Сэм Крайстер - Наследники Стоунхенджа
Натаниэль Чейз не вписывался ни в одну из трех категорий. Она собрала о нем все, что могла: банковский счет, сведения о залогах, связи с брокерами, финансовые и личные — и на отца, и на сына. И ничего не нашла. Очаровательное семейство — и весьма состоятельное. Теперь это относится к сыну. Душеприказчик сказал, что сын получит все. Насколько она могла судить, все — означало более 20 миллионов в недвижимости, машинах, акциях и сбережениях. А также поместье с двумя машинами в гараже: семилетним «Рейнджровером» и ретро-«Роллс-Ройсом», оцененным в миллион с лишним, а также антиквариат и картины в сейфах — в общей сложности на пять миллионов. Да еще портфолио Натаниэля Чейза с персональными инвестициями и приватными банковскими счетами отделения английского банка в Швейцарии — это плюс шесть миллионов. Странно, что дела предприятия велись через швейцарское отделение банка и прибыль этого года составляла более миллиона. Кроме того, старый профессор владел участками земли в разных частях страны, несомненно, скрывающими некие археологические ценности.
Теперь все это принадлежит Гидеону.
Она снова просмотрела финансовые сводки. Если сомневаешься, ищи причину в деньгах. Если не секс, то деньги. Если нет других причин, причина в деньгах. Всегда в деньгах.
Не мог ли сын подстроить сцену самоубийства? Он многое выигрывал, и он, несомненно, лгал ей. Кстати, это объясняет, почему он не опознал нападавшего. Может быть, на него напал сообщник. Возможно, Гидеон Чейз убийца и лгун.
А может, она переутомилась и плохо соображает. Сдавшись, Меган включила телевизор. «Фактор X». Фантастика. Полная чушь. Как раз то, что нужно, чтобы забыть о работе.
24
Далеко за полночь, а Шону Граббу не спалось.
Он понимал, что настоящего покоя ему не дождаться. Он достал из холодильника непочатую бутылку водки, отвинтил колпачок и в один глоток принял добрую четверть прямо из горлышка. Не так он был глуп, чтобы не понимать, что происходит. Всякий нормальный человек, сделав то, что он делал, возьмется за бутылку.
Оправдав себя таким образом, он наконец нашел рюмку в расшатанном шкафчике на неопрятной кухне. Иногда ночью воспоминания — неотвязные и жуткие, как кадры из фильма ужасов, — становились просто невыносимыми. Эта ночь была как раз из таких. Перед глазами стоял раздробленный череп жертвы. Тусклые пустые глаза и белая, обескровленная кожа в лунном свете.
Грабб снова глотнул водки. Конечно, он понимал: жертва ради большего блага. Но ужасное зрелище не шло из головы. Моргни — и снова он разбирается с трупом. Мертвое мясо, говорит о нем Муска. Сказал, чтобы он так и относился к мальчишке. Как к бараньей туше или свиному окороку.
Они забросили искалеченный труп в кузов фургона Муски и отвезли на скотобойню. У Муски были ключи. Мальчишка, когда они взваливали его на ленту конвейера, весил целую тонну. Муска подвесил его вверх ногами, как забитую корову, потом перерезал горло и спустил остатки крови в сток.
Грабб и сейчас слышал звяканье цепей, гудение электромотора и призрачное эхо оживших механизмов, уносящих тело по конвейеру. И чудовищные операции. Отделение головы. Потрошение. Обдирание кожи гидравлической установкой. Его едва не стошнило, когда Муске пришлось отдирать мясо, приставшее к когтям их механического сообщника.
Еще глоток водки. Картины не уходят. Пристали к памяти. Засели, как куски мяса, заблокировавшие конвейер. Он твердил себе, что память потускнеет, но в душе знал, что это не так. Это останется навсегда. Его накрывала мягкая теплая волна. Слишком мед-ленно, но накрывала. Он чувствовал, как она качает его. Но смыть вины не может. Как и страха перед разоблачением.
Механизмы отчистили с костей парня все мясо, на-чисто. Никаких улик. Современная конвейерная система превратила все в полуфабрикаты, готовые к употреблению — людьми или собаками. Эта чертова машина даже кости и жир упаковала в аккуратные пакеты. Кровь и фекальные массы стекли в сток, смыты начисто.
— Не о чем беспокоиться, — сказал Муска. — Что ты дергаешься?
Но он беспокоился. Он дергался. Не только из-за кошмаров. Не только от чувства вины. Все это придется повторить. Скоро.
25
Четверг, 17 июня.
