортную мебель, жалко фарфоровую посуду, слов нет. Но еще жальче, конечно, бессмертную душу человеческую. А ведь даже обои были Григориади порваны, висели лоскутами, даже люстру расколотил примат в смерчевом выплеске.
Разгромил свое гнездышко, ну и обессилел: уснул средь бела дня, обернув голову полотенцем и свернувшись калачиком, прямо на полу. Затрезвонил телефон. Долго пришлось надрываться «тайваньчику», пока «преподобный» взял трубку:
— Ну, чего надо? Я никого не принимаю, — просипел он.
— Патрик Джонович, наш кассир загнулся! — закричал в микрофон, так как слышимость была отвратительной, фондовский бухгалтер горбун Степушка.
— Что–что? — все равно не расслышал примат, так как вдобавок уши у него оказались заткнутыми ватой.
Тут в трубке что–то щелкнуло, слышимость восстановилась в полном объеме:
— Умер, говорю, наш Митрофан Сергеевич — сгорел на работе. Уснул и не проснулся: сердце, верно… Надо же, какое горе для матери! Ведь она вдова, а Митрофан Сергеевич был у нее единственным сыном.
— Ну и черт с ним, — равнодушно принял весть «преподобный». — Лично для меня его смерть — не потеря.
— Патрик Джонович, только не кладите трубку, — зачастил Степушка, спеша выговориться. — Покойника уже в офис привезли. Прощаться. Вас ждем.
— Я с ним и при жизни через раз прощался, через два здоровался. Без меня обойдетесь.
— Патрик Джонович, мать покойного хотела лично вам передать его какие–то важные бумаги.
«Преподобный» тяжело вздохнул:
— Ладно, только у меня голова раскалывается: приму таблетки, полежу немного. Приеду сразу в крематорий.
Примат покряхтел под ледяным душем, выпил несколько чашек кофе. Перед выходом из дома хотел заглянуть в Библию. «Ай, — махнул рукой, — какие тут могут быть чудеса? Ну, сдох старый вахлак — давно срок пришел».
Гроб с покойным был установлен на задрапированной тележке в «зале прощаний». У изголовья тусовалось пяток особо торжественных, словно их принимали в пионеры, дряхлых согбенных старушек — мать и тетки покойного. Полукругом толпились родственники и близкие Митрофана Сергеевича. Отдельно, сгорбившись на раскладном стульчике, с отсутствующим видом сидел «преподобный». Между ним и безутешной вдовой, потерявшей единственного сына, курсировал горбун Степушка, хохотун и краснобай.
Крематорский оратор, получив сверх оговоренного прейскурантом, заливался соловьем так, что всем присутствующим стало даже немного жаль скучного, глупого и жадного Митрофана Сергеевича: ведь это не хорь дуба дал, не селезень лапы откинул, а вроде как человек скопытился.
— Смерть забирает из наших рядов лучших, — не очень, правда, оригинально, но бодро начал оратор.
Этот безразмерный трафарет, тем не менее, образу кассира был вопиюще тесен. «Неужели?» — даже нечаянно вырвалось у кого–то.
Оратор, глянув на покойного, покраснел и сбился, но тут же взял себя в руки и переплаченные детективом денежки отработал вполне.
— Для оставшейся вдовой мамочки, — продолжил он, — Митрофан Сергеевич был самым заботливым на свете сыном. Покойник помогал ей абсолютно во всем, то есть не только в уборке, мытье посуды, стирке, глажении белья и приготовлении пищи, но и даже в вязке носков, раскладывании пасьянса и распространении сплетен. Вдобавок, он ходил по магазинам и поливал клубнику на дачном участке, самостоятельно ремонтировал квартиру и сложные бытовые приборы. Ради ее счастья Митрофан Сергеевич даже освоил такую довольно сложную техническую операцию, как отмотку показаний электросчетчика. Митрофан Сергеевич также никогда не забывал поздравлять маму с праздниками. Причем, не пропуская ни одного! То есть, кроме Международного женского дня и Нового года, подписывал ей открытки и на День работников связи, День печати, День медиков, День машиностроителей, День танкистов, День десантных войск и так далее.
Пусть не будет у вас ни малейших сомнений, о други, и в том, что наш Митрофан Сергеевич был самым лучшим в мире кассиром. Хотя подделка подписей в определенных, малозначимых документах в кассирских кругах не считается чем–то особенно предосудительным, но за сорок лет своей профессиональной деятельности он не подделал ни одной! Если необходимый для формальной закорючки человек отсутствовал, например, был в байдарочном походе, то Митрофан Сергеевич тоже брал байдарку и отправлялся вслед. Таким образом, он стал мастером спорта по туризму, кандидатом по парашютному, «Недокосмонавтом СССР». (Вышвырнули с космического корабля, куда он проник за подписью Титова, за полторы минуты до старта). А ведь все, казалось бы, ради росчерка в ненужной бумажке!