Лондон
Кейтлин Лок щурилась сквозь горьковато-желтую утреннюю дымку на блестящую воду Темзы. Она лежала в мягкой теплой постели в квартире отца — одной из многих. У него был дом в Риме. И в Париже. Еще два или три в Испании и Швейцарии. Она не все помнила. И в Штатах тоже: в Лос-Анджелесе, в Нью-Йорке, в Вашингтоне. Папа — знаменитый и богатенький. И Кейтлин тоже предстояло стать знаменитой и богатой — превзойдя его и мамочку.
Об отце она могла болтать без умолку, а вот о матери нет. Нет, мама не в теме. Кайли Лок — мелкая голливудская звездочка, которая бросила их ради какого-то киношного ковбоя. Кейтлин и вспоминать о ней не хотела, не то что говорить. Но если честно, она понимала, что можно было найти в темноглазом французе Франсуа, шести футов ростом и с фигурой с рекламы плавок.
Девушка сбросила одеяло и голой выскочила из постели. Полюбовалась на себя в зеркало рядом с огромным окном с видом на Старый Лондон. Повернулась, кокетливо скосилась через плечо и закончила поворот на триста шестьдесят градусов. Мамочка на убийство пошла бы за такую фигурку!
Она повернулась боком, рассматривая татуировку с «Юнион Джеком» на ягодице. Никто, кроме нее и мастера, делавшего татуировку, ее еще не видел. По кремовому, мохнатому ковру она прошагала к туалетному столику, где лежал мобильник. Рассмеялась, беря его в руки. Номер нигде не числился. Его знали только она да ближайшие подруги. Она перевернула трубку и включила. Не дожидаясь, пока аппаратик найдет сеть, глянула на свою задницу, прикидывая, какой пинок отпустил бы ей папочка, если бы узнал, что она собралась сделать. Она переключила включившийся телефон на режим съемки. Пришлось переждать приступ смеха, а потом уже отщелкать несколько кадров. Большая часть снимков получились расплывчатыми и перекошенными, но она все-таки нашла один подходящий.
Присев на край кровати, набрала номер Джека и добавила короткое сообщение. Нажала «Отправить» и с хохотом повалилась на кровать.
26
«Чепстоу, Чепстоу и Хоук» больше напоминала антикварную лавку, чем юридическую контору. Профессор права из Кембриджа однажды сказал Гидеону, что о человеке можно судить по тому, какого адвоката он нанял. «Чепстоу и Ко» подтверждала его мысль. Безусловно, консервативное и надежное предприятие, но старомодное и пыльное. Натаниэлю такое вполне подходило.
Седая женщина в очах вежливо сообщила, что мистер Чепстоу готов его принять, и провела к двери с латунной табличкой на панели красного дерева. Из-за тяжелого конторского стола навстречу Гидеону поднялся мужчина.
— Люциан Чепстоу. — Он протянул руку с «Ролексом» на запястье под обшлагом полосатого синего костюма.
— Гидеон Чейз. Очень приятно.
И тут же мысленно выругал себя за машинально произнесенную и вряд ли сейчас уместную вежливую формулу.
— Весьма сожалею о вашем отце. Садитесь, пожалуйста.
Гидеон занял одно из двух кожаных библиотечных кресел перед величественным столом. Адвокат, седой мужчина немногим старше сорока лет, вернулся на свое место, оправил жилет и сел.
— Вам чая? Или воды?
— Благодарю вас, не надо.
Чепстоу протянул руку к настольному телефону.
— Вы уверены?
Настойчивость адвоката разозлила Гидеона. Он отнес несвойственную ему раздражительность на счет неловкости, незнакомой обстановки и печальных обстоятельств.
— Благодарю, ничего не нужно.
Дверь отворилась. В комнату, сутулясь, ввалился ветхий старик — несомненно, отец Люциана, основатель практики.
— Седрик Чепстоу, — пробормотал он, словно отвечая на вопрос, и, не протянув руки, уселся рядом с Гидеоном.
— Надеюсь, вы не против? Я зашел выразить соболезнования. Я очень хорошо знал вашего отца. Прекрасный человек. Я двадцать лет вел его дела.
Гидеону хотелось заметить, что его отца никто не называл прекрасным, но он сдержался.
— Ничуть не возражаю. Благодарю вас. — И, удивив самого себя, он добавил: — Насколько хорошо вы его знали? Какие именно дела вели?
Чепстоу обменялись взглядами. Вопрос их явно смутил, и Гидеона это заинтересовало.
— Скорее профессиональные, чем личные, — ответил старик. — Мы оформляли все его дела: договора, контракты, соглашения, документацию на импорт и экспорт — в таком роде. Он был одним из самых крупных наших клиентов.
— Не сомневаюсь. — Ответ вопреки намерениям Гидеона прозвучал язвительно.
Люциан счел нужным вмешаться:
— Ваш отец был очень увлеченным человеком. И весьма успешным. С ним было приятно работать.
